– Это тебя ищут? – спросила она.
– Наверное, – кивнул Радченко.
Дрима принесла воды из колодца, а потом направилась к центру поселка, в контору, где работала ее знакомая. Вернулась, когда стало темнеть, держа в руке краюху хлеба, завернутую в газету. Развела в самодельной печке огонь, заварила чай и, присев к столу, рассказала, что полицейский по фамилии Плющ собрал возле клуба все население поселка и обратился к людям. Заявил, что объезжает на машине все окрестные деревни и стойбища пастухов. Не по своей воле, конечно, а по важным и неотложным делам службы. Что где-то в степи скрывается опасный преступник, убивший местных жителей: водителя грузовика и двух добровольных помощников полиции. И еще проезжего гражданина, некоего Поповича, который находился в здешних местах в командировке. Все убитые ограблены. Преступления совершены с особым цинизмом и нечеловеческой жестокостью. Один из добровольных помощников полиции зарублен тесаком, второй застрелен почти в упор, а бедняга командированный сожжен заживо на костре.
В этом месте рассказа Плющ, говоривший просто и складно, чуть не заплакал, голос задрожал. Справившись с волнением, он добавил, что полицейские помощники были хорошими людьми. И тот приезжий тоже прекрасный человек и семьянин. Но вот горький итог: дети никогда не увидят своих отцов, а жены не обнимут мужей.
В этом месте Дрима трижды перекрестилась. Еще Плющ сказал, что силами здешней полиции и пастухов организованы поиски жестокого убийцы, уже есть кое-какие результаты. Удалось выяснить, что бандита зовут Дмитрием Радченко, кличка Адвокат. Преступник матерый, опытный, наверняка хорошо знает местность, иначе не смог бы действовать так уверенно. Видимо, убийца передвигается ночами, отдыхает днем в пещерах и оврагах. До здешних мест он едва ли успел дойти, слишком далеко. Но в ближайшие двое суток этот выродок рода человеческого может нагрянуть и сюда. На вид ему лет тридцать с небольшим, рост выше среднего, волосы русые, коже белая, незагорелая. Эта примета очень важна. Все граждане, имеющие ружья, должны почистить их и зарядить. Можно стрелять в бандита сразу, без разговоров и предупреждений. Такого не жалко. Разговаривать с ним не о чем, живой он никому не нужен. Тому, кто подстрелит Адвоката, местная полиция выделит из своих фондов премию – некоторую сумму деньгами, а также чаем и макаронными изделиями в размере пяти килограммов. Закончив выступление, Плющ еще около часа торчал в конторе. Пил чай и ел покупную колбасу, потом сел в машину и отчалил.
– Грустно, черт побери, – сказал Радченко, выслушав рассказ женщины. – Грустно узнавать цену своей жизни. Раньше я по наивности думал, что человеческая жизнь бесценна. А теперь знаю реальную цену – немного денег, немного чая и пять килограммов макаронных изделий… Д-а-а, ведь это совсем недорого.
– Теперь тебя все ловить будут, – сказала Дрима. – Уезжать надо.
– Куда же я теперь уеду? – Радченко порезал хлеб и стал его жевать. – Без той американки, про которую я рассказывал, я вернуться никак не могу.
– Может быть, она уже в Москве, – покачала головой Дрима. – И ты уезжай ночью, а то убьют.
– Значит, надоел я тебе? – улыбнулся Радченко. – Прогоняешь?
– Живи, – ответила Дрима. – Мне лучше, когда есть с кем поговорить. Только днем из дома не выходи.
На город опустился теплый синий вечер. Юрий Семенович Полозов в ожидании важного гостя проторчал на улице полчаса. Он тяжело вздыхал, поминая московские пробки самыми неприличными словами, но не уходил, твердо решив встретить клиента непременно тут, во дворе юридической фирмы. В знак особого уважения и личной симпатии.
Такси наконец подъехало, Юрий Семенович поспешил распахнуть заднюю дверцу. Дэвида Крафта он видел только на фотографиях неважного качества. На одном снимке Крафт поливал из шланга газон возле дома, на другом сидел за рулем машины и улыбался. Полозов почему-то решил, что это человек небольшого роста и весьма миниатюрного телосложения. Но Крафт оказался высоким сухопарым мужчиной средних лет без намека на живот. По улыбке и крепкому рукопожатию можно догадаться, что он посещает тренажерный зал не реже двух раз в неделю и никогда не имел или давно избавился от вредных привычек. Лицо простое, но по-своему привлекательное. Он был одет не в английский костюм, а в голубые джинсы, белую рубашку навыпуск и коричневый твидовый пиджак; на ногах поношенные мокасины, а на запястье левой руки недорогие часы.
