Но от меня он мог подцепить нечто более серьезное, чем простуду.
Комнату я узнал. Большой дубовый стол, за ним — встроенная полка, по-прежнему практически без книг. Слева от стола — окно, из которого открывался потрясающий вид на Бэй-Бридж, освещенный фарами и задними огнями автомобилей и практически полной луной. В другой части комнаты диван — напротив окна. Перед диваном — кофейный столик, на нем — ведерко, наполненное льдом, в котором охлаждались бутылки с водой. Дейв указал на диван. Я сел, взял бутылку, открутил пробку, глотнул воды.
Дейв пододвинул стул, который стоял у второго стола, маленького, слева от окна. На столе лежал ноутбук. Дейв был в отглаженной синей рубашке, заправленной в серые брюки. Таким я его и запомнил после нашего последнего разговора, разве что лоб стал выше. Дейв заметно полысел.
Он взял клюшку для гольфа, приставленную к маленькому столику, принялся вертеть в руках.
Я понимал, что с ним нужно проявлять предельную осторожность. Понятия не имел, что он знал, а что — нет, но полностью отдавал себе отчет: об Энни упоминать нельзя исходя из того, что мы с ним — определенно не союзники.
— Что вы можете сказать мне о «Стробэрри лабс»?
— Фабрика, производящая синтетические ягоды? — предположил он, замолчал, продолжил: — Извините, неудачная реплика. Похоже, дело у вас важное.
— Вы все так же работаете на Гленна Киндла?
Он кивнул. Конечно, работал с «Киндл инвестмент патнерс». Но не мог вдаваться в подробности, говорить о конкретных делах. Готов, однако, поговорить со мной об общих вопросах корпоративного права, если я приду в обычные рабочие часы. От этой пустой болтовни меня вновь затошнило. Я сунул руку в карман и бросил в рот «Орео».[43]
— Можете что-нибудь сказать насчет «Вестидж»?
— «Вестидж»? Никак не можете забыть? Скажу вам, что у налоговиков возникали вопросы. Теперь все улажено и информация доступна широкой общественности. Но я не могу обсуждать с вами какие-то конкретные подробности.
Я вытащил из кармана мобильник.
— Я собираюсь позвонить в полицию. Хочу предложить им посетить вас и Гленна Киндла.
Конечно, я блефовал: меня самого разыскивали, чтобы допросить. Но хотел узнать, что известно Дейву, и он разгадал мой замысел буквально за секунду.
— Вы действительно думаете, что это мудрое решение… учитывая, в каком затруднительном вы положении.
Он выдержал паузу, чтобы я лучше уяснил его слова.
— Выбудете выглядеть довольно-таки глупо, позвонив копам без очевидной на то причины. Вы выглядите усталым, Нат. На мой профессиональный взгляд, и, пожалуйста, истолкуйте его правильно, вы ведете себя несколько странно.
Если я правильно его понял, он только что признал: ему известно больше, чем он старается показать, и теперь он пытается скрыть собственную осведомленность. «Затруднительное положение»! Это он про кафе? Или мою болезнь? Или про Энни? И почему Дейв сам не позвонил в полицию? Сосредоточиться не получалось.
— Позвольте мне изложить свою версию.
— Откровенно говоря, мне пора домой.
— Кто-то, связанный с Гленном Киндлом, может, сам Гленн Киндл, загружает компьютеры… программой. Опасной программой. Она вызывает у людей… болезнь.
Он начал смеяться.
— Каким-то образом эффект этой программы схож с действием метамфетамина. Воздействует на внимание… мешает сконцентрироваться… Управляет нейротрансмиттерами. Серотонином, допамином. Программа заставляет проводить за компьютером все больше времени. Оторваться от него становится невозможно. Возникает привыкание. Как к наркотику.
Я, Энди, может, Саймон Андерсон. Мы подсели на компьютерную иглу. Я сам с большим трудом отрывался от моего ноутбука, эти бесконечные ночные блуждания по Интернету, нарастающая возбудимость. Отрыв от компьютера вызывал ночные кошмары, слабость, дрожь в руках, агрессивность, раздражительность. Разве не так вел себя Энди? И Энни сказала, что меня успокоит риталин, стимулятор, препарат, который прописывался страдающим дефицитом внимания. Может, в этом и заключались эксперименты на крысах: исследователи хотели определить, какой вид стимулирования электротоком крысы предпочтут еде?
— Я понимаю, о чем вы. Пришло время откровений?
