Александр Бондарь - Год Чёрной Обезьяны

Она быстро спрыгнула вниз. Лена очутилась на незнакомой ей тихой улочке.

— Осторожно, двери закрываются, — сказал водитель. — Следующая остановка…

Лена смотрела в окно. Набитый трамвай вёз её куда-то на окраину Краснодара, гда ей ещё не приходилось бывать. За спиною старые бабушки взволнованно обсуждали недавнюю кончину главного редактора «Зари Кубани».

— Я только его последнюю статью прочитала, — уверенно говорила одна из них, — и сразу всё поняла — за эту статью его и убили. Написал, что евреи хотят в России капитализм вместо социализма. Ельцин ведь тоже — тайный еврей. У него настоящая фамилия Эльцин.

— И я считаю, что капитализм жиды придумали. Им только бы торговать. Мать с отцом продадут. Русскому человеку социализм нужен. — Это подала свой голос другая бабушка — единомышленница первой.

— Сталина хают! — Встрепенулся седой бородатый дед в потёртом пальто с орденскими планками.

— Так ведь жиды хают! — Согласилась с ним бабушка. Разве русский человек станет ругать Сталина? Русский человек только поклонится ему да перекрестится.

— Да, — заулыбался старик. — При Сталине мы, помню, жидов как тараканов давили. Я ещё в НКВД служил. При Сталине хорошо было. Помню…

Лена так и не узнала, как было при Сталине — подоспела её остановка. Большой девятиэтажный дом она увидела сразу, как только сошла с трамвая. Обойдя вокруг, прочитала номер…

Стемнело. Начиналась последняя ночь 1992-го года и первая ночь года 1993-го. Во дворе было пусто. Только какой-то мужик в пыжиковой шапке стаскивал с «Жигулей» большую зелёную ёлку. Лена вошла в подъезд и прочитала список жильцов на стене. Под номером «92» она нашла фамилию с характерным немецким окончанием. Лена поднялась на восьмой этаж. Прислушалась.

За дверью девяносто второй квартиры царствовала тишина. Запросто могло оказаться, что никого нет дома. Лена позвонила.

…Наверное, с полминуты — никакой реакции. Потом она услышала осторожные шаркающие шаги. Глазка на двери не было.

— Кто там? — Послышался с той стороны настороженный старческий голос.

— Телеграмма. — Сказала Лена, стараясь, чтобы прозвучало это как можно более спокойно и равнодушно.

За дверью затаилась робкая тишина. Там размышляли — открывать или нет. Потом медленно, неуверенно защёлкал замок. Когда дверь приоткрылась, Лена увидела старое морщинистое лицо с нечёсанным пучком седых волос. Маленькие хитрые глазки внимательно её разглядывали.

— Где телеграмма? — Спросил хозяин квартиры, и Лена поняла, что он уже догадался о подвохе.

Сморчок хотел было хлопнуть дверью, но Лена уже выдернула пистолет и сунула ему в ноздрю.

— Я могу войти?

Сморчок вытаращил глаза, и что-то быстро буркнул, что означало согласие. Не опуская пистолета, Лена вошла внутрь.

Она поразилась тому, что увидела. Лена не подозревала, что жильё старого барыги выглядит столь печально. Всё здесь говорило о самой безысходной нищете. Даже квартиры тех, кто вкалывал за установленный минимум заработной платы, выглядели шикарнее.

Жилище состояло из двух комнат. Лена протолкнула Сморчка в одну из них. Здесь располагался старый облезлый диван, на котором, видимо, Сморчок спал. Шкаф выглядел так, словно его принесли с мусорника. Ковёр на стене был в дырах. Он скорее уродовал стену, чем украшал. Больше в комнате ничего не было — даже паркета на полу. Сверху светила маленькая и тусклая лампочка без обожура. Такая тусклая, что Лена догадалась — хозяин специально подобрал именно эту лампочку, не желая разоряться на электричестве.

Продолжая целиться, Лена отошла чуть назад.

— Милая, очаровательная и, конечно же, благородная бандитка, — вкрадчиво начал Сморчок. — Вы можете видеть — у бедного старика совсем нету денег…

— Мне нужны не деньги. — Резко оборвала его Лена. — Мне нужны бумаги Макарова.

На какой-то миг лицо старого еврея чуть побледнело. Но он быстро взял себя в руки и изобразил самое искренее непонимание.

— Если вы мне расскажете, кто такой Макаров, я, конечно же, буду очень рад вам помочь…

Лена вдруг выбросила руку, и пистолет задрожал в двух сантиметрах от его левого глаза. Старый барыга по-настоящему испугался. До него дошло, как ничтожно мало оценена сейчас его жизнь.

