— Конечно, Аллан… — ответила наша шотландка, вложив в эту короткую реплику все чувства, на какие была способна.
Они вместе прошли в кухню, при их появлении Нэнси туг же вскочила с места.
— Нэнси, милая, позвольте представить вам Аллана Каннингхэма… Аллан, это Нэнси Нанкетт, она тоже поспешила мне на помощь.
— О, мистер Каннингхэм, Имоджин так много мне о вас рассказывала…
— Весьма польщен, мисс… Если, конечно, она меня не слишком ругала…
— Ну что вы, совсем наоборот!
— Ах, да замолчите же вы, Нэнси… — вся зардевшись, вмешалась Имоджин. — Что же касается вас, Аллан, то будьте любезны объяснить, по каким таким причинам вы бросили меня на произвол судьбы, едва мы приехали в Калландер?
— Позвольте, Имоджин, вам не отвечать… Тем более что, судя по вашему сердечному, доверчивому письму, вы уже и сами догадались о причинах моего… бегства.
— Вы только подумайте, Нэнси, такой большой мальчик и такой робкий… — промолвила мисс Мак-Картри, не зная, смеяться или плакать.
— Что правда, то правда… Ну что ж, в наказание придется заставить мистера Каннингхэма помогать нам на кухне!
— С превеликим удовольствием!
Пока трое обитателей старого дома чистили овощи, готовили мясо и накрывали на стол, между ними завязалась непринужденная беседа, из которой — в силу известных обстоятельств — очень скоро устранилась Нэнси. Едва Аллан услышал, как Линдсей и Росс пытались убить Имоджин, он пришел в такое негодование, что даже пару раз по-мужски грубо выругался, но тут же попросил у дам извинения. По его мнению, Линдсей и Росс, с которыми он познакомился у себя в клубе, просто хотели использовать его как ширму. Когда Линдсей сказал ему о своей поездке в Шотландию, Аллан как раз собирался по делам в Эдинбург и, будучи заядлым рыболовом, с удовольствием принял предложение к нему присоединиться. Ну а потом поезд, встреча с Имоджин, ощущение, что она отдает предпочтение Линдсею, и, наконец, телефонный звонок из Эдинбурга, давший ему повод исчезнуть…
Напрочь забыв о своих матримониальных прожектах в отношении Линдсея и Росса, Имоджин вполне чистосердечно заверила Каннингхэма, что никогда даже внимания не обращала на толстяка Линдсея. Казалось, Аллана вполне удовлетворили ее объяснения и он выглядел вполне счастливым.
— И все-таки, Имоджин, — добавил он, дабы окончательно прояснить для себя ситуацию, — я никак не возьму в толк, почему все-таки эти двое решили отправиться сюда и по каким причинам они вас преследовали и даже покушались на вашу жизнь?
Лишь какую-то долю секунды поколебалась мисс Мак-Картри, прежде чем дать ответ. Она сочла, что не имеет никакого права скрывать правду от того, в ком уже видела будущего супруга, и ввела его в курс своей важной миссии, которая вот-вот завершится с возвращением сэра Генри Уордлоу. Совершенно ошеломленный услышанным, Каннингхэм поначалу, казалось, просто не мог поверить своим собственным ушам; потом с почти детским восторгом воскликнул, что мисс Мак-Картри — самая потрясающая женщина, которую ему когда-либо доводилось встречать. Ему вторила Нэнси, и Имоджин, покраснев как маков цвет, тут же отправилась за виски, чтобы скрыть смущение.
Покончив с трапезой (Аллан признался, что никогда в жизни не ел вкуснее), трое друзей пошли прогуляться. Еще до этого они решили, что и Каннингхэм тоже поселится с ними в старом домике Имоджин, ну а Нэнси возьмет на себя роль дуэньи — дабы соблюсти приличия и избежать всяких кривотолков.
По словесному портрету, который ему нарисовала Имоджин, Аллан сразу же — не успела троица войти в «Гордый хайландец», чтобы выпить по чашке чая, — узнал Герберта Флутипола. Валлиец мирно восседал в уголке и, похоже, нимало не интересовался тем, что происходит вокруг. Занятый пополнением запасов пива, Тед Булитт издали радостно приветствовал Имоджин и послал Томаса принять заказ. Ободренная присутствием Аллана, мисс Мак-Картри села так, чтобы не выпускать из поля зрения Флутипола, и сначала принялась отпускать весьма нелестные замечания по поводу уроженцев Уэльса, а потом переключилась на мужчин, которые смешат окружающих дурацкими усами. Ее поддержал Аллан, всячески одобряя ее остроумие. Нэнси же чувствовала себя явно не в своей тарелке и просила их прекратить.
