– Ну вот, все и выяснилось, – улыбнулась я стражам порядка, не спуская глаз с Бориса, в этот самый момент кладущего обратно на стол мобильник журналистки. – Банальная история. Девушка поссорилась со своим парнем, собрала вещи и сбежала из съемной квартиры. Но в глубине души она его все-таки любит, поэтому ностальгия привела ее в ночной клуб, где состоялось их знакомство. И надо же такому случиться, что ее возлюбленный, томимый неясными предчувствиями, тоже пришел в «Павиан». Молодые люди встретились в этом самом зале, поняли, что не смогут жить друг без друга и решили никогда не расставаться.
– Бывает же, – прочувствованно сказал высокий полицейский.
– Н-да, и такое случается, – подхватил второй, тот, что предпочитает Мохито.
– Теперь девица попудрила носик и ждет своего любимого на улице. Пойду, скажу ему, чтобы поторапливался с вещами на выход.
Пожелав офицерам доброй ночи и приятного дежурства, я подошла к Борису и, попросив его вынести чемодан журналистки на улицу, посоветовала затем без лишних вопросов идти на стоянку и ждать меня в самом темном месте, которое он только сможет найти, и не высовываться до тех самых пор, пока я не провожу Лисянскую. Посадив Жанну на такси и отправив восвояси, я тут же увидела Бориса, выбирающегося из-за ржавой «Газели».
– Ну, вот и все, сообщение отправлено, – усмехнулся кудрявый друг, опускаясь на переднее пассажирское сиденье «Мини Купера». – А уж будут ли результаты – покажет завтрашний день.
* * *
В адвокатскую контору в Кривоколенном переулке я приехала без пяти минут десять. Устинович-старший стоял в дверях и, демонстративно выставив руку вперед, не сводил глаз со стрелок массивного хронометра, красовавшегося на его запястье. Как ни в чем не бывало я прошла мимо начальника, приветливо поздоровавшись и всем своим видом выражая кротость, смирение и готовность трудиться на ниве юриспруденции с утра до вечера в поте лица. Борька приехал только к обеду. До самого появления приятеля я разыскивала клиента, снова пытавшегося меня игнорировать. Найти Аркадия помогла примитивная хитрость – звонок с чужого телефона. Позвонила я с телефона Бориса, и клиент сразу же взял трубку.
– Господин Иванов, – сурово проговорила я, – у нас проблемы. Объявился Феликс Белякович. Он пришел вчера в нашу контору и грозился найти вас и открутить вам голову, потому что вы распространяете клеветнические измышления в его адрес.
– Я ничего не распространяю, – испуганно проблеял клиент. – Я на самом деле видел, как Феликс поджигает кабинет Лидии, и готов в этом поклясться на суде. А ваше дело, Агата Львовна, позаботиться, чтобы я до суда дожил.
– Если вы хотите до него дожить, вам необходимо как можно скорее уехать. Я взяла билеты до Киева и заказала гостиницу на ваше имя.
– Что за гостиница? – придирчиво уточнил Аркадий Всеволодович. – Надеюсь, пять звезд и номер люкс?
– Само собой, – заверила я клиента. – Другое я вам не посмела бы предлагать. Поживете в Киеве до бракоразводного процесса, там, я думаю, вы будете в безопасности. Сегодня в четырнадцать сорок пять я жду вас на Киевском вокзале под центральным табло.
Я уже хотела вешать трубку, но господин Иванов, замявшись, вдруг спросил:
– Агата Львовна, а если я не один поеду? Если я возьму с собой Патрика?
Представив, как удивятся китайцы, увидев заклятых врагов, бредущих по вокзалу в обнимку, я сердито откликнулась:
– И думать не смейте! Вы навредите и себе, и ему!
Закончив беседовать с клиентом, я откинулась на спинку стула и удовлетворенно улыбнулась. Но тут же услышала голос шефа за своей спиной:
– Агата Львовна, я наблюдаю за вашими методами работы и хочу вам сказать, что простое дело о разводе вы превратили в какой-то голливудский боевик. У вас редкий талант из простого делать сложное. Перезвоните следователю Оболенскому, он с утра не может вам дозвониться.
Я как раз собиралась это сделать, потому что без помощи Олега рушилась придуманная мной многоходовая комбинация. Я набрала номер Оболенского и тут же услышала его голос:
– Где ты ходишь, Агата? Целый день тебе названиваю. У меня хорошие новости: тобой заинтересовались серьезные люди и приглашают войти в команду адвокатов самого Добронравова! Ты понимаешь, что это значит?
– Это значит, что ты к трем часам пришлешь группу захвата на Киевский вокзал, иначе стриптиз перед Добронравовым будешь отплясывать сам! – пригрозила я.