— Я считаю до трёх. — Сказала Лена. — Её голос звучал бесстрастно и сухо, как у судьи, зачитывающего приговор. — Один…

— У меня нет этих бумаг. — Сморчок безпомощно развёл руками. — Они у меня были, но…

В глазах у Лены отразилось короткое колебание. Мгновение она не знала, верить или нет…

— Два. — Прозвучало всё так же уверенно.

— Я — бедный одинокий старик… — Казалось, Сморчок заплачет сейчас. — Я никогда никому не причинил зла…

— Опусти пистолет! — Услышала Лена сзади.

Она медленно повернула голову. Дуло висело в воздухе, в метре от неё. У входа в комнату, надвинув на глаза кепку, стоял Валет.

Лена усмехнулась. Потом спрятала оружие. Валет — тоже.

— Мистер Макаров? — Лена кивнула. — Добрый вечер.

Когда инспектор Красиков вошёл в комнату, он увидел четыре тела, неподвижно распластанных на залитом кровью полу. В центре сидел привязанный к стулу Сахно.

— Вы — вовремя, — начал он сразу, увидев Красикова. — Не часто так везёт. — Сахно вздохнул с облегчением. — Развяжите меня.

Следом за Красиковым в комнате появились трое оперативников в штатском. Каждый держал наготове оружие. Из соседней комнаты послышались осторожные шаги. Вошла женщина лет сорока в домашнем халате. Волосы её были растрёпанны, в глазах читался ужас. Это была супруга генерального директора. Она недоумённо смотрела на мужа, привязанного к креслу, на Красикова, на оперативников.

— Что здесь происходит?

Ей не ответили. Красиков с интересом посмотрел на Сахно.

— Думаешь, тебе повезло? — Он прищурился. — Ты, правда, так считаешь?

Было видно, как директор «Меркурия» побледнел. Красиков, испытывающе разглядывая его, медленно отошёл назад. Потом усмехнулся и, подняв руку, выстрелом поставил точку Сахно посреди лба. Стул опрокинулся, и бесчувственное тело генерального директора тяжело грохнулось на пол. Несчастная супруга вскрикнула и тут же упала рядом — один из оперативников всадил ей в горло пулю.

Макаров виновато повертел пистолет в руке.

— Выйди. — Бросил он Сморчку. — Мы поговорим.

Старый еврей удалился, угодливо перебирая ногами.

— Значит, ты тоже записался в бандиты? — Сказала Лена спокойно, когда за Сморчком прикрылась дверь.

Макаров плюхнулся на диван и выбросил пистолет в угол.

— Зарплата когда-нибудь кончается. — Он грустно развёл руками. — А кушать всё равно хочется. — Потом, — Сергей помолчал, — сейчас я уже и сам себе противен. Ведь, когда-то мечтал стать писателем, для этого-то и пошёл в газету. — Он усмехнулся. — А стал уголовником.

— Все журналисты хотят быть писателями. — Сказала Лена. — Если не все, то многие. Это нормально.

Макаров кивнул.

— Но только я им не стал. Многое в жизни получается не так, как когда-то хотелось.

Лена отошла к стенке и присела на корточки.

— Материалы у тебя? — Спросила она.

— Материалы?

Макаров покачал головой.

— Теперь это уже не нужно…

Дверь распахнулась. Инспектор Красиков и инспектор Сергеев. Каждый держал пистолет наготове. Позади них, покорно скрючившись, пристроился Сморчок. Он преданно смотрел на оперов, переводя взгляд с одного на другого.

— Я сделал всё, как вы приказывали…, - заискивающе начал он.

Сергеев развернулся быстро и дважды нажал курок. Сморчок без стона повалился на пол. Макаров и Лена вздрогнули. Не опуская пистолета, инспектор Сергеев достал из кармана удостоверение:

— А вы идёте со мной! Оба!

Илюшенко, задрав голову, смотрел на неподвижный купол звйздного неба. Когда надоело, сунув руки в карманы, принялся прогуливаться взад и вперёд. Окна многоэтажек светились. Илюшенко откуда-то слышал музыку. Город готовился к встрече Нового Года.

Обернувшись, Владимир Александрович увидел двух человек в штатском. Они быстро шли прямо к нему. Потом, вдруг, остановились. Илюшенко замер. Вокруг ни души. Двор словно вымер.

…Тот, что шёл первым, достал «Браунинг». Илюшенко увидел в упор нацеленное на него дуло.

— И что ты этим хочешь сказать? — Процедил он спокойно.

Оперативник молча спустил курок, но выстрела не услышал. Только приглушенный щелчок. Он нажал второй раз и в третий, но результат был тот же.

— Это всё? — Спросил Илюшенко.

Оперативник швырнул пистолет в сторону и вытащил из кармана наточенную финку. Лезвие тупо блеснуло в свете уличного фонаря. Оперативник шагнул вперёд, но коллега, у него за спиной быстро накинул ему удавку. Верёвка, схлестнувшись, скрутилась вокруг шеи.