Произнося ответные слова приветствия, Коновалов рассеянно кивнул. Его внимание сосредоточилось на двух группах людей, одетых как в милицейскую форму, так и в гражданские костюмы. Оперативники вышли из сине-желтых "уазиков" с городскими гербами на дверцах. Машины остановились одна за другой впереди Любиной "девятки". Вспыхивали и гасли мигалки, звучали обрывки разговоров по рации. Коновалов на секунду окунулся в свою родную стихию, сердце защемило какой-то особой, непонятной, неведомой прежде тоской.
Однако это состояние длилось недолго.
- Что здесь происходит? - спросил солидный, как принято выражаться, представительный мужчина лет сорока, спешивший к Коновалову впереди всех.
- Здорово, Санек, - расплылся в улыбке Василий. - Как поживаешь?
Прибывший - по всему видно, человек, привыкший командовать, проигнорировал Коновалова и его приветствие. И вновь повторил свой вопрос, обращаясь конкретно к Афиногенову.
- Вот Коновалова задержали, - неуверенно ответил тот. - Палил тут из оружия Тощего с Зайцем., тьфу ты, Нилова с Кожевенковым ранил...
- Это не я... - начал было Василий, но "Санек" намеренно игнорировал его.
Тут в беседу вступила Любочка. Двадцатипятилетняя любительница приключений страшно завидовала Коновалову, как говорится, белой завистью. Еще бы. Так круто со всеми разобрался, вот бы и ей вместе с ним! А то сиди в сыром каменном мешке и допрашивай всяких там придурков. Вот недавно какие-то идиоты, иначе и не назовешь, - главарь банды на иномарке разъезжал - украли по глубокой пьянке, конечно, у какой-то старухи... утюг!
Это была самая "фирмучая" и, пожалуй, единственно ценная вещь в доме, и бабке стало обидно - утюг она получила, угадав что-то такое в одной из бесчисленных викторин. А Любе не обидно? Коновалов с приятелем превратились в знаменитостей, а она... тоже прославилась. Ограбление века раскрыла, утюг нашла и... попала на телеэкран. Проныры журналисты пронюхали и сделали громкий репортаж! У Синички, сидевшей перед телекамерами, щеки горели от стыда, ей хотелось провалиться и... заплакать.
То ли дело Коновалов! Только один раз за все-то геройства вытащили его в студию: прямая трансляция на всю область. Один вопрос, другой... Все больше Васин приятель Омар отвечал и при этом как-то странно на товарища посматривал и ерзал. Впрочем, это уж Люба потом заметила, когда запись (она, разумеется, записала передачу на "видик") прокручивала. Лишний раз возблагодарила Любочка своего дядю, подарившего ей и "девятку", и видеомагнитофон. Своих детей у него нет, вот и задаривает любимую племянницу. Свой дом обещает, а вместо "девятки"
"Мерседес", лишь бы глупенькая девочка из милиции ушла.
Как же, уйдет она!
Так вот, Василий Андреевич молчал, молчал, а потом как принялся всех костерить - и журналистов, что из мухи слона делают, и мэра, что лезет куда не надо, и... всех подряд. Потом встал, сказал: "Па-ашли вы все" и удалился, на прощание опрокинув юпитер боковой подсветки вместе со штативом. Последнее - по всему было видно - не нарочно.
Вот это да!
- Это не он стрелял, - твердо произнесла Синичка, едва доходившая высокому, широкоплечему "Саньку", уважаемому ею майору Михееву до плеча.
- Разберемся, - не стал он спорить. Однако было видно, что заступничество Любы Александру Ивановичу не понравилось.
- Поезжайте, посмотрите, что там за углом горит, - бросил он через плечо, и трое его спутников вернулись к "уазику".
- Василий Андреевич, - окликнул Коновалова Копайгора, как-то опасливо косясь на милиционеров и людей в штатском. Некоторые из них так и топтались возле своих раненых товарищей. - Омар пропал.
- То есть как это пропал? - удивился капитан.
Все присутствовавшие повернулись и посмотрели сначала на старика, потом на Василия.
- Так вот и пропал, - встревоженно пожимая плечами, проговорил толстяк. Нигде его нет.
- То есть как это нет? - воскликнул капитан, беспокойство, посеянное первыми словами Копайгоры, уже переросло в тревогу. - А что, если киллеров двое? Вы везде смотрели? - спросил он на всякий случай, понимая, что Омар не маленький ребенок и что раз его тут нет, значит, причиной этому нечто очень серьезное. Коновалов шагнул вперед. - Я должен сам все осмотреть, - решительно заявил он.
- Куда?! - взвился майор, хватая Коновалова за рукав. - Стоять на месте!
Впопыхах он и не заметил даже, как Люба подобрала коноваловский "ПМ" и спрятала в карман кителя. Она обожала ходить в форме.
- Чего? - как обиженный мальчишка, прогундосил Василий. - Чего надо?
