— И это все, что ты можешь сказать! — констатировала Ингрид.
Бен Нобле был в полосатом халате; Лола подумала о сумке Монтобера. Тот, по крайней мере, плавал в бассейне, а Нобле никогда и не пытался пошевелить чем-нибудь, кроме мозгов. И делал он это слишком быстро, словно разгонял свои нейроны в ядерном ускорителе. Все прошли в квартиру и оказались перед телевизором, по которому шел фильм ужасов. Нобле нажал кнопку на пульте, и лицо актрисы замерло в крике. Троица уселась на диван, но отказалась от пива, которое предложил им хозяин, открыв холодильник.
— У нас развилось стойкое отвращение к холодильникам, — сказала Лола, чтобы завязать разговор.
— Что стряслось, девушки? — Он повернулся к Диего. — А ты как тут оказался, танцор дерьмовый?
— Мы тебя немедленно арестуем, — заявила Лола. — Если кто-то тут и имеет право раздражаться, то это не ты.
— Эрик Бюффа прокололся, — проговорила Ингрид, сдерживая свой гнев. — А ведь ты предлагал мне помочь провести расследование! Среди любителей ужастиков!
«Надо говорить «раскололся» и «проболтался», детка, — с нежностью подумала Лола. — Но я прощаю тебе все твои лингвистические ляпы. Тебе заранее прощается все, вплоть до новых распоряжений. Только, пожалуйста, держи себя в руках, если хочешь, чтобы правда вышла на свет, а ты сама при этом не замаралась с ног до головы. Тебе скорее помогут методичность и умение владеть собой, а вовсе не слепые чувства».
Лола сделала знак Бену, чтобы он послушно сел на диван. Но тот предпочел проявить строптивость. Взял стул и уселся на него верхом, глядя на всех сверху вниз.
— Запираться бесполезно, — сказала она спокойно, — Всем известно, что Эрик Бюффа достал для тебя руку в больнице Святого Фелиция, а ты подбросил ее в холодильник Ингрид. Это было нетрудно. У тебя были дубликаты ее ключей, и ты знал, когда она бывает дома.
Бен бросил на Диего испепеляющий взгляд.
— Я не собираюсь ничего отрицать, но сначала я хочу знать, что он тут делает. Это твой новый дружок, Ингрид? И ты привела его сюда показать мне?
— Решайте свои проблемы без меня, — сказал Диего, поднимаясь.
— Нет, останься, — велела Ингрид и обратилась к Бену: — Ты ничего не понял. Из-за твоих проделок у нас с Лолой чудовищные неприятности! Диего предоставил нам приют. Он имеет право находиться там, где считает нужным. Я опускаю детали, но мы даже не можем спать дома, и за нами гонятся истязатели.
— Это правда?
Бен, казалось, огорчился. И тут же принялся предлагать свою помощь и защиту.
— Ты мне угрожаешь, как маньяк, а потом рвешься меня защищать?
— Да, babу, так все было задумано. Мне казалось, я сочинил потрясающий сценарий, я увлекся. Но все это я делал ради тебя.
Ингрид порывалась возразить, но Лола попросила ее дать Бену объясниться.
— Когда ты меня бросила, я думал, что сойду с ума. А потом решил вновь тебя завоевать. Любыми средствами.
Рассказывая, Бен поглядывал на застывшее в ужасе лицо актрисы на экране телевизора. Лола начинала понимать ход его мыслей. Бен Нобле — человек, живущий рассудком, любитель все усложнять. Он умеет нагонять ужас. С каким восхищением о нем отзывался Эрик Бюффа! Если он продолжит в том же духе, то станет мэтром ужастиков. А сейчас он преуспел в искусстве садиться в лужу и делает это с размахом.
— У меня была идея сделать фильм о вампирах в заброшенной зоне, но мне не разрешили проводить съемки. Зато я познакомился с Эриком. Он рассказал мне про бассейн с трупами. И мне захотелось напугать тебя до смерти. Чтобы ты почувствовала непреодолимое желание укрыться в моих объятиях. Глупее я, наверно, никогда ничего не придумывал.
— Exactly!
— Но если бы можно было начать все сначала, я бы поступил точно так же. Ты мне не оставила выбора. Бросила меня, как собаку. Только за то, что я хотел узнать о тебе всю правду. И потому что был готов любить в тебе все. Мало найдется мужчин, способных стерпеть твои «танцы» в «Калипсо», можешь мне поверить!
Диего слушал с молитвенным вниманием. Что он стремился понять? Но Бен уже продолжал, объясняя, что придумал этот гвоздь, чтоб придать постановке мистическое измерение, способное мгновенно вызвать ужас. «Лечение» было суровым, и его не следовало применять слишком долго.
— В результате мы пошли на риск, без которого прекрасно могли обойтись, — вставила Лола.
— И ты был уверен, что добьешься своего! — возмутилась Ингрид. — Думал, я брошусь искать у тебя защиты, как жеманная дурочка. За кого ты меня принимаешь?
