– Этого следовало ожидать, – задумчиво произнесла Яна, – во всяком случае, преступник был не настолько глуп, чтобы оставлять машину прямо перед домом. – Пошли, – махнула она Джемме и вернулась в дом.
Опустившись на диван, она подняла с пола телефон и набрала номер Руденко. Ответивший ей Самойлов сперва не хотел соединять ее со своим начальником, ссылаясь на то, что Руденко «очень сильно занят», но когда Милославская заявила, что звонит по тому же делу, все же согласился.
– Мы расстались с тобой не больше двух часов тому назад, – вместо приветствия произнес Руденко уставшим голосом, видно, с расследованием у него не слишком-то продвигалось.
– Сеня, кто-то обшарил весь мой дом, – выдала ему Милославская, чтобы активизировать его внимание.
– Господи, – выдохнул Руденко, – с тобой не соскучишься. – Что-нибудь пропало?
– Кажется, нет, но я не уверена. Джемма взяла след, но на перекрестке его потеряла. Может, пришлешь кого-нибудь? У меня такое впечатление, что искали дискету.
– Пришлю, – без особого энтузиазма сказал Руденко, – жди, никуда не уходи.
– Ты не теряешь чувства юмора! – шутливо ответила Яна.
– Кто, по-твоему, это мог быть? – начал оживляться Три Семерки.
– Только Антон Засурский знал, что меня не будет дома. У меня с ним была назначена встреча в кафе. Он не явился.
– То есть, пока ты его ожидала, – по-доброму усмехнулся Руденко, – он у тебя дома «порядок» наводил! Так это он убил Галкину?
– Ты меня спрашиваешь? – рассмеялась Яна, – по-моему полчаса назад ты определился с убийцей.
– Ты имеешь в виду Засурского-старшего? – недовольным тоном спросил Руденко.
– Ага. Ладно, Сеня, приезжай, не будем по телефону трепаться.
Вскоре Руденко в сопровождении двух экспертов был у Яны. Он застал ее сидящей в кресле и отрешенно созерцающий комнатный беспорядок. Она изумлялась тщательности и откровенному наплевательству со стороны того, кто устроил бардак. Глядя на вазу, вернее, на то, что осталось от нее – рассыпанные по полу осклолки – она грустно усмехнулась.
– Я ведь дорожила этой вазой, – печальным голосом проговорила она.
– Эхе-хе, – покачал головой Руденко, – нет ничего вечного на свете.
– Надо будет выставить счет тому, кто это сделал, – улыбнулась Яна.
Руденко окинул ее насмешливым взглядом.
– Наивная, – пропел он густым баритоном, – говорил же тебе, не лезь ты в это дело. Мало того, что этот твой труд бесплатным будет, так тебе еще и добром своим расплачиваться приходится!
Пока эксперты осматривали другие комнаты, Милославская с лейтенантом оставались в гостиной. Через некоторое время один из криминалистов их побеспокоил.
– Нам нужно здесь все осмотреть, – сказал он. – Может, посидите на кухне?
– Пошли, – кивнул Руденко Яне. – Кстати, знаешь, как Засурский зарабатывал деньги? – спросил он, когда они устроились за столом и Яна принялась готовить кофе.
– Интересно, – подняла она брови.
– Просто как все гениальное, – усмехнулся Руденко, – нужно только иметь свой карманный банк и входить в совет директоров. Засурский брал в банке кредит, причем, заметь, беспроцентный и клал его на свой счет в этом же банке, но уже под проценты. Когда наступал срок возврата кредита, он деньги возвращал, а проценты оставались ему. Замечательно, правда?
– Тогда у него должны быть проблемы с налоговой инспекцией, – предположила Яна.
– В том то и дело, что нет, – с сожалением произнес Руденко. – Налоги со всех официальных доходов он платил. Так что с этой стороны не подкопаешься.
– Значит, с фискалами у него проблем нет?
– Он перед ними чист, как стеклышко, – подытожил Три Семерки, – если только они не раскопают что-нибудь в казино.
– Даже если они там что-то найдут, то отвечать будет Ваксмахер, как управляющий, а не Засурский.
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, – выпалил Руденко, – даже не знаю, как его зацепить.
– Ты же, кажется, сказал, что он вот-вот сознается, – поддела его Милославская.
Она разлила кофе по чашкам и поставила одну перед лейтенантом, предварительно освободив перед ним небольшой участок стола. Три Семерки в раздражении сделал слишком большой глоток, обжегся, и чуть не выронил чашку – чересчур быстро поставив ее на стол. Кофе выплеснулось на столешницу.
– А-а, черт, все из-за тебя, – Руденко взглянул на Милославскую, – вечно ты со своими подколами.
– Нужно проверить Антона, – Яна вытерла со стола и посмотрела Руденко в глаза, – он не пришел на встречу со мной. Что ты думаешь по этому поводу?