- Ты арестован! - закричал майор. - И на сей раз ты ответишь за все свои безобразия, понял?!
Подъехала "скорая помощь".
- Да ты чо, Михеич, в натуре, - загнусавил Василий. - У меня друг куда-то пропал... В меня стреляли...
- Ты стрелял в работников милиции!
- Ты охренел, Санек, да? Говорю же - стреляли в меня. Тот же самый тип, который уложил и их, - Коновалов мотнул головой в сторону лежавших на тротуаре милиционеров, возле которых деловито копошились врачи. - Надо передать всем постам, чтобы задержали синий "Скорпио", номер наш местный, старый, четырехзначный - Василий прищурился. - По-моему, первые цифры "шесть-один". Ловить надо этого мужика, Сань, он может убить ещё многих...
Майор покачал головой и нехотя отдал приказание одному из коллег как раз в тот момент, когда из-за угла вывернул "уазик" с сотрудниками, посланными к догоравшей "Вольво". "Бобик" объехал квартал и наткнулся на нечто очень интересное, о чем немедленно следовало доложить старшему оперуполномоченному Михееву.
- Что? - не поверил своим ушам майор. - Четверо? Четверо убитых? Застрелены из пистолета!? Трое сгорели? Пожарку вызвали?
Оперы не успели ничего сказать, ответом Михееву стал рев пожарной сирены.
- Он может натворить много бед, - проговорил Коновалов.
- Он уже натворил, - тяжело вздохнул Михеев. - Но это не твое собачье дело, Коновалов! - Майор ткнул пальцем в Толстолобика, указал на Василия и, едва сдерживаясь, чтобы не кричать, приказал: - Арестуй его.
Афиногенов сделал какое-то неопределенное движение, которое могло означать все что угодно, в том числе и - "можно, конечно, но как-то боязно".
Коновалов про свой пистолет, конечно, помнил и понимал, что повод для его ареста у Михеева имеется, но сдаваться, по своему обыкновению, не желал.
- За что? - спросил он.
- За "пушку", - улыбаясь, пояснил Михеев. - Двести восемнадцатую не отменили пока что! Где его пистолет?
- Не знаю! - с искренним изумлением проговорил Толстолобик. Любой, кто видел в этот момент его лицо, мог убедиться - кличка дана ему правильно. - Тут лежал...
На асфальте пистолета не было.
- Так где же он?! - взвился майор.
- Нету, - проговорил Толстолобик. - Может, эти уперли? - добавил он, показывая на врачей, погружавших раненых в машину.
- Ты ду... бл... - захлюпал Михеич, так и недоговорив ни одного из начатых слов, то ли не находя подходящего эпитета, то ли не решаясь в присутствии Любы как следует выругаться. А как хотелось! - Кто взял?!
Все недоуменно переглянулись.
- Вы не это ищете? - спросил вдруг Копайгора, нагнувшись и делая вид, что поднимает что-то с асфальта. - Извините, что я... - он протянул майору "вальтер".
- Это что? - ошалело уставившись на пистолет, спросил Михеев.
- Трудно сказать, - как бы между прочим, проговорил Коновалов, который, что называется, въехал в ситуацию. - Придется отдать на баллистическую экспертизу.
Учуяв какой-то запах, исходивший от "вальтера", Михеев непроизвольно поднес оружие к носу и поморщился. Сообразив наконец, что никакая баллистическая экспертиза тут не требуется, Александр Иванович пришел в неописуемое раздражение.
- Ты! - довольно грубо обратился майор к Копайгоре. - Откуда ты это взял?
- На асфа... - состроив простодушную мину, начал Копайгора.
- Не ври мне, алкаш! - совершенно незаслуженно оскорбил старика озверевавший Михеев. - Не ври! Ты спрятал его пистолет? - спросил майор старика, тыча пальцем в Коновалова. - Ты?!
Реакция ветерана войны, рабочего с пятидесятилетним стажем Ивана Макаровича Копайгоры Коновалова уже не удивила.
- Да как ты смеешь, щенок паршивый, тыкать в меня своим поганым пальцем?! - завопил старик и решительно двинулся на оперативника, так что тот поневоле попятился. - Я помню, как ты ещё ссался и срался в пеленки! У твоих отца и матери, пусть земля им будет пухом, весь балкон был завешан пеленками, будто у них тройня родилась! И во дворе всегда висели, твоя мать стирать не успевала. Они-то, родители твои, были приличными людьми, посмотрели бы, какого, прости Господи, говнюка вырастили, то-то бы обрадовались!
Среди стоявших сзади милиционеров раздалось несколько довольно выразительных смешков, а в наступившей вдруг секундной паузе ктото неторопливо, спокойно, негромко, но тем не менее очень отчетливо произнес:
- Силен, ребята, был наш Михеич в свое время!
- Сейчас он, наверное, уже не тот, что был, - возразил на это предположение другой точно таким же тоном.
