— Но вам-то известно, как обстоят дела. Никакое расследование не может продвинуться теми силами, которыми мы располагаем. Нужны дополнительные источники энергии. Нужна общественная поддержка.
— И что, она отсутствует?
— Налицо явная боль. И печаль, и страдание. Но по большей части почти у всех покорность и смирение. И отношение к этому как к чему-то обычному. Жизнь вроде бы продолжается, дела идут своим чередом. Если все убитые в штате Миссисипи женщины вдруг восстанут в одночасье из могил и пройдут маршем по городу, вы непременно заметите две вещи. Это будет очень большая колонна, и большинство идущих в ней окажутся чернокожими. Бедные чернокожие девушки — здесь их постоянно убивают. Белых женщин — а они ведь при деньгах — не так часто.
— А как звали девушку семьи Макклатчи?
— Розмари.
— Где было найдено ее тело?
— В кювете недалеко от переезда. К западу от железной дороги.
— А кровь?
— Никакой крови.
— Ее изнасиловали?
— Нет.
— А Шону Линдсей?
— Нет.
— Значит, Дженис Мэй Чапман — это уже история другого рода.
— Вероятно, что так.
— А у Розмари Макклатчи были какие-либо контакты с Келхэмом?
— Конечно, были. Вы видели ее фото. Келхэмские парни, свесив языки, выстраивались перед ее дверьми. Они буквально ходили за ней строем.
— Белые парни или черные?
— И те и другие.
— Офицеры или рядовые?
— И те и другие.
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— У меня не было причин даже задавать кому-то вопросы. По меньшей мере за две недели до убийства ее не видели ни с кем из Келхэма. А моя юрисдикция не простирается за келхэмское ограждение. Они даже в ворота-то меня не впустят.
— Но ведь сегодня они вас впустили.
— Да, — согласилась она. — Впустили.
— Ну а что представляет собой Мунро? — спросил я.
— Общение с ним требует напряжения всех сил, — повторила она то, что сказала в начале разговора.
Мы перебрались через переезд и припарковались сразу за ним; перед нами простиралась ведущая на запад прямая дорога. Кювет, в котором обнаружили тело Розмари Макклатчи, был справа от нас, а поворот на Мейн-стрит — впереди слева. Стандартный инстинкт копов. Если сомневаешься, съезжай на обочину и паркуйся так, чтобы люди могли тебя видеть. Подумают, что ты вроде бы чем-то занят, даже если это не так.
— Еще до начала общения с Мунро я выработала линию своего поведения, основанную на предположении, что он будет бесстыдно лгать. Его и послали для того, чтобы прикрыть армейскую задницу. Я поняла это, но не укоряю его. Он лишь исполняет приказы, так же, как это делаете вы.
— И?..
— Я спросила его о запретной зоне. Он, конечно же, отрицал ее существование.
— Он обязан был это делать, — сказал я.
Элизабет согласно кивнула.
— Но потом он пустился в рассуждения и пытался убедить меня в этом. Он водил меня повсюду. Вот поэтому я настолько задержалась. Он поддерживает очень жесткую дисциплину. Все до единого военнослужащие расквартированы. Повсюду военная полиция. Они следят друг за другом так же, как за всеми прочими. Военное снаряжение под охраной. В журналах уже как минимум за два дня не зафиксировано ни одного случая, когда оружие выдавалось кому-то или возвращалось обратно.
— И?..
— Понимаете, я, разумеется, предположила, что меня надули, причем по-крупному. Там действительно две сотни пустых коек. Естественно, я предположила, что они устроили скрытый бивак где-то в лесу. Но Мунро сказал, что это не так и что один из батальонов в полном составе размещен на месяц в другом месте. Он давал голову на отсечение. И я в конечном счете поверила ему, потому что слышала, как садились и взлетали самолеты, и видела, как прибывали и убывали люди.
Я понимающе кивнул. Батальон «Альфа», подумал я. Косово.
— Поэтому под конец все стало понятно, — сказала она. — Мунро предъявил мне целую кучу доказательств, и все сказанное им показалось мне убедительным. Никто не сможет так же умело обеспечить дисциплину и порядок. Таким образом, запретной зоны там нет. Я была не права. И вы можете быть неправым относительно того, что произошло на поляне, засыпанной обломками. Должно быть, это были местные мальчишки, сборщики мусора.
— Я так не думаю, — возразил я. — Уж больно хорошо было организовано прочесывание поляны.
Шериф ненадолго замолчала.
— Тогда, быть может, 75-й полк прислал своих людей непосредственно из Беннинга. Такое вполне возможно. Может, это они живут в лесу вокруг ограждения. Все, сказанное Мунро, лишь подтверждает, что ни один человек не покидал Келхэма. Хотя, возможно, он из тех, кто говорит вам маленькую правду для того, чтобы скрыть большую ложь.
— Как мне кажется, он не очень вам понравился.
