Не успел грузовик остановиться, как Стив свесился из кузова с криком:
— Давайте скорее!
Ральф с Хильдой буквально несколько минут назад рассказали студентам о происходящем, так что теперь там царил форменный бедлам. Трое студентов — Сьюзен, Джордж и Роберт — вместе с парой перуанских рабочих запрыгнули в кузов к Стиву, и вся кавалькада снова пустилась в путь. Рикардо сидел впереди рядом со мной, Трейси — сзади, вместе с Монтеро (оставалось лишь надеяться, что мэр не такой бабник, как его брат). Отъезжая, я слышала, как Хильда с Ральфом начали торопить студентов, чтобы те побыстрее засыпали разрытый участок землей.
Грузовик и полицейский эскорт снова выехали на шоссе и двинулись на север, но примерно через милю свернули на ухабистый проселок, который в моем понимании и дорогой-то назвать было нельзя, разве что еле заметной тропкой. Болтаясь на ухабах, я сосредоточилась лишь на том, чтобы удержаться на дороге. Впереди показались колючие кущи algorrobal. Мы объехали их справа и на другой стороне рощицы остановились. Полицейские включили мигалки, так что зрелище вышло впечатляющее. А в следующую секунду все — за исключением Карлоса и Сэсара, которые чуть приотстали, — уже выскочили из грузовика и понеслись к холму, на первый взгляд ничем особым не примечательному.
Никогда не забуду две вещи: выражение на лице Роландо Гэрра и мой первый взгляд на Серро де лас Руинас.
Увидев орду с громкими криками несущихся к нему психов, Гэрра потянулся к ружью, однако полицейские, выхватив револьверы, завопили, чтобы он поднял руки вверх. Стив с Рикардо уже подлетели к бедняге и сунули ему в нос credential. Полицейские в два счета обыскали грузовик и маленький навесик Гэрры, осмотрели и стену, но ничего не нашли. Ни горы похищенных древностей, ничего подозрительного, лишь груда кирпичей, мастерок и старая куртка.
На пару секунд я решила, что мы ошиблись и зря перепугали ни в чем не повинного трудягу-крестьянина, пытающегося защитить свой небольшой участок земли. Но в следующее мгновение поймала яростный ненавидящий взгляд Гэрры. Через миг этот взгляд сменился коварной улыбкой. Да, этот человек явно был в чем-то виновен и знал свою вину.
Однако никаких причин арестовывать его не нашлось. Полиция заявила ему, что археологи имеют полное право вести здесь раскопки, а самому ему придется выкатываться на все четыре стороны. Гэрра подавленно собрал свои инструменты, взял ружье и, не оборачиваясь, укатил на видавшем виды стареньком грузовичке.
Мы же, вконец истощенные ожиданием, нервным предвкушением и выбросом адреналина, огляделись по сторонам.
— Боже правый! — выдохнул Рамос.
Справа от нас поднимался голый холм, лишь маленький кустик упрямо цеплялся за жизнь на каменистом склоне. Я прикрыла глаза ладонью, силясь рассмотреть плоскую неровную вершину. Она была прорезана глубокими трещинами и разломами — должно быть, некогда эти трещины промыла вода.
Перед холмом виднелся большой плоский участок, весь испещренный непонятными углублениями, напомнившими лунные кратеры. На песке, освещенные беспощадными лучами жаркого солнца, валялись черные и терракотовые глиняные черепки и, что уж совсем невероятно, обломки костей. На краю одного кратера одиноко валялась коса. Черные волосы поблекли и порыжели.
— Что это? — ахнула я.
— Huaqueros, — ответил Стив. — Они здесь порылись. Отсюда и впадины — места, где уже копали. Одни совсем старые, другие поновее. Грабители ищут по большей части только металлические предметы, а кости и керамику просто выбрасывают.
— Какое неуважение к мертвым! — воскликнула я.
Стив кивнул.
— Аназаси в Штатах назвал расхитителей гробниц грабителями мертвых. Подходящее название, правда? А что до неуважения к мертвым, вы тоже не совсем правы, — заметил он, нагибаясь и поднимая пару невыкуренных сигарет. — Видите, это они оставили. Честно-честно, — добавил он, почувствовав мой скептицизм. — Huaqueros часто оставляют подобные приношения, чтобы их не настигло проклятие мертвых.
Я почему-то все не могла отвести взгляда от валявшейся на земле косы. Она казалась такой заброшенной, жалкой, несчастной. Стив поглядел на меня.
— В земле человеческие волосы могут пролежать в полной сохранности много тысяч лет, — только и сказал он.
Но их покой не должны, не должны были так грубо тревожить! Сама не знаю почему, но эта коса взволновала меня куда сильнее, чем предостережение Инес.
