Траккья выжал педаль газа почти до пола, и Джейкобсону приходилось едва ли не кричать, чтобы тот услышал его. «Астон Мартин» — отличный автомобиль, но по шуму двигателя, как утверждают порой злые языки, может соперничать с бульдозером. А владельцы «феррари» и «ламборджини» называют его самым быстроходным грузовиком в Европе.
— На словах все гладко, Джейк.
— И на деле будет гладко.
Траккья покосился на девушку, сидящую рядом.
— А как с Мэри? Видит Бог, мы не ангелы, но я не хочу причинять ей вреда.
— Ничего ей не будет. Я уже сказал, что не воюю с женщинами, и сдержу слово. Она послужит нам пропуском, если вмешается полиция.
— Или Джон Харлоу?
— Или Харлоу. Когда приедем в Цюрих, по очереди сходим в банк, получим и переведем деньги, а ее тем временем будем держать как заложницу. Потом взмахнем крылышками и упорхнем.
— А в Цюрихе не будет осложнений?
— Никаких. Мы ведь не осужденные, нас даже не задержали, так что наши цюрихские друзья сохранят тайну вклада. К тому же мы под другими именами, а счета зашифрованы.
— Упорхнем? А вдруг во все аэропорты разошлют по телетайпу наши фотографии?
— Только в крупные, откуда совершаются рейсовые полеты. А вокруг предостаточно маленьких аэродромов. В Клотенском аэропорту работает отдел воздушных перевозок по заказу, у меня там есть знакомый летчик. Он запишет рейс на Женеву, и нам не придется проходить таможенный досмотр. А приземлимся мы далеко за пределами Швейцарии. Он всегда может сослаться на угон. Десять тысяч швейцарских франков облегчат эту задачу.
— Ну, Джейк, все предусмотрел! — восхищенно произнес Траккья.
— Стараемся. — В голосе Джейкобсона прозвучало непривычное самодовольство. — Стараемся.
Красная «феррари» стояла возле шале. Макалпин обнимал плачущую жену, но лицо его не сияло от счастья, хотя к тому, казалось, были все основания. К Харлоу подошел Даннет.
— Как самочувствие, юноша?
— На последнем издыхании.
— У меня плохие новости, Джонни. Исчез Джейкобсон.
— Не к спеху. Он от меня не уйдет.
— Тут, Джонни, дело серьезнее.
— Почему?
— Он взял с собой Мэри.
Харлоу замер, осунувшееся, усталое лицо ни единой черточкой не выдало его чувств.
— Джеймс знает? — спросил он.
— Я только что сказал ему. Вероятно, сейчас он сообщает это жене. — Даннет протянул Харлоу записку. — Я нашел ее у Мэри в ванной.
Харлоу пробежал глазами записку: «Джейкобсон везет меня в Кунео».
— Я поехал, — не раздумывая, объявил он.
— Тебе нельзя! Ты на последнем издыхании. Сам же говорил.
— Уже не на последнем. Ты едешь?
Чему быть, того не миновать, решил про себя Даннет.
— Попробуй не взять меня с собой. Только я не вооружен.
— Оружия у нас хватает, — подал голос Рори и в подтверждение показал четыре пистолета.
— У нас? — переспросил Харлоу. — Ты не поедешь.
— Позвольте напомнить, мистер Харлоу, — с некоторой заносчивостью произнес Рори, — что я дважды за сегодняшнюю ночь спас вам жизнь. — Бог любит троицу. Я имею на это право.
— Имеешь, — кивнул Харлоу.
Макалпин с женой оцепенело смотрели на них. Их лица выражали одновременно радость и тревожную растерянность.
Со слезами на глазах Макалпин обратился к Харлоу:
— Алексис все рассказал мне. Не знаю, как благодарить тебя, никогда не прощу себе этой ошибки, мне и целой жизни не хватит, чтобы искупить свою вину перед тобой. Ты пожертвовал карьерой, погубил себя ради возвращения Мари.
— Погубил себя? — спокойно переспросил Харлоу. — Чепуха. Будет еще и на моей улице праздник. — Он холодно улыбнулся. — Правда, кое-кто из моих именитых соперников его не увидит. — Он снова улыбнулся, но уже теплее. — Я верну Мэри. Только с вашей помощью, Джеймс. Вас все знают, вы всех знаете, и к тому же вы миллионер. В Кунео отсюда ведет только одна дорога. Созвонитесь с кем-нибудь, желательно — с фирмой междугородных автоперевозок в Ницце. Посулите им десять тысяч фунтов, пусть заблокируют Тендский перевал со стороны Франции. Я сейчас без паспорта. Вы понимаете?
