— Так что прошу пардону. Виноват. Но вы должны меня понять…
— Понимаю… — выдавил из себя майор.
Бедный мент! Наверное, ему стало больно от такого облома, потому что на его каменном лице появилась и тут же исчезла гримаса, которую можно было толковать как угодно.
— И это все? — наконец совладав со своими эмоциями, спросил Завенягин, одарив меня волчьим взглядом.
— Все, — ответил я с таким честным видом, что даже сам себе поверил.
— Ценю вашу откровенность… — Он хотел еще что-то сказать, но тут подал голос его мобильник. — Слушаю! — Майор прижал трубку к уху. — Что?! Это точно? Что сказал медэксперт? Отравили? Как это могло случиться?! И где — в СИЗО! Куда смотрели эти идиоты?! Да… Да! Хорошо, я сейчас приеду.
Наверное, Завенягин забыл, что он не в своем кабинете. Глянув на меня, он сокрушенно покачал головой, поспешно спрятал телефон в карман и резко поднялся.
— Серьезная проблема?.. — спросил я с сочувствием.
— Куда уж серьезней… — буркнул майор, направляясь к выходу. — Спасибо за угощение. Кстати, а где ваш друг?
— Вы о ком?
— Ну этот… как его?.. — Завенягин наморщил лоб и пощелкал пальцами. — С которым вы весьма обстоятельно «вспоминали» армейские годы.
— Пеха? Петр Симаков?
— Да.
— Наверное, дома.
— Дома его нет. Я интересовался. Где он может быть?
— Видимо, в отъезде. Пеха, как и я, безработный. Скорее всего, ищет какую-нибудь подработку. А зачем он вам?
— Нужно кое-что уточнить, — туманно ответил майор, вышел на лестничную площадку и уже оттуда попрощался: — До свидания.
— Бывайте здоровы…
Входная дверь закрылась, а я как стоял, так и привалился к стене. Я уже понял, кого отравили в СИЗО. Это знание пришло ко мне в виде наития, но я был уверен, что моя догадка верна. Скорее всего, жертвой отравления стал Кованый. А иначе почему майор так бурно отреагировал на это известие? Кованый — важный свидетель. Завенягин хитрая бестия, у него из головы конечно же не выходит случай на парковке возле супермаркета и странная видеозапись. А тут еще два фоторобота… Поневоле призадумаешься.
Я не сомневался, что Завенягин будет прессовать Котю и Кованого по полной программе — пока они не расколются. Но если «гений» от электроники — мелкая шишка и ему мало что ведомо, то второй представлял для следствия несомненную ценность. Похоже, майору известно больше, чем он говорит. Это понятно — в угрозыске свои тайны. Что касается Кованого, то он слишком много знал, поэтому его и убрали. Но кто? Это вопрос.
И наконец, зачем майору понадобился Пеха? Он в моих делах сбоку припека. Или мент хочет его хорошо прокачать, чтобы добыть ценную информацию о моей персоне? Тогда хрен он угадал. На Пехе где ляжешь, там и встанешь. Проще добиться взаимности от каменной стены. Для него армейская дружба была святой.
Спустя полчаса, которые прошли в размышлениях, я кивнул, соглашаясь со своими доводами, и решительно набрал телефонный номер из своей старой записной книжки.
Мы звали его Бедуином. Мы — это ученики сто двенадцатой школы, где этот удивительный кадр, смахивающий на чудака-профессора Паганеля из романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта», преподавал историю и географию. Он был длинным, как жердь, и черным, словно галка. В его жилах текла испанская кровь. Отец Бедуина, летчик, воевал в Испании и после поражения республиканцев его вместе с будущей женой-испанкой вывезли в Союз.
Бедуин был фанатом. Фанатом всего, за что брался. Свое прозвище он получил, когда наконец исполнил мечту детства — проехался на верблюде по пустыне Сахара. Зачем это было ему нужно, он и сам не мог толком объяснить. Попутешествовал почти месяц по раскаленным пескам — и все дела. Из Египта Мартин Викторович (так звали нашего Паганеля) привез много фотографий, а одну, большую, в красивой рамке, где он в национальной одежде кочевников гордо восседает на дромадере, наш учитель повесил в кабинете географии. После этого его и прозвали Бедуином.
У него было много разных увлечений, о которых он рассказывал нам на уроках. А мы разинув рот благоговейно внимали его речам — оратором Бедуин был потрясающим. Наверное, поэтому я и полюбил историю — это была одна из немногих дисциплин, по которой у меня в табеле красовалась уверенная пятерка.
