Вот и мы лежали рядом, как два мертвеца. Я пыталась выстроить очередную комбинацию, а он гадал, как меня от этого отговорить. Потому что не верил в успех предприятия.
Но я все же решила попробовать.
– Дай мне ее адрес, – потребовала я утром вместо обычной порции ласк.
– Кого?
– Свидетельницы. Этой кошечки. Я поеду к ней.
– Хочешь, чтобы она отказалась от показаний?
– Просто хочу на нее посмотреть.
– Что ж, тебя это позабавит, – усмехнулся он. – Ее зовут Дионисией Денисовной.
– Как-как?
– Дионисией, – он хмыкнул. – Немногим лучше, чем Георгина, да?
– Хуже, – покачала головой я. – Гораздо хуже.
– А поезжай, – развеселился он.
Потом я поняла причину этого веселья. Представьте себе на минуту, что ваше отражение в зеркале вдруг зажило самостоятельной жизнью. Что оно вышло из стеклянного плена, обрело плоть и кровь, заговорило, стало совершать поступки, до безобразия похожие на те, что совершаете вы. Именно до безобразия, потому что, видя себя в зеркале, человек отмечает лишь внешние свои недостатки. Как то: вскочивший на подбородке прыщ, оттопыренные уши, слишком длинный или, напротив, короткий нос. И переживает по пустякам, будто бы это вселенская трагедия, и пластический хирург, он же господь бог, может за деньги свершить чудо. Да подумаешь, оттопыренные уши! Да будь они трижды идеальными, глупость-то куда спрятать! Идиотское выражение лица, дебильный смех или неуместное хихиканье. Вульгарную речь и развязные манеры. Нелепую походку, сутулую спину, Как только человек отходит от зеркала, он тут же перестает себя контролировать и становится тем, кто он есть на самом деле. Если он дурак, так его и будут воспринимать как дурака, несмотря на его идеальные уши. И вот у меня появилась уникальная возможность все это увидеть. Объемно, так сказать, а не в плоскости.
Она тоже проводила выходные за городом в просторном особняке, где была совершенно одна. Я, по крайней мере, застала Дионисию одну, только потом ей на руки прыгнула большая дымчатая кошка. Это единственное, что нас отличало. Я никогда не пыталась скрасить свое одиночество, заведя домашнее животное. Кошку или собаку. Я их, во-первых, не люблю, а во-вторых, не люблю тоже. Я знаю, многие люди начинают сходить с ума из-за живого клубка шерсти или шевелящейся мохнатой варежки, как только обстоятельства вынуждают взять его в первый раз на руки. Подарили, подбросили к двери дома, друзья спихнули, уезжая на ПМЖ за рубеж. И, продолжая не любить всех остальных животных, человек попадает в зависимость от своего, которая сродни наркотической. Но мне не довелось. Не повезло, не подбросили, а друзья, отбывшие за границу, оставили квартиру вместе с мебелью и большую часть одежды, кота же взяли с собой. Но, быть может, все еще впереди? Когда я выйду на пенсию и в самом деле примусь вязать бывшим любовникам и их детям носки, у моих ног будет сидеть огромная кошка. Или собака.
Дымчатые кошки на новеньком джипе Дионисии были точь-в-точь как та, что сидела у нее на руках. Случай типичный. Некоторые кошатники глиняные кружки с мордочками любимцев покупают в безумных количествах или полотенца со следами кошачьих лап, картины вешают на стены, бесчисленные фотографии, а эта решилась на аэрографию, причем испортила дорогую машину. Я поняла, что начать надо именно с этого: похвалить ее кошку.
– Господи, какая прелесть!
– Вы любите животных?
– Очень! Особенно кошек.
Она разулыбалась:
– Проходите.
И спустила кошку с рук. Та отошла на деликатное расстояние и принялась внимательно меня разглядывать. Кажется, даже принюхивалась. Я тоже времени зря не теряла, осматривалась. Дом хороший, кирпичный, в два этажа. Мы находились на первом, сначала в холле, после того как я деликатно постучала в дверь, потом хозяйка провела меня в гостиную. Как-то сам собой разговор плавно перетек на кухню. Здесь стоял приземистый диван, покрытый клетчатым пледом, и вообще было уютно. В вазе на столе красовались белые астры. Я тоже люблю астры, яркие цветы ранней осени. Они напоминают о том, что зрелая красота не боится заморозков и первые холода ей только на пользу.
Честно говоря, когда я узнала о внезапно объявившейся свидетельнице, у меня в мыслях созрел другой план. Надавить с помощью ее мужа. Но потом я узнала, что он подал на развод. Так что? Примирение супругов? Что мне поможет? И почему она вдруг дала против меня показания?
– Вы, собственно, кто?
– Я? Георгина Георгиевна Листопадова.