Герберт Флутипол уставился на компанию своими голубыми глазами и упорно не сводил с них взгляда… Почувствовав некоторую неловкость, друзья попытались было продолжить шутки, однако этот обращенный на них пристальный взгляд портил им все удовольствие. Тогда Аллан, потеряв терпение, встал и подошел к столику валлийца.
— Сэр, мне не нравится ваша манера смотреть в нашу сторону…
В заведении тут же воцарилась тишина, а Тед Булитт, вытирая руки, вышел из-за стойки.
— Что ж, вам остается только поменять место, — ответил Герберт Флутипол с той ледяной невозмутимостью, которая в краях, где шотландская экспансивность постоянно будоражит умы, была равносильна самому жестокому оскорблению.
Быстро смекнув, что дело запахло жареным, посетители «Гордого хайландца» уставились на спорщиков. Томас же — официант заведения — кинулся к телефону, чтобы в случае чего, не теряя ни минуты, вызвать на помощь Тайлера.
— Джентльмены! Не забывайте, что здесь дамы! — попытался урезонить спорщиков Тед Булитт.
— Вот именно поэтому, — ухмыльнулся Каннингхэм, — я и не могу допустить, чтобы этот тип вел себя по-хамски!
Герберт только вздохнул.
— Полагаю, вы просто слишком много выпили…
— Я?! Нет, посмотрите-ка на него! Что ж, если угодно, я готов продемонстрировать вам, что у меня отличная реакция!
— Ладно, раз уж вы так настаиваете… Хотя, на мой взгляд, это совершенно идиотская затея…
Валлиец тяжело поднялся со стула, и присутствующие сразу заметили, что шансы у противников далеко не равны, поэтому тут же прониклись какой-то смутной антипатией к Аллану. Тед Булитт, поняв, что его попытки примирить враждующих не увенчались успехом, подал условный знак Томасу (официант стал незаметно набирать номер полицейского участка) и принялся сдвигать столы и стулья, дабы освободить место для назревающей драки.
По правде сказать, Каннингхэм не слишком-то гордился собой. Одолеть этого дряблого пузатого тюфяка — тоже мне подвиг! Может, не будь с ним дам, он и отказался бы от своего намерения, но теперь уже было поздно. Флутипол не торопясь надел шляпу и, обращаясь к Аллану, который оказался почти на голову выше, спокойно спросил:
— Ну и что же дальше?
— Извольте немедленно извиниться перед дамами, иначе мне придется вас проучить!
— Предпочитаю, чтобы меня проучили!
Весьма довольная ответом аудитория дружно перешла на сторону валлийца.
— Что ж, вы сами этого хотели!
Аллан приподнялся на цыпочках, изобразил пару обманных ударов, потом что было силы размахнулся, намереваясь нанести противнику удар слева, да так, чтобы угодить в нос — может, вид крови и боль несколько отрезвят того и заставят просить пощады. Увы, кулаку не суждено было достичь желанной цели. Впоследствии Каннингхэм, как ни старался, так и не смог понять, что же с ним, в сущности, произошло. Во всяком случае, когда к нему вернулась способность соображать, он уже лежал на спине, почти лишившись чувств от сильнейшего удара об пол, неизвестно как перелетев предварительно через плечо валлийца. Друзья Теда Булитта в полном восторге издали оглушительное «ур-р-ра!»… Имоджин, горя желанием отомстить за своего кавалера, готова была вцепиться ногтями в покидавшего поле брани Флутипола, как суровый окрик буквально пригвоздил всех к месту:
— Что это здесь происходит?
И в проеме двери выросла знакомая фигура Сэмюеля Тайлера.
— Ага, так я и знал! — вздохнул он, увидев мисс Мак-Картри.
С приходом полицейского всеобщее оживление несколько улеглось и все расселись по своим местам. Поскольку официальных жалоб никто подавать не собирался, Тайлер в порядке компенсации за причиненное беспокойство согласился пропустить стаканчик, который предложил ему Тед Булитт. Мисс Мак-Картри же покинула заведение, провожаемая весьма недоброжелательным молчанием, и вынуждена была признать, что все больше и больше теряет в общественном мнении Калландера. В другие времена, может, это бы ее и огорчило, но теперь, когда рядом шагал Аллан, ей было в высшей степени наплевать на все, что не имело прямого отношения к ее любовным переживаниям.
Когда мисс Мак-Картри вернулась с гостями домой, Нэнси, объяснив, что слишком перепугалась из-за всей этой истории, отказалась от ужина и попросила разрешения немедленно лечь в постель. Разрешение было дано, а Имоджин даже пообещала принести ей наверх чашечку чая. Нет-нет, она и в самом деле была искренне привязана к подруге, — просто сейчас ее куда больше волновало здоровье Каннингхэма, которого она чуть не силком заставила выпить почти неразбавленного виски и то и дело справлялась, не болит ли у него где-нибудь.