Мартином, как он рассказывал, его назвала мать. Наверное, мамаше Бедуина очень нравилось кликать его в детстве Мартинито. Это ласкательное имя служило ей постоянным напоминанием о далекой и недосягаемой родине. Мать нашего учителя знала много языков и передала эти знания своему сыну. Казалось бы, ему самое место в институте иностранных языков, но Мартинито закусил удила и ударился в историю с географией.
Когда СССР распался и открылись шлюзы, Бедуин ринулся в заграничные путешествия, которыми раньше буквально бредил. До этого, пока кордоны были закрыты, он объездил весь Советский Союз и почти все соцстраны. Но постепенно его исследовательский пыл угас, и ближе к пенсии он ударился в другую крайность — стал ревностным христианином.
Но и это еще не все: Бедуин начал бороться с засильем сект. Он даже вел передачу на местном телевидении по этой теме, но спустя два или три года ее благополучно прикрыли. Это, знаете ли, недемократично — наезжать на свободу вероисповедания. Но Бедуин на этом не успокоился, а еще больше ожесточился и продолжал вести борьбу с новыми мракобесами всеми доступными ему методами.
Сектанты даже пытались несколько раз закопать его на два метра ниже уровня пола, но Бедуин, несмотря на возраст, был мужчиной сильным и крепким, как сталь, и у них вышел облом. А потом к нему подтянулись еще люди, исповедующие его принципы, весьма серьезные, как мне говорили, ребятки, и от Бедуина отстали.
Я вызвал такси. Мне не хотелось платить мзду гайцам, если попадусь со спиртным запахом. Раньше я, несмотря на то что был слегка подшофе, точно сел бы за руль, но сейчас не рискнул. Денег стало жалко. Верно говорят, что чем человек богаче, тем он прижимистее и жаднее. А я ведь теперь миллионер…
Дверь квартиры Бедуина распахнулась очень быстро, словно меня ждали. Тем не менее он сильно удивился, увидев мою физиономию.
— Богданов, ты?!
— Так точно, Мартин Викторович! Здравия желаю!
— Вырос, вырос… — Бедуин критическим взглядом осмотрел меня с головы до ног. — Знаю, знаю, что служил в армии, воевал. Защита родины — благородное дело. По-прежнему покуриваешь?
— Да. Никак не брошу.
— Скверная привычка. Гробишь свое здоровье. Ладно, это все не суть важно… Ты по делу?
Узнаю Бедуина. Все четко и конкретно. Никаких ути-пути. Лишь по взгляду, который сильно потеплел, можно было определить, что он рад встрече со своим лучшим учеником. Увы, я так и не оправдал его надежд…
— По делу, Мартин Викторович.
— Тогда прошу в мой кабинет… — Он широким жестом указал на дверь гостиной.
Квартира у Бедуина была трехкомнатной. Но жил он один, и не потому, что был бобылем. Семью он имел — жену, троих детей и кучу внуков. Но все они перебрались на родину матери — в Испанию. Туда же уехала и жена — чтобы нянчить малышей. Лишь Бедуин наотрез отказался покинуть Россию. Конечно, жена и дети навещали его, но большей частью он жил в гордом одиночестве.
И только борьба против сект скрашивала его жизнь, придавала ей смысл. В этом вопросе он был настоящим Торквемадой, создателем инквизиции. И нужно сказать, благодаря его настойчивости и кропотливой работе по сбору фактического материала нескольким проповедникам пришлось убраться из города, а одного даже посадили.
Гостиная в квартире Бедуина была очень просторной. Наверное, поэтому он и отвел ей роль кабинета — все стены помещения были заставлены стеллажами, на которых теснились религиозные книги на разных языках и многочисленные папки с бумагами. Рабочее место Бедуина — кресло-вертушка и просторный стол с компьютером, двумя принтерами (лазерным и цветным, струйным) и стационарным телефоном — находилось возле двери на балкон. Там же стоял небольшой кожаный диванчик. На него я и уселся, повинуясь приглашению хозяина квартиры.
— Вижу по твоему озабоченному лицу, что проблема у тебя серьезная, — сказал Бедуин, глядя на меня проницательным взглядом.
Он и впрямь был большим умником. При его способностях и знании иностранных языков быть бы ему по меньшей мере доктором исторических наук. Но Бедуин посвятил жизнь своим сногсшибательным теориям, самой простенькой из которых был расчет даты конца света. Ради этого он и путешествовал, собирая материалы.
Благодаря ему все мы, его ученики, вздохнули свободно: если не грянет ядерная война (что грозило бы упадком цивилизации), то полный армагеддец наступит лишь через триста лет. Бедуин доказал, что календарь майя не имеет к этой дате никакого отношения.