Полозов отметил про себя эти мелкие детали и подумал, что человек, имеющий капитал и довольно высокое общественное положение, мог бы одеваться несколько иначе. Для начала неплохо выбросить хотя бы эти часы. Он открыл перед гостем входную дверь и показал рукой, в каком направлении следует двигаться. Крафт быстро дошагал по коридору до приемной, вошел в кабинет и, не дожидаясь приглашения, присел в кресло возле кофейного столика, давая понять тем самым, что разговор будет доверительным, неофициальным.
– Я почему-то решил, что вы немного старше, – добавил Полозов после обмена любезностями. Он неплохо владел английским и с удовольствием демонстрировал свое мастерство гостю и новой помощнице секретаря, весьма миловидной особе, с которой связывал смелые планы. – Как перелет? Как вам Москва? Не очень шумно? Я быстро устаю в этом городе.
– Ничего, я в порядке.
– Что-нибудь выпьете? – Полозов выключил верхний свет, оставил пару ламп на угловых тумбах и занял другое кресло. – У меня неплохая коллекция коньяка.
– Спасибо. Стакан воды со льдом. Это все.
Полозов кивнул секретарю, застывшему у дверей, и, сделав серьезное лицо, пересказал последние события, что произошли с Дорис Линсдей в Москве. Подробно остановился на исчезновении дневника режиссера Лукина и отъезде госпожи Линсдей в Воронеж к некоему Фазилю Нурбекову, у которого этот проклятый дневник оказался. Некоторую сумятицу внес перелет из Воронежа в Самару, куда Нурбеков срочно отбыл по какому-то делу. Тетрадка у него с собой, и, надо полагать, Дорис, а также сопровождающие ее адвокат Радченко и детектив Попович вскоре благополучно вернутся в Москву.
– Если будет желание, можем вместе встретить Дорис в аэропорту, – улыбнулся Полозов. – Дело это простое. Если в дороге возникнут сложности, мои люди урегулируют все проблемы. Я пару дней назад разговаривал с Радченко по телефону. Он полон оптимизма. Единственная сложность, да и то небольшая, может возникнуть уже после возвращения. С этим Грачом. Меркантильная личность, настоящий шантажист, поэтому какой-то кусок ему кинуть придется. Но цену, назначенную Грачом, мы собьем и сведем ваши материальные издержки к минимуму. Честное слово, вы напрасно приехали. Я вас предупреждал: только время зря потеряете.
– Я почувствовал, что мое присутствие здесь необходимо, – ответил Крафт. – Мне показалось, что я нужен Дорис. Так бывает… Этого даже словами не объяснишь. Просто вдруг просыпаюсь посреди ночи, не могу уснуть и думаю: как она там? А на душе тревожно. Я не люблю состояние неопределенности. Поэтому купил билет на ближайший рейс и прилетел.
Ближе к вечеру в дверь комнаты, которую занимала Дорис, постучал Фазиль. Сказал, что есть разговор. Американка весь день смотрела в окно, но там ничего не происходило. Бродили козы на скотном дворе соседей, дальше лежала голая степь, поросшая жухлой травой, у горизонта поднимались холмы, подернутые дымкой.
За этот долгий день Дорис устала от ожидания, от чувства неизвестности и тревоги. Сейчас эти чувства усилились. Она вышла в комнату, где за тем же самодельным столом устроились Фазиль и дядя Батыр. Фазиль, одетый в наглаженные брюки и белую рубашку с галстуком, немного волновался. Он поправлял галстук и теребил край засаленной клеенки, покрывающей стол. Дядя Батыр казался спокойным, как буйвол.
Дорис села напротив мужчин, гадая про себя, что им на этот раз нужно.
– Вы только обо мне плохого не подумайте, – голос Фазиля звучал вкрадчиво. – Ту тетрадку я пока не могу вам вернуть. Я должен прочитать все, ну, что там написано. Если это просто личные записи какого-то человека, если в них нет ничего такого, ничего запрещенного… Что ж, тогда я верну тетрадь. Но сейчас я осмелился побеспокоить вас совсем по другому вопросу. Можно?
– Беспокойте, раз уже начали.
– Дело в том, что с вашим появлением свадьба нашего родственника Галима расстроилась. Не волнуйтесь… Вашей вины тут нет.
– Я уж подумала, что и в расстройстве свадьбы виновата.
– Галим, как только увидел вас, понял, что именно вы – его идеал, – выпалил Фазиль. – Он решил, что не женится ни на ком, кроме вас. Поэтому мы с дядей Батыром присутствуем здесь, так сказать, в качестве сватов. По народному обычаю Галим просит вас стать его законной женой.
– Но я… Господи, что вы несете! Какой женой?!