– Как тебе не стыдно, – заволновался Оболенский. – Ты же понимаешь, что дети есть дети! Это Кирюшка выкладывает ролики в Интернет, я не имею к этому никакого отношения!
– Конечно, Кирюшка, кто же спорит, – покладисто согласилась я. – Но бог с ним, с этим видео. Ты же, в конце концов, ведешь дело о похищении артефакта. Разве тебе самому не хочется задержать настоящих похитителей Уха Энки?
– Представь себе, нет, – отрезал Олег. – Мне хочется, чтобы маленькие упрямые адвокатессы слушались умных взрослых следователей.
– Боюсь, у тебя нет выбора. Я стану разговаривать с Добронравовым только после того, как мы задержим тех, кто ограбил Культурный центр на Ярославке.
– Да пошла ты, идиотка несчастная! – вспылил Оболенский. – Не хочешь жить как люди – не надо! Живи как хомячки! Как лемминги! Как быдло!
Я не стала дослушивать, что еще хорошего скажет герой моего романа, нажала клавишу отбоя и посмотрела на Борьку. Судя по тексту на мониторе, Борис готовил какое-то исковое заявление и лицо его выражало такую брезгливость, что я не удержалась и спросила:
– Борь, что случилось?
– Ни-ког-да, – по слогам проговорил приятель, – слышишь, Агата? Никогда! Я не буду есть колбасу докторскую, произведенную на Верхнеярском мясокомбинате!
– Это еще почему? – удивилась я.
– Кэт решила подать в суд и на этот мясокомбинат, потому что к колбасе ее тоже неудержимо манит рекламой, и бедная наша толстушка ничего не может с собой поделать и объедается их продукцией. Чтобы разрушить чары, я съездил на место производства и посмотрел, из чего делается сей деликатес.
– И?
– Никогда, – тоскливо затянул Борис. – Ты слышишь, Агата? Никогда я не буду есть вареную колбасу.
– Отлично, не будешь – и не надо, – согласилась я. – Ты лучше скажи: поедешь со мной на вокзал?
– Можно и на вокзал, – голосом Марьи-искусницы, которой «что воля, что неволя – все равно», проговорил Борис.
– Тогда хватит киснуть, вставай и поехали на Киевский! – подбодрила я приятеля, вешая на плечо сумку и направляясь в кабинет шефа, чтобы получить увольнительную.
Унылую фигуру Аркадия Иванова, маячившую прямо под табло, мы заметили издалека.
– Смотри-ка, вот он! – сделал движение бровями Борис, указывая на клиента.
Однако прохаживающегося туда-сюда с фасонистой сумкой господина Иванова заметили не мы одни. К нему уже спешили два скромно одетых щуплых брюнета с желтоватым оттенком лиц и раскосыми глазами. Поравнявшись с моим подзащитным, один из них вдруг дернулся и выхватил из рук господина Иванова сумку. С минуту Аркадий Всеволодович осмысливал, что с ним произошло, и только потом слабым голосом воскликнул:
– Караул! Ограбили!
Однако мы с Борисом были наготове. Я вытолкнула Устиновича-младшего из нашего укрытия, и Борька что есть силы припустил наперерез грабителям. Наряд полиции вокзала появился тогда, когда кудрявый друг завалил негодяя с сумкой на пол и скрутил ему руки за спиной. Я присоединилась к процессии, конвоировавшей задержанных китайцев, клиента и Бориса в местное отделение полиции и подумала, что вот теперь-то бракоразводное дело супругов Ивановых у меня в кармане.
* * *
Слушание по делу о разводе Ивановых было назначено на двенадцать часов дня, но Аркадий Всеволодович прибыл в суд заблаговременно. Был он не один, а с группой поддержки в лице Санты Патрика, который не отходил от своего дружка ни на шаг. Я отправила приятелей в комнату свидетелей, чтобы не шокировать оппонентку, и стала поджидать остальных приглашенных по этому делу людей. К началу процесса подтянулись все, кого я ожидала увидеть. Места в первом ряду заняли дед, бабушка, Борька и Кира Ивановна вместе с адвокатом Грачевым. Судья вошла в зал, секретарь проговорила дежурное: «Встать, суд идет», и все пошло своим чередом.
Прежде всего слово предоставили истице. Лидия Сергеевна вышла к трибуне, гневно сверкнула глазами в сторону Аркадия Всеволодовича и сурово начала обвинительную речь:
– Поводом для развода послужила нечистоплотность супруга. Аркадий не постеснялся украсть из моего сейфа священный артефакт, представляющий огромную ценность для Культурного центра, который я возглавляю. Таким образом, я требую от ответчика вернуть общине «Истина Соло» похищенное Ухо Энки, о котором идет речь. В этом случае я согласна забрать заявление о похищении артефакта и ограничиться тем, что все совместно нажитое в браке имущество переходит ко мне.