Cuidado a la arbolada! Хочешь выжить — остерегайся лесов. Я медленно повернула голову влево. Там начиналась небольшая рощица колючих рожковых деревьев, algorrobal. Это и есть те самые леса? Не глупи, строго велела я себе.
— Вам не кажется, что мы опоздали? — спросила Трейси, нагибаясь и поднимая обломок кости. Звук ее голоса вернул меня к реальности. — Не думаете, что они уже нашли и расхитили гробницу?
— Не знаю, — отозвался Стив, прикрывая глаза ладонью и осматривая холм. — Да, это уака. Они рыли поверху, почти снесли всю верхушку. Сами видите ямы. Но если они что-то нашли и вынесли, то зачем Гэрра строил стену? Давайте-ка оглядимся получше. Может, сделать пару пробных раскопов у подножия уаки?
— По-вашему, этот холм — уака? — изумилась я.
— Точно, — кивнул Стив. — Для вас он выглядит самым обычным холмом. Но помните, в этих краях все строили из необожженного кирпича — то есть из глины, а не из камня. Так что здесь некогда стояло здание пирамидальной формы. Эти борозды на склонах проделаны сильными ливневыми дождями — скорее всего, во время всех Эль-Ниньо прошлых столетий. Такие потоки и камень пробьют, не то что кирпич-сырец. Глядите, а вон еще маленькие холмики, там и там.
Я поглядела, куда он указывал. И в самом деле, поодаль от большой уаки виднелся такой же холмик поменьше, а чуть подальше — еще два.
— Ладно, давайте сейчас оглядимся получше, — крикнул Стив группе. — А завтра спозаранку начнем работы.
Мы едва успели разойтись, как произошла первая из целой цепи мелких случайностей. Трейси пронзительно вскрикнула и запрыгала на одной ноге. Мы все бросились к ней на помощь и быстро выяснили, что случилось. Она наступила на конец сухого тернового сука, а второй конец ударил ее по ноге, и острый шип, проткнув носок, вонзился в ногу как раз над краем ботинка, чуть выше лодыжки. Трейси было очень больно. Мы со Стивом по очереди пытались вытащить шип, но он засел глубоко и у нас ничего не получилось.
Мы отвезли ее к врачу в Кампина-Вьеха. Пришлось обезболить ногу заморозкой и вырезать шип. Трейси вышла от врача прихрамывая, с большой повязкой на ноге и бледная как мел.
— Эти колючки — гнусная вещь, — сказал доктор. — Старайтесь побольше держать ногу вверх, а если отек и краснота распространятся выше этого места, — он показал границу в нескольких дюймах выше по ноге, — непременно привозите ее снова. Мне пришлось сделать пару стежков, так что пусть она приедет дней через десять снять швы.
— Простите, — с легкой гримаской сказала Трейси. — Не стоило мне поднимать столько шума из-за какой-то колючки.
Однако к десяти часам вечера у нее поднялась температура, нога сильно распухла и покраснела. Я отнесла больной поднос с ужином, но есть она не смогла. Ночью, во сне, она несколько раз стонала и звала то мать, то Стива. Я прибежала на голос и, увидев, в каком она состоянии, принесла свечу к ней в спальню и села около постели. Часа в три в комнату постучал Стив.
— Я увидел свет, — прошептал он. — Как она?
— Вся горит и, кажется, ей снятся кошмары. Утром надо будет первым делом везти ее к врачу.
— Попробуйте, может, вам удастся заставить ее принять пару таблеток, — Стив дал мне пузырек с антибиотиками.
Я разбудила Трейси и сумела заставить ее проглотить таблетки, а заодно еще и аспирин, чтобы сбить температуру.
Я просидела с ней еще довольно долго, надеясь, что она заснет, но, увы, Трейси все также металась в лихорадочном забытьи. Для чтения было слишком темно, так что я развлекалась тем, что разглядывала комнату, битком забитую вещицами из родного дома девушки. Повсюду виднелись фотографии: любимая машина Трейси с опушенным верхом, сама Трейси машет из-за руля рукой; Трейси, очень красивая, с милым молодым человеком, тем самым Джейми; собака в шутливо нахлобученном колпаке Санта-Клауса; семейный портрете Трейси, каким-то парнишкой — должно быть, ее братом, — снова с собакой и симпатичной четой, ее матерью и отчимом. Трейси называла их Тэдом и Мэри-Энн, однако во сне снова перешла на «мама». Все четверо стояли у парадного входа элегантного двухэтажного дома из красного кирпича с колоннами. Была там и фотография, на которой Трейси с матерью и братом стояли на возвышении под плакатом «Спасем наши музеи, спасем наше общество», а отец на заднем плане передавал кому-то чек.