Мы посмотрели друг на друга и теперь уже улыбнулись обе. Она выглядела моложаво, как и я. Хорошо зарабатывала. Как и я. Имела неплохую коллекцию бриллиантов, и я невольно посмотрела на свои руки. На дорогое кольцо и платиновый браслет. И она тоже, похоже, любила мальчиков. Продляла свою молодость в объятиях любовников в два раза моложе нее. И, без сомнения, знала себе цену.
Мне пришлось ее поставить в титрах своей коллекции. Как еще одного автора проекта. Потому что я затруднялась найти ей достойное место на полках. Она была и хороша и нет, как нехороша бываю я. Красива и уродлива одновременно. И глупа, когда речь заходила о молодом любовнике. Стареющие красавицы, охотящиеся за смазливыми мальчишками, смешны. Я это прекрасно понимаю, что не мешает мне делать глупости. Она тоже об этом знает, но все равно не может сдержаться.
«Неужели это так заметно?» – думала я, глядя на Дионисию. Я впервые поняла, что чувствуют люди, которые со мной общаются.
И я слегка растерялась. Вот оно, мое уродство во всей своей красе. Потому что к ее внешности претензий нет, все достойно. Но содержание…
– Чай, кофе? – гостеприимно предложила она. – Как вы меня нашли?
– Глебов мой любовник.
Какой смысл врать себе? Она рассмеялась. Смех у нее был молодой и звонкий, и я невольно засобиралась. Я тоже умею так смеяться. Свободно, не прикрывая ладошкой рот, не стесняясь выражать своих чувств, не играя и не завлекая. Просто смеяться, но так, что все оборачиваются и невольно прислушиваются. Мой смех бодрит, как чашка кофе, которым вскоре запахло. Ее смех тоже впечатляет. Роскошная женщина!
– Мне надо было сразу догадаться! – рассыпая искры звонкого смеха, сказала Дионисия. – Милый мальчик. Ведь он в два раза моложе вас?
– Сколько лет вашему?
– Моему бывшему, – поправила она, погасив пламя улыбкой. И поставила на плиту турку. Она варила кофе, как я, в турке без сахара, но добавляя шепотку корицы. Мне стало легко как никогда и в то же время невыносимо трудно. Потому что я знаю, что мною сложно манипулировать. Практически невозможно. Мне надо выкинуть ее из своих расчетов, а что тогда делать? – Моему бывшему тридцать один, – пропела Дионисия, убавляя накал плиты.
– А нынешнему? У вас ведь есть любовник?
– Глебова своего не одолжите?
– Извините, нет.
– Что, хорош?
– Он мне нужен.
– Понимаю. А чем я-то могу? – Она говорила с легкой иронией, совсем как я.
– Скажите честно, вам заплатили? И не могу ли я перебить?
– Разве похоже на то, что я нуждаюсь в деньгах? – Теперь в ее голосе была грустинка. Совсем как в кофе, в который добавили шепотку корицы.
– Тогда услуга?
– Чем вы мне можете услужить?
– Хотите, помирю вас с мужем? Как вообще получилось, что он вас бросил?
Да, она была замужем, в отличие от меня. Но ведь и я могла быть замужем. Да сто раз! Хоть за тем же Кобриным! Уверена, ее супруг чем-то смахивает на Игоря Абрамовича. Это брак для удобства. Для статуса. Детей у нее, насколько я знаю, нет.
– Ума не приложу, кто ему сказал, – усмехнулась Дионисия. – Разве что на работе? На моей работе, – пояснила она.
– У вас конфликт с кем-то из коллег?
– В том-то и дело, что нет. У меня со всеми ровные отношения, я умею их выстраивать.
Кто бы сомневался!
– Где вы работаете, Дионисия Денисовна?
– В банке.
– Так почему все-таки вы дали показания?
– А почему нет?
– Вы знакомы с Удоевым, – догадалась я.
– Он наш клиент. Забавно получилось. Он пришел в вип-отдел, я тоже туда зашла, понадобилось утвердить перевод денег с одного его счета на другой под большие проценты, но с сохранением предыдущих, хотя счет закрывался досрочно. Это наша банковская кухня, вам не интересно. «Я искал эту машину больше месяца, а она стоит у ваших дверей!» – взволнованно сказал Руслан Борисович. «Какую машину?» – удивилась я. «С кошечками».
– То есть он вас видел, а вы его нет? Я имею в виду день убийства Курбатова.
– Я его не видела. Вас видела.
– Но как же вы могли его не заметить? Кстати, на чем он ездит?
– «БМВ» «семерка». Теперь я это знаю.
– И вы не заметили такую машину?!
– Поскольку вы были у Курбатова, то наверняка знаете, что там живут люди не бедные. Они ездят на «Лексусах», «Мерседесах» и в том числе на «БМВ». Моя машина приметная благодаря аэрографии. А его – обычная. Большая черная машина, и все.
– Он вас искал… – Я отчего-то разволновалась. – То есть искал свидетеля.
