— Доброты она почти не знала, ласки. Внимание ей нужно, и забота. Оттает она тогда… — И почти без перехода. — Сами еще увидите и поймете, лучшей матери для Саши не найти. Не мачехи, а матери! Я многое повидала, и определенно скажу, не проглядите, Виталий Александрович! Может, и вправду ваша судьба нашлась?
Морозов как-то странно посмотрел на нее, и молча направился к двери. На пороге остановился, повернул голову, видно, хотел что-то сказать, но лишь покачал ею и вышел из столовой.
Зоя так же молча перекрестила его вслед. А затем, тихо и недовольно, бормоча что-то себе под нос, выключила свет и направилась в свою комнату.
Морозов поднялся по лестнице на второй этаж. В доме было тихо, и он ступал осторожно, чтобы не разбудить домочадцев скрипом половиц. У детской он остановился и прислушался. Дверь была плотно закрыта, но снизу просачивался бледный свет. Виталий предполагал, что Лиза и Саша уже легли спать. Было слишком поздно, чтобы стучать в дверь и вызывать Лизу на откровенные разговоры. Но ему потому и расхотелось спать, что его буквально трясло от предчувствия встречи с этой женщиной. И предчувствие его не обмануло. Где-то в глубине коридора тихо скрипнула, отворяясь, дверь.
Виталий оглянулся и увидел Лизу. Она вышла из библиотеки со стопкой книг в руках. Заметив Виталия, она застыла от неожиданности. Но только на мгновение, потому что тотчас двинулась ему навстречу. Не дошла пары шагов и остановилась напротив.
— Что вам нужно? — спросила она сухо.
И Виталий только сейчас понял, что держит ладонь на дверной ручке. Он отдернул ее, наверно, быстрее, чем следовало, и виновато произнес:
— Просто хотел взглянуть на сына. Но вспомнил, что уже поздно, и решил вас не беспокоить.
— Понятно, — сказала Лиза. Голос ее отнюдь не стал мягче. Она сделала попытку обойти Виталия, но тот взял ее за руку, свободную от книг, и спросил:
— Вы не спите? Почему? Саша не позволяет?
— Позволяет, — ответила Лиза, и попыталась осторожно освободить руку.
Но Морозов держал ее крепко, впрочем, сам того не замечая. И от волнения, верно, на каждую ее фразу отвечал еще более сильным рукопожатием. Но Лиза после первой неудачной попытки от остальных отказалась. Поэтому какое-то время они стояли друг против друга, держась за руки. И, как два заговорщика, разговаривали полушепотом. И столь же незаметно сошлись почти вплотную, чтобы лучше слышать слова собеседника.
— Саша спит хорошо, — продолжала Лиза, — за ночь просыпается редко. Днем с ним много забот, а вот ночью я могу кое-что почитать. — Она неожиданно улыбнулась. — У вас хорошая библиотека. Я уже многое перечитала. — Но, видно, слишком пристальный взгляд Виталия смущал ее, поэтому она отвела глаза и сконфуженно произнесла. — Раньше я мало читала. Не до того было. А сейчас оторваться не могу. Оказывается, я почти ничего не знаю.
— Учиться вам надо, Лиза, — сказал Виталий мягко, но голос его подрагивал. Он едва сдерживался, чтобы не привлечь эту женщину к себе. Не коснуться пальцами ее лица… Он перевел дыхание, иначе не смог бы произнести больше ни единого слова. Но продолжал, чтобы исправить впечатление от слишком назидательной фразы, которая невольно сорвалась с языка. — Я помогу, найму репетиторов. Еще не поздно! Подумайте, где бы вы хотели учиться? Сейчас с этим нет проблем.
— Я не думала об этом, — Лиза растерянно посмотрела на него. — Учиться? Я действительно все забыла! И потом мне уже тридцать четыре… Наверно, поздно?
— Нет, не поздно! — сказал решительно Виталий и более уверенно подхватил ее под руку. — Раз уж мы оба не спим, давайте пройдем в мой кабинет, и поговорим, наконец, без посторонних ушей.
Она покорно шла рядом с ним по коридору. Виталий взял из ее рук книги, но второй рукой поддерживал Лизу под локоть. Поверх пижамы она накинула тонкий фланелевый халатик, и он с обостренным чувством воспринимал каждое прикосновение ее бедра, дрожь пальцев, слегка учащенное дыхание. Он старался не смотреть на нее, чтобы Лиза не заметила его волнения, не прочитала по глазам, как страстно он хочет ее, хочет до боли, до ярости, до безумия! Он думал лишь о том, как отшвырнет сейчас книги, и прижмет, наконец, эту женщину к себе, а там, будь, что будет!
