– За стойкой дежурного есть дверь. Написано: «Камера хранения». Он зашел туда, как к себе домой, а Белов не обратил на него никакого внимания. Обычно посторонних не допускают в камеры. Значит, армянин здесь работает, отнес чемодан очередного клиента. Разве можно хранить что-то ценное в этих халупах? Смешно. Здесь рай для бомжей.
– Возможно. Я об этом не подумал. Дежурный тебе представился?
– Нет.
– Ты назвала его Беловым.
– Так у него бирка висит на лацкане пиджака. «Белов Аркадий Николаевич. Главный администратор». Кабинет его рядом с камерой хранения, пришлось звонить в колокольчик. Да и с чего бы ему стоять столбом за стойкой, клиентов-то нет. Ты видишь, хотя бы еще одну машину на площадке?
– Все верно. Возвращаемся в город.
– Я хочу посмотреть на халупу, которую мы сняли.
– Еще увидишь, но только когда стемнеет, не сейчас.
– Тут нас никто не достанет?
Вопрос был задан вовремя, Антон едва успел загородиться газетой. По узкой дороге к пансионату ехала бежевая «Ауди». Ее вела Мелисса-Инга, Никита сидел рядом. Они о чем-то очень активно говорили и встречную машину попросту не заметили. Пять секунд – и разъехались. Люда затормозила, лицо ее побелело.
– Бог мой! Меня чуть кондрашка не хватила!
– Сама напросилась. Сидела бы дома, там спокойнее. Видишь, в каком годючнике мы побывали.
– Не нуди! И так тошно. Садись сам за руль, у меня руки трясутся. Смельчак! Газеткой прикрылся. Страус тоже дурную башку в песок прячет.
Они поменялись местами и минут десять ехали молча. Потом Людочка не выдержала:
– Я ради него рискую, микрофоны подклады-ваю, а он еще насмехается…
Антон молча взял с заднего сиденья черную коробку и нажал на какую-то кнопку. Девушка услышала собственный голос: «… Я заплачу тебе сотню баксов, если ты пристроишь этот шарик у него под носом». Антон выключил аппарат.
– Ну и что?! – возмутилась Людочка. – Без меня ты и этого сделать не смог бы!
– Куда она спрятала микрофон?
– В солонку спрятала. Видать, опыт есть. Баба со стажем, наверняка на гэбистов работала. Там их всему учат. С ее данными лет десять назад наверняка интердевочкой работала, а сейчас в поганом кабаке конкуренток пугает.
– Ты чего завелась-то?
– Ничего! Я с тобой поеду, не могу сидеть дома. Если тебя прибьют, я себя виноватой считать буду.
– Что за чушь? Я делаю свою работу.
– В газете написано, что тебя из ментуры уволили.
– Мент всегда остается ментом. А потом, у меня личные счеты с этими говнюками.
– У меня тоже.
– Это какие же?
– Они мне не давали чаевых. Жлобы!
– Аргумент серьезный. Нам нужно купить флешку для фотоаппарата.
– Я думала, тебе понадобится пулемет. А разве этот тип, что печатал статью, не умеет фотографировать?
– Нам не хватает только репортеров. Ты же не знаешь моих планов.
– Думаю, что у тебя их нет. Так что покупай пулемет, у них он наверняка есть.
– Гаубицу! Но стрелять из нее будешь ты. Да так, чтобы в городе стекла из окон повыскакивали.
Люда вдруг расхохоталась.
Въехав на территорию пансионата, Инга и Никита продолжали спор:
– Ты должна понять очень простую вещь, Инга. Твою связь со мной может подтвердить только твой отец. Если следствие получит такую информацию, тебя возьмут под белы рученьки как соучастницу. Гордеев знает, что я жив. Его арестовали, значит, он уже дает показания. Ему могут поверить, а могут и не поверить.
Инга нервно закурила.
– По письму, где названо лишь мое имя, невозможно определить адрес пославшего это письмо. Мы не виделись с отцом семь лет, а то, что ты когда-то женился на девчонке из Риги и увез ее с собой, еще ни о чем не говорит.
– На какой адрес он писал тебе письма?
– До востребования.
– Значит, ты сохранила свой настоящий паспорт? Твой отец не мог посылать письма Мелиссе или Клавдии, он посылал письма Инге Яновне Ландсберг. Без паспорта письмо на почте не отдадут.
– Тот паспорт спрятан в надежном месте, его никто не найдет. Только по нему я могу без визы поехать в Ригу, где меня никто не достанет. Когда закончим дело с бухгалтером, я должна буду на время исчезнуть. Почему бы не отсидеться в Прибалтике? У тебя другое лицо, ты можешь разгуливать по городу, а я засвечена. Меня видел следователь, меня знает Антон. Из нас двоих на этот раз рискую я, продолжая работать под носом у следствия.
Никита засмеялся.