— В Ницце у меня есть друг, который сделает это бесплатно. Но какой смысл, Джонни? Это дело полиции.
— Нет. И я не собираюсь следовать европейской привычке сначала изрешетить разыскиваемую машину пулями, а потом допрашивать трупы. Я…
— Джонни, безразлично, кто первым настигнет их — ты или полиция. Я знаю, что тебе давно все известно. Эти двое все равно погубят меня.
— Есть еще и третий, — мягко уточнил Харлоу. — Вилли Нойбауэр. Но он будет держать язык за зубами. За соучастие в похищении ему накинут еще лет десять. Вы плохо слушали меня, Джеймс. Позвоните в Ниццу. Позвоните немедленно. Я ведь сказал только, что верну Мэри.
Макалпин с женой стояли, прислушиваясь к удаляющемуся рокоту «феррари».
— Что означают его слова? — почему-то шепотом спросила Мари Макалпин. — «Я ведь сказал только, что верну Мэри».
— Надо срочно позвонить в Ниццу. Потом как следует выпьем, легко поужинаем и спать. Больше нам ничего не остается. — Он помолчал и грустно добавил: — Выше головы не прыгнешь. До Джонни Харлоу мне далеко.
— Что он хотел этим сказать, Джеймс?
— То, что сказал. — Макалпин крепче обнял жену за плечи. — Он же вернул тебя, да? Вернет и нашу Мэри. Они любят друг друга, разве ты не знаешь?
— Что он хотел этим сказать, Джеймс?
— Он хотел сказать, — глухо ответил Макалпин, — что мы никогда больше не увидим Траккью и Джейкобсона.
Бешеная гонка до Тендского перевала, которая запомнилась Даннету и Рори на всю жизнь, проходила в полном, только раз нарушенном, безмолвии, отчасти потому, что Харлоу не хотел отвлекаться, а отчасти потому, что у Даннета и Рори от страха языки присохли к нёбу. Харлоу выжимал из «феррари» все, что мог, и даже более того, как считали двое его пассажиров. На шоссе между Канном и Ниццей Даннет взглянул на спидометр. Он показывал двести шестьдесят километров в час.
— Можно сказать? — спросил Даннет.
— Разумеется, — удивленно покосился на него Харлоу.
— Надо же! Вот оказывается, как ездит лучший гонщик всех времен. Ни хрена себе…
— Не выражаться, — мягко предостерег Харлоу. — Сзади сидит мой будущий юный шурин.
— Вот так ты зарабатываешь на жизнь?
— Ну да.
Тут пристегнутый ремнем Даннет начал отчаянно искать рукой, за что бы зацепиться, а Харлоу притормозил, перевел рычаг на более низкую передачу, автомобиль занесло, и, взвизгнув всеми четырьмя колесами, он почти на ста милях в час вписался в поворот, который мало кто решился бы пройти и на семидесяти.
— Но согласись, что это лучше, чем ходить на работу.
— Черт побери! — Даннет умолк и прикрыл глаза, точно предался молитве. Не исключено, что так оно и было.
Дорога от Ниццы до Ла Джиандолы, где она соединяется с дорогой из Вентимильи, очень извилиста, местами делает головокружительные виражи и поднимается на высоту более трех тысяч футов, но Харлоу несся по ней, словно по прямой магистрали. Даннет и Рори сидели с закрытыми глазами: возможно, их сморило, но скорей всего просто расхотелось смотреть в окно.
На дороге было пусто. Они миновали перевал Бро; нарушая все правила, вихрем промчались через Соспель; прошли перевал Бруи и достигли Ла Джиандолы, не встретив ни одной машины, — большая удача для тех водителей, которые не попались им навстречу и сберегли свои нервы. Затем они двинулись на север через Сарж, Фонтан и, наконец, Тенд. Сразу за Тендом Даннет очнулся.
— Я еще живой? — спросил он.
— Вроде бы.
Даннет протер глаза.
— А что ты сейчас сказал насчет шурина?
— Не сейчас, а уже давно, — ответил Харлоу. — Я вот думаю, раз семейство Макалпинов все равно нуждается в присмотре, почему бы не заняться этим на законном основании.
— Ах ты какой скрытный. Уже помолвлен?
— Да нет. Еще и предложения не сделал. Я хочу сообщить тебе новость, Алексис. На обратном пути машину поведешь ты, а я буду заслуженно дрыхнуть на заднем сиденье. С Мэри.