— Почему же, он произвел на меня вполне благоприятное впечатление. Его способность и желание работать, его преданность армии… Но довелись мне одновременно с ним служить в военной полиции Корпуса морской пехоты, я была бы постоянно начеку. Я увидела в нем серьезного конкурента. В нем есть что-то… Он из тех, с кем я не хотела бы работать в одном офисе. Уж слишком амбициозен. И слишком хорош.
— А что он сказал о Дженис Мэй Чапман?
— Он сообщил мне то, что было сказано в самом квалифицированном заключении по поводу расследования, проведенного самым тщательным образом и подтвердившего, что ни один из военнослужащих Келхэма никак не связан с этим делом.
— Вы этому не поверили?
— Почти поверила, — призналась она.
— Но?..
— Он не мог скрыть своего торжества: ведь будучи моим соперником, он одержал победу. Он и не скрывал этого. Мунро против меня, а это значит: армия против местного шерифа. Вот это-то и потребовало напряжения всех сил. Он хочет внушить всему миру, что преступника надо искать за ограждением, на моей территории. Но я ведь не вчера появилась на свет. А что, черт возьми, он хочет внушить людям?
— Ну и что вы думаете делать?
— Пока не знаю.
— А что бы вам хотелось сделать?
— Мунро ведь еще и не уважает морпехов. Он против меня, а это значит: армия против Корпуса морской пехоты. Мунро не понимает, с кем связался. Ему не терпится показать себя, ну так я поставлю его на место. Я хочу показать, чего он стоит на самом деле. Хочу отхлестать его, как непослушного мула, одолженного у соседа. Хочу любым способом найти правду, а его красивые слова засунуть ему в задницу.
— Вы думаете, что сможете это сделать?
— Смогу, если вы мне поможете, — ответила Элизабет.
Некоторое время мы молча сидели в ее видавшей виды машине, которая, должно быть, уже не менее десяти тысяч часов пребывала на службе в полиции. Если принимать в расчет ее прежнюю жизнь в Чикаго, Новом Орлеане или где-то еще. Каждая по́ра внутренней поверхности салона впитала в себя пот, разнообразные запахи и крайнюю усталость. Все покрывала глубоко въевшаяся заскорузлая грязь. Истершиеся коврики на полу превратились в решетчатое плетение из толстой фибры и цветом походили на сплющенные жемчужины.
— Я должна перед вами извиниться, — сказала Деверо.
— За что? — удивился я.
— За то, что обратилась к вам за помощью. Это неэтично. Забудьте об этом.
— Хорошо.
— Куда мне вас подвезти?
— Давайте съездим к ближайшим соседям Дженис Мэй Чапман, побеседуем с ними, — предложил я.
— Нет, — ответила она. — Я не могу допустить вашего участия в этом деле. Не могу позволить вам действовать против своих.
— Так, может быть, я и не буду действовать против своих, — возразил я. — Возможно, я буду делать как раз то, что от меня требуется. Вдруг окажется так, что я буду помогать Мунро, а не вам? Ведь правым-то может оказаться он, а не вы. У нас пока нет никакого предположения, кто мог это сделать.
У нас. Она не поправила меня. Вместо этого она спросила:
— Ну а какое предположение вам кажется наиболее реальным?
Я подумал о лимузинах, везущих в Форт-Келхэм дорогих юристов. Подумал о запретной зоне и панических нотках в голосе Джона Джеймса Фрейзера из Пентагона, из ведомства по связям с Сенатом.
— Наиболее реальным будет предположить, что это сделал кто-то из военнослужащих, расквартированных в Келхэме.
— И вы уверены в том, что хотите пойти на риск и разобраться с этим до конца?
— Говорить с человеком, у которого в руке оружие, — это риск. А вот задавать ему вопросы — еще нет.
Тогда, в 1997 году, я верил в то, что сказал.
Дом Дженис Мэй Чапман, стоявший примерно в ста ярдах от железной дороги, был одним из трех жилых строений, расположенных в тупике узкого переулка, проходящего в миле к юго-востоку от Мейн-стрит. Небольшой домик, обращенный задним фасадом к палисаднику, граничащему с круговой площадкой, расположенной в конце улицы и предназначенной для разворота автомобилей. Лицевым фасадом он был обращен в сторону двух других домов. Если на воображаемом циферблате расположить его на месте цифры девять, то соседние дома окажутся на цифрах два и четыре. Дом, наверняка уже перешагнувший пятидесятилетний рубеж, был осовременен новым сайдингом, крышей и некоторыми старательно выполненными ландшафтными конструкциями. Оба соседних дома имели примерно такой же внешний вид, свидетельствующий о заботливом отношении к ним хозяев; то же самое, впрочем, можно было сказать и о других домах, стоящих на этой улице. Этот анклав вполне мог быть назван районом для проживания среднего класса города Картер-Кроссинг. Зеленые и без единого сорняка газоны. Выложенные ровными и не растрескавшимися плитами проезды, ведущие к домам. Строго вертикально висящие почтовые ящики. Единственный негативный фактор в этом жилом районе — поезд, но он проходил лишь один раз в сутки. Одна из тысячи четырехсот сорока минут. Не такое уж и плохое соотношение.