– О каком риске ты говоришь? Гордееву никто не поверит, он в полном дерьме. Во всех налетах участвовали Топтуновы, это доказано следствием. Они мертвы. Эраста Скороспелова возьмут со дня на день, и дело можно считать закрытым. Его место займет наш протеже Андрей Сумской, человек без единого пятна в биографии. Сегодня вечером мы его обработаем, и он наш с потрохами. Мы начинаем жизнь с чистого листа, никаких налетов и шумихи. Но ты права, тебе придется уехать на время, Сумского я добью сам с помощью Лени Постникова. Ты поедешь в Прибалтику, но не отсиживаться, а убирать последнего свидетеля. Я не о себе думаю, а о тебе. Из Риги – в Питер. Там легко затеряться, к тому же у нас есть там база. Когда все уляжется, я тебя вызову.
– Может, ты и прав, – сухо сказала Инга. – Но то, что ты представился Антону Никитой Кочергиным, твоя самая большая глупость.
– Думаешь? – Никита хмыкнул. – Следствие располагает только отпечатками пальцев циркачей и самого Гордеева. Есть официальное заключение о гибели Кочергина при попытке бегства из колонии. Ну кто этому дураку Гордееву поверит? Если он скажет, что я изменил внешность и теперь меня невозможно узнать, его на смех поднимут. Не приговорят к вышке, так отправят в психушку. Ни Вербицкому, ни черту, ни Богу невозможно распутать наш клубок. Они застрянут в паутине. Да и зачем им его распутывать дальше? Заговорщики выявлены, преступник пойман, исполнители убиты, свидетелей нет. Следствие не может длиться вечно. У них сроки, давление сверху, а мы никуда не торопимся.
Машина остановилась у дома с табличкой: «Административный корпус».
Никита достал из багажника рюкзак и понес его в камеру хранения. Из своего кабинета вышел Белов, потягивая пиво из бутылки.
– Докладываю обстановку, уважаемые Бони и Клайд, – весело заговорил владелец пансионата, – землетрясения не случилось, в Багдаде все спокойно.
– Интересно, а что здесь могло произойти? В такую слякоть и собаки по дворам не шастают, – отмахнулся Никита.
– Шастают, любезный ты мой, – нахмурился Белов.
– Ты это о чем, Аркаша? – тихо спросила Инга.
– Девятнадцатый домик сдал на две недели. Схема старая. Он сидит в машине, она платит и получает ключи. Обычно я спрашиваю, кто им рекомендовал наш пансионат, рекомендатели у нас получают скидки. Но сейчас спрашивать ничего не стал. Кроме вас, этой парочке никто другой рекомендовать мое заведение не мог.
– Ну-ка, ну-ка, это уже интересно, – прищурился Никита.
– Конечно, она меня не вспомнила. Я человек незаметный, но зато я ее хорошо помню, не раз заглядывался на ее округлую попку. Это горничная из гостиницы «Радужная». Девочка первого сорта. Я часто видел ее на этаже, когда приходил к тебе, Гений.
Никита и Инга переглянулись.
– Ну зачем девочке пансионат? – продолжал Белов. У нее полэтажа люксовых номеров пустует, приводи кого хочешь. Все удобства, и бесплатно. С ее возможностями возить мужиков за город глупо. Или для этого должна быть веская причина. Какая, например? Капризный клиент? Боится засветиться?
– Она кого хочешь может впустить через служебный вход гостиницы, – заметил Гений. – Как, впрочем, и вывести. Неужели в газете напечатана «утка» и Гордеев на свободе?
– Меня это только радует, – сказала Инга. – Потеряв нас из виду, он прощупывает наши старые базы. Ему нужен помощник. Где взять? Не пойдет же он просить помощи у ментов, его загребут. Дошел мужик до крайности, гостиничных шлюх стал брать в партнеры.
– На ловца и зверь бежит, – согласился Никита. – Он приедет сюда после заката и начнет проверять все коттеджи, в которых горят окна. А таких тут не много. Зачем нам дергаться, он сам придет. Девятнадцатый, говоришь?
– Именно. В противоположной стороне от вашего, – ответил Белов.
– Пора кончать с придурком, он мне надоел, – жестко заявил Кочергин.
– Ты мне всю песню испортишь! – возмутилась Инга и направилась к выходу.
– Твоя жена стала слишком опасной, Никита, – глядя ей вслед, шепнул Белов.
– И до нее очередь дойдет, – равнодушно сказал Кочергин. – Кроме нее, никто не сможет обработать бухгалтера.
– Она засвечена везде и всюду, пока о ее муже ничего неизвестно, но если она начнет давать показания…
– Все не так, Аркаша. Я полностью изменил схему. Продолжительного изматывания клиента и доведения его до кондиции не будет. Мы оставим бухгалтера с трупом Инги на руках. Не сегодня, не сейчас, а когда тот залезет по уши в трясину. Он будет единственным виновником ее смерти, а я – единственным свидетелем. Тогда Сумской уже не вырвется из моих лап.