Дейв начал с признания, что ничего не знает об опасной программе, а потом разразился монологом: к компьютерам, безусловно, может развиться привыкание. Когда люди получают электронное письмо или им звонят по телефону, в кровь впрыскивается адреналин, возникает возбуждение, инициированное звуком, образом, перспективой узнать что-нибудь новенькое. Отсутствие такой деятельности создает вакуум, вызывает скуку. Вот почему люди отвечают на звонок по мобильнику, даже если они сидят за рулем: происходит привычная для них стимуляция мозговой деятельности.
Тут меня осенило.
— И вы пытаетесь это использовать?
— Господи, Нат, — он рассмеялся, — я понятия не имею, о чем вы говорите.
— Но вы только что…
— Я думал, разговор у нас о современной жизни. Мы привыкли к тому, чтобы использовать все эти электронные игрушки, так? Как вы назвали это заведение… «Крэкберри»?
Он играл со мной. Подсовывал приманку, а когда я хватался за нее, вел себя так, словно говорил ни о чем. Я извлек из кармана обсыпанный сахарной пудрой пончик.
— Натаниэль, буду с вами откровенен. У вас всегда была склонность к драматизации. Я думал об этом, когда видел вас с Энни. Вы романтизировали ваши отношения. Она была совсем не такой, как вы ее себе представляли. А теперь вы говорите об этой компьютерной чепухе. Вскоре вы скажете, что некие люди загрузили какую-то мистическую опасную программу в ваш компьютер, или следят за вашими перемещениями по вашему мобильнику, или прослушивают ваши разговоры. Перестаньте. Вы действительно думаете, что компьютеру под силу такие возможности?
Он сел перед своим ноутбуком, прошелся пальцами по клавишам. Сказал, что и представить себе не может, чтобы компьютер мог вот так воздействовать на человека. Предложил продемонстрировать, о чем я ему говорил.
И действительно, каким образом компьютер мог воздействовать на мозг человека? Я наблюдал, как его пальцы бегают по клавиатуре. Экран не мог напрямую контактировать с мозгом, ведь так? Он поднялся.
— Покажите мне.
Я осторожно приблизился. Клюшку он отложил, так что я не думал, что он попытается напасть на меня.
Посмотрел на компьютер и увидел, что он вывел на экран статью в «Кроникл» о расследовании взрыва в кафе. Большими буквами выделялась главная новость: разыскивались двое выживших при взрыве.
— Какого хрена? Почему эта статья?
— Почему нет?
Я сел за компьютер. Начал читать. И внезапно в голове загудело. Кончики пальцев начало покалывать острыми иглами. Зашумело в ушах. Желудок… Я потряс головой. Стал жадно ловить ртом воздух. Отвернулся от компьютера, и меня вырвало. Содержимое желудка ракетой выплеснулось на ковер.
— Ну разве так можно? — Дейв смотрел на брызги блевотины на своих туфлях. — Это же «Аллен-Эдмондс»!
Я никогда не страдал мигренью. Но приходилось ее лечить. Мигрень превращает мозг в хрупкую вазу. Малейшее движение, свет, звук вызывают боль.
Внутренности свело. С большим трудом мне удавалось проталкивать в легкие воздух. Такого не могло быть. Компьютер не мог этого делать. Я захлопнул крышку ноутбука. Обхватив себя руками, попытался поднять голову. Поднял на дюйм. Меня снова вырвало.
— Она и в этом компьютере, — прохрипел я.
— Вы подхватили грипп, дружище.
— Что установлено в этом гребаном компьютере?
Меня охватила ярость. Я поднялся, оперся на край стола, чтобы не упасть. Шагнул к Дейву. Краем глаза увидел, как он берет со стола пресс-папье. Чтобы защищаться или нападать?
Он замахнулся и ударил.
Зазубренный край грозил угодить мне в голову. Я наклонился вперед и повернулся. Удар пришелся пониже подмышки, отозвался болью. Инерция чуть не бросила его на меня. Он вновь замахнулся.
Я вдруг осознал, что держу в руках ноутбук. Инстинктивно схватил его и теперь, когда Дейв нанес следующий удар, использовал компьютер как щит. Дейва качнуло, он опустился на колено. Я взмахнул ноутбуком, бил не глядя, вслепую, но попал. Угол зацепил щеку Дейва. Он закричал от боли, вскинул руки к лицу.
Если бы не охватившая меня ярость, не ощущение, что ставки очень уж высоки, все выглядело бы довольно комично. Мужчины не знают, как драться. Они умеют только угрожать. Потасовки на баскетбольных площадках или футбольных полях не в счет.
Дейв встал. Руку он прижимал к рваной ране на щеке. Я держался за бок. Теплый и липкий. Мы оба стояли, тяжело дыша. Что теперь?
— Ты пытался меня убить, — выдохнул я. — Ты пытался меня убить.
— Я защищался от психа. Посмотри на себя.