– Думаю, что это он у тебя похозяйничал. Если это так, мы его прищучим.
– Вы снимали у него отпечатки пальцев? – поинтересовалась Милославская.
– Какой смысл в этом был? – пожал плечами лейтенант. – У него же алиби на время убийства.
– Мне кажется, все же стоит попробовать, – настойчиво сказала Яна.
– Теперь уж точно придется, – он снова глотнул кофе, теперь уже осторожней.
На кухне появился тот же эксперт, который попросил Яну с лейтенантом освободить гостиную.
– Ну что там? – Руденко, услышав как он вошел, повернулся к двери.
– Есть отпечатки, – кивнул эксперт, – в основном, оставлены двумя людьми. Только нужно снять и у хозяйки, чтобы быть уверенным.
– Хорошо, – согласилась Яна.
– Знаете, Семен Семеныч, – сказал эксперт, прикладывая подушечки пальцев Яны сначала на штемпельную подушку, а потом на специальный листок, – те отпечатки, что мы снимали в квартире Галкиной, кажется, очень похожи на те, которые мы сняли здесь.
– И что это значит? – спросила Милославская.
– Это же как дважды два, – усмехнулся Руденко. – Значит, что в твоем доме и квартире Галкиной похозяйничал один и тот же человек. Вы уверены, Юрий Васильевич, – он посмотрел на эксперта, – насчет пальчиков?
– Точно смогу сказать завтра или сегодня вечером, – заканчивая работу, ответил Юрий Васильевич, – но сходство очень большое. Можете вымыть руки, – обратился он к Яне.
– Ну что? – Руденко взглянул на Милославскую. – Нам нужно идти.
– Что ты собираешься делать? – Яна подошла к раковине и намылила руки.
– Поищем Антона Засурского, – вздохнул лейтенант, – нужно задать ему несколько вопросов.
– Я бы хотела поехать с тобой, если это возможно.
– Думаю, тебе нужно навести здесь порядок, – уклонился от ответа Руденко, но Яна поняла, что брать ее с собой ему не слишком-то хочется.
«Ну и черт с тобой», – подумала она.
– Я звонила ему домой, – сказала она вслух, – там никто не берет трубку.
– Ничего, – усмехнулся Три Семерки, – никуда он не денется.
Вскоре их машина отъехала от калитки Яниного дома и Милославская осталась одна, если не считать Джемму, конечно. Посмотрев на беспорядок в доме, она вздохнула и принялась за уборку, подумав, что хоть в чем-то лейтенант оказался прав. С уборкой она провозилась до самого вечера, не успев даже как следует перекусить. Наконец она поставила на место последнюю вазу, оставшуюся целой, повесила в шкаф кофточку, выброшенную оттуда чьей-то рукой и отправилась готовить кофе. Она поставила чашку на стол и опустилась в кресло и только теперь вспомнила, что забыла про Браницкого. Лейтенант тоже о нем не вспоминал, а он должен был уже вернуться из своей командировки.
Лев Сигизмундович встретил Яну в длинном вельветовом халате и тапках с загнутыми на восточный манер носами. Он был удивлен, даже встревожен, видимо, не ожидал увидеть у себя Яну.
– Добрый вечер, – мягко улыбнулась Яна. – Лев Сигизмундович, мне необходимо с вами поговорить. Я не отниму у вас много времени.
– Да-да, – растерянно протянул Браницкий, – но я не ожидал, только вот приехал, – он сделал рукой неопределенный жест. – У меня, так сказать, поствозвращенческий беспорядок.
Браницкий не мог отказать себе в выпячивании.
– Ничего, – иронично усмехнулась Яна. – Так мне можно пройти?
– Конечно, – глаза хозяина беспокойно бегали, губы слабо дрожали, – проходите.
Он впустил Яну в квартиру. Как она и ожидала, интерьер воплощал самые смелые куралесы прихотливой натуры Барницкого. Антикварные вещи здесь мешались с новомодными. Сплошная эклектика. Но в этом смешении было что-то веселое, несмотря на претенциозность, сквозившую, например, в соседстве оленьей шкуры на стене и комода стиля ампир. Художественный вкус Браницкого не дал ему скатиться к аляповатой безвкусице в оформлении своего жилища. Старинные книги придавали авангардистским полотнам, висевшим на стенах, мягкость, тонкий, ненавязчивый шарм, как бы укрощая острую экспрессию одних и бесформенную небрежность других картин. Яна села в глубокое кресло, чья пестрая обивка тоже как-то странно гармонировала с его волшебно плавными очертаниями. Браницкий сел напротив, на диван, по спинке которого скользил бронзовый фризовый бордюрчик. Пара мятых рубашек, брошенных на другое кресло – это и был беспорядок, о котором заикнулся Лев Сигизмундович.