— За женщину, Ингрид.
— Stupid macho! Silly prick!
— Вы опять за свое?
— Ты ошибаешься, я щадил твои чувства. Даже спрыснул руку дезодорантом. Да, я хотел тебя напугать, но не травмировать.
Ингрид откинулась на диване, словно Бен оглушил ее своим болтливым языком. Лола невольно улыбнулась.
— Ладно, Ингрид, давай по-хорошему. Ты выставила меня на посмешище, вынудив открыть свое сердце перед Лолой и совершенно незнакомым мне человеком. Ты вынуждаешь меня идти до конца.
— Значит, после всех этих бесконечных глупостей будет еще какой-то конец? — не удержалась от колкости Лола.
Нобле пропустил реплику Лолы мимо ушей и подошел к Ингрид.
— Я хочу, чтобы ты провела здесь сегодняшнюю ночью. И все другие ночи тоже. И вообще, я буду великодушным, чтобы ты поняла: мелочность — это не по моей части. Лола и твой друг могут остаться. До завтрашнего утра.
Ингрид вскочила на ноги и бросилась в ванную с чемоданчиком под мышкой. Когда она вернулась, на ней были джинсы и простая майка, купленные Диего. Она вышла, даже не взглянув на Бена.
— Ты не можешь вот так уйти!
— Оставляю тебе окровавленный халат медсестры, пригодится для твоего авторского кино! — бросила она с лестничной площадки.
Лола и Диего встали. Он было взглянул на Бена, желая его утешить, опомнился и последовал за Лолой. Они вышли из дома. Ингрид повернула к каналу. На сонной улице с громким стуком распахнулось окно.
— Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ИНГРИД! ХОЧЕШЬ ТЫ ЭТОГО ИЛИ НЕТ!
Диего и Лола прибавили шагу, чтобы догнать подругу.
— Даже в его несчастье ему повезло, — сказал Диего.
— Какое же тут везение?
— Любить как он. Со мной такого никогда не случалось. А мне бы очень хотелось испытать подобное.
— Я думаю, в этом ты не одинок.
— И ТЫ ТОЖЕ ЛЮБИШЬ МЕНЯ, ЗАДАВАКА ЧЕРТОВА! И ТЫ ТОЖЕ!
— Скажи, Лола…
— Что, мой мальчик?
— Что это за истории с танцами, точнее, с «Калипсо»?
— О, я и сама толком не знаю.
— Madre de Dios! Какая же у Ингрид сложная жизнь!
— …и Иисус, плод чрева твоего, / Святая Мария-Богородица…
Лола открыла один глаз и увидела над собой свод, резную люстру, птицу, которая свила гнездо на потолочной балке и кормила своих птенцов.
— Прости пас, бедных грешников, / Сейчас и в час нашей кончины…
Двумя рядами выше она увидела молящуюся женщину и потрясла Ингрид. Американка проснулась, но не сдвинулась с деревянной скамьи, слушая молитву. Затем выпрямилась и слабо улыбнулась.
— Я не в первый раз засыпаю в церкви, но в Мексико-Сити скамьи удобнее.
— Ты спишь в мексиканских церквях, вырубаешь истязателей, как Брюс Ли, усыпляешь двойников уколом в ягодицу. Ты вполне можешь заменить снотворное, Ингрид Дизель, тебе это говорили?
— Уж раз мы коснулись этой темы, нельзя ли мне поспать еще?
— И не думай, — зевая, ответила Лола. — Делай, как я. Встань и иди, да поможет тебе небо.
Лола оторвалась от скамьи с таким ощущением, словно у нее деревянное тело престарелого Пиноккио. Ей невольно вспомнился кит Нона, чем-то напоминавший неф, в котором они нашли пристанище, взломав замок церкви Святого Евгения. В чьем чреве проведут они эту ночь?
Лола сунула пятьдесят евро в кружку для пожертвований рядом с изображением святого с очень доброй улыбкой и вышла. Солнце уже заливало паперть, а на углу улицы Консерватории было кафе. Можно позавтракать, и обзор оттуда хороший. Во всяком случае, размышлять на голодный желудок у нее никогда не получалось. Ингрид плелась следом, так, кажется, и не проснувшись. Они расположились в прокуренном кафе на стульях, крытых вытертым молескином. У американки не было сил возмущаться.
— Пожалуйста, сандвич с маслом и ветчиной и четыре эспрессо, — заказала она. — И апельсиновый сок.
— То же самое, — сказала Лола официанту, вяло двинувшемуся к стойке.
Лола нашла, что ее подруга выглядит, как песчаный берег после прилива. Бледная, утомленная силой стихии, но очистившаяся от всего наносного. Они поговорили о Бене Нобле, прежде чем заснуть на слишком жестких церковных скамьях, и тема была исчерпана. Главное, выяснилось, что два дела никак не связаны между собой. Это открытие, давшееся им такой ценой, сужало поле деятельности, но и открывало новые перспективы.