Конечно, он сознавал, что долгое воздержание могло породить в нем столь дикое и необузданное желание. Только другие женщины не волновали его и на йоту. В то же время, он понимал, что все его мысли, все, без исключения, вот уже две недели кружились, кружатся, и наверняка еще долго будут кружиться вокруг Лизы. К тому же он никак не мог понять, откуда вдруг возникло это воистину сумасшедшее желание, почему он столь внезапно и неожиданно потерял голову? И как бы он не старался загнать в угол свои эмоции, они вырывались на свободу все чаще, и все сильней, все беспощадней захватывали его и порабощали, лишая последнего шанса выйти без потерь из этого поединка сердца и разума.
Может, впервые в жизни, он больше думал о личном в ущерб должностным обязанностям и поступал вопреки общественному мнению. И не сожалел об этом. И теперь запах ее тела, волос, тепло ее ладони в его нервно подрагивающих пальцах, были важнее того, что подумают о нем люди: друзья, соседи, сослуживцы. Он хотел эту женщину, именно ее, Дикую Лизу, Волчицу, именно ее, и никого иначе! Ему было глубоко плевать, как ее называют, наплевать на слухи и домыслы, которые рождались вокруг него и его семьи. Сейчас он желал одного: любить эту женщину, самозабвенно, до потери сознания, как никого и никогда не любил в своей жизни.
Но Лиза внезапно остановилась. Она почувствовала его напряжение и испугалась. То, что сейчас могло произойти, вероятно, изменило бы многое. Но она никогда не добивалась побед негодными способами. Чего скрывать, она испытывала к Морозову похожие чувства, но это не радовало, скорее, настораживало и беспокоило ее.
Она безумно любила Сашу, и даже в мыслях не позволяла себе считать его чужим сыном. Скорее всего, эти чувства к ребенку она перенеслись на его отца. Ведь они так похожи! И в эту минуту, находясь рядом с Морозовым, она ощущала, как его нервная, вполне объяснимая дрожь, передается ей, захватывая целиком, и не позволяет прервать то необъяснимо щемящее, рвущее душу чувство, которого она не испытывала даже с Олегом. А может, она забыла? Может, те ощущения тоже остались в прошлом? В том временном отрезке, который стерся из ее памяти? И она просто переживает их снова? И потому ей так страшно и непривычно, что она забыла, чем любовь отличается от вожделения, сиюминутного порыва, взрыва безудержной, оглупляющей и вместе с тем возвышающей тебя страсти?
— Нет, — сказала она и освободила руку из его ладони. — Саша вот-вот проснется. Я должна идти. Давайте поговорим в следующий раз. Как-нибудь днем…
— Испугалась? — прошептал он, склоняясь к ней и делая попытку снова взять ее за руку. — Не бойся? Нам давно следует поговорить.
Лиза отступила на шаг.
— Вы хотите сообщить мне, что я здесь зажилась? — Голос ее прозвучал резко и довольно громко в тишине спящего дома.
Виталий поморщился.
— При чем тут это? Я хотел поговорить о нас с тобой…
— О нас? — подняла она в удивлении брови. — У нас нет ничего общего, что нужно обсуждать!
— А Саша?
— Саша? — теперь он заметил, что она испугалась. — Вы считаете, я плохо к нему отношусь? Но это не так! Я стараюсь! Я люблю его, вы знаете!
— Знаю, — кивнул он. — Но нужно определиться. Так дальше продолжаться не может… — Виталий почувствовал, что запутался, и говорит абсолютно не те слова, которые уже который день крутились у него в голове. — Я имею в виду… То есть… Словом, давайте расставим все точки над I…
Лиза с ужасом уставилась на него. Губы у нее тряслись, лицо побелело.
— Вы женитесь! — сказала она. — И поэтому решили отказать мне от дома. Я понимаю, я все понимаю, но что мне делать? Я привязалась к Саше! Я теперь многому научилась! Возьмите меня нянькой, поломойкой, кем угодно! Я двор буду мести, машину вам мыть, только не прогоняйте. Саша — единственное, что у меня осталось. — Она отвернулась. И Виталий понял: для того, чтобы скрыть слезы.
И тогда он не выдержал, привлек ее к себе и принялся покрывать поцелуями ее лицо, приговаривая при этом:
— Дурочка! Смешная, вредная дурочка! Кто тебя выгоняет? Разве я могу доверить Сашку другой женщине? Ты это понимаешь или нет?
Она пробовала его оттолкнуть, изворачивалась, уклонялась от поцелуев, но отнюдь не так ловко и агрессивно, как в случае с инспектором Генерального штаба. Впрочем, Виталий тоже забыл об ее умениях, и без опаски добрался, наконец, до ее губ…
Лиза замерла. У нее пропало всякое желание сопротивляться. Губы Морозова поначалу холодные и жесткие, стали вдруг горячими и мягкими. Он обнимал ее за плечи и талию, словно боялся, что она вырвется из его объятий. И ей не составило бы особого труда проделать это. Но вместо того, чтобы сопротивляться, она закинула ему руки за шею, прижалась, и стала отвечать на его поцелуи.