Алина Егорова - Медальон сюрреалиста

— Стоимость подвесок на статью не тянет. А ваза у Металиди не обнаружена, и как она ее брала, никто не видел.

— Ладно, — вздохнул бизнесмен. — Есть у меня для вас кое-что. Пойдемте!

Кабинет Меньшикова, куда он пригласил оперативников, походил на царский будуар: золоченая мебель, хрусталь, помпезные занавески, на полу шкура медведя.

«Слишком холеная, чтобы быть натуральной», — смекнул оперативник. Ему доводилось жить в Магадане, и он разбирался в медвежьих шкурах. Вслух, конечно же, он этого не сказал, дабы не обидеть хозяина и не остаться без его помощи.

Александр Тимофеевич подошел к компьютеру и неуклюже лопатообразной рукой пощелкал мышью.

— Это видеозаписи со скрытых камер. Тут комнаты для гостей и обслуги, зал, холлы, всякие дыры… На всякий случай ставил. Ни одна собака про эти камеры не знает. И Хаська не знает. Знала бы — всем бы растрепала!

— Что же вы раньше не сказали?! — воскликнул оперативник.

— Радуйся, что сейчас говорю!

Сколько ни просматривали стражи порядка записи со скрытых камер дома Меньшиковых, а ничего, компрометирующего Ариадну Металиди перед законом не увидели. Девушка словно знала о существовании скрытого видеонаблюдения. Оперативники предположили, что о скрытых камерах ее предупредил Аркадий — тот вполне о них мог знать от отца. Или же Металиди действительно воровством не занималась.

Зато на записях удалось обнаружить кое-что любопытное: двенадцатого мая старшая горничная Светлана Сизикова рылась в вещах горничной Елены Земсковой и взяла у нее медальон. Она же положила его в карман спортивной сумки Ариадны Металиди. Двадцать четвертого мая, в день приезда Ариадны в особняк, Сизикова в спальне Аркадия сняла с люстры подвески — те самые, которые выпали из клатча Металиди.

Для своих сорока пяти лет Светлана Сизикова выглядела довольно-таки хорошо. Ее редкая седина терялась в светлых от природы волосах, которые Светлана укладывала в молодежную прическу «каскад». Макияж делала естественный, одежду выбирала тщательно, в соответствии с модой. Несмотря на пышную фигуру, Светлана позволяла себе смелые узкие брюки и юбки выше колена. Глубокое декольте, обнаруживающее соблазнительную ложбинку, перехваченная поясом узкая талия, яркая юбка, струящаяся по крутым бедрам, высокие каблуки — все это создавало образ эффектной женщины.

— Найдешь себе лучше! Ты же красотка! Выглядишь, как девочка! — успокаивала Светлану подруга Лара.

— Какая там девочка! Пятый десяток на носу, — отмахивалась Светлана. — У меня мешки под глазами и складки на шее.

— Ну, а что ты хотела? Не спать столько времени, ревешь всю неделю. Стресс никого не украшает.

— Я не реву. Слишком много чести, реветь из-за этой скотины!

— Вот и правильно! Позлись. Тебе сейчас нужно разозлиться. Давай вот что. Где его барахло?

— Там, — апатично указала Светлана на шкаф.

Лариса энергично поднялась с места и распахнула лакированные дверцы платяного шкафа. Она хищно сорвала с плечиков белую мужскую сорочку и швырнула ее на пол.

— Что ты делаешь? — испугалась Светлана.

— Грязно у тебя, сейчас будем мыть пол. А это тебе, — подхватила подруга чешский джемпер с оленями. — Присоединяйся!

Этот джемпер был совсем новым, его три года назад Виктор привез из Югославии и почти не носил — берег. Светлана тоже берегла. Она к вещам вообще относилась трепетно. Еще неделю назад она и представить себе не могла, что будет мыть мужниным джемпером пол, что побросает в кучу собственноручно наглаженные сорочки, скомкает брюки со стрелками и все это вместе с обувью затолкает в мешок из-под картошки. Еще неделю назад Светлана Сизикова считала себя счастливой женщиной, у которой были любящий муж и дом — полная чаша.

Беда пришла внезапно и, как водится, застала врасплох. В минувшую субботу они с Виктором должны были пойти в театр. На гастроли в их Новосибирск приезжала труппа МХАТа, билеты расхватали еще за месяц. Виктору Сизикову билеты подарили благодарные пациенты. Ему всегда от пациентов что-нибудь перепадало: конфеты, мыло, кофе, консервы — это в порядке вещей; иногда доставалась импортная обувь, латвийский трикотаж, индийские полотенца; бывало, как в этот раз, дарили билеты на спектакли.

Накануне Светлана накрутила крупные локоны на бигуди, подготовила пыльно-серый костюм мужа и свое лаконичное кремовое платье.

— Какой галстук наденешь? Бордовый или темно-синий? А может, вот этот, лиловый? Смотри, как выигрышно сочетается! У нас, в Москве, лиловый в моде.

Несмотря на то что Светлана уехала из Москвы больше двадцати лет назад, она продолжала считать себя москвичкой и старалась при случае это подчеркнуть.

— Витенька, что ты думаешь по этому поводу? Какой галстук оставляем? — допытывалась она.

Витенька нехотя оторвался от газеты и, глядя в сторону, произнес:

— Ты знаешь, я не смогу завтра пойти в театр.

— Как это?

— Мне надо быть на работе, — так же нехотя выдавил супруг.

— В субботу?! Вечером?!

— Да, там экстренный случай. Сходи в театр с Ларой.

Кто знает, если бы Ларисе в ту самую субботу вдруг не понадобилось немедленно ехать к свекрови, Светлана еще какое-то время прожила бы в счастливом неведении.

В субботу Виктор покинул дом после обеда, как обычно вскользь чмокнул жену в напудренную щеку и, буркнув «буду поздно», исчез. О том, что подруга пойти в театр не сможет, Светлана узнала за полчаса до выхода. Она даже порадовалась этому обстоятельству, все-таки ее не покидала надежда отправиться на спектакль с мужем. Его рабочий телефон молчал целый день. Занят, думала Светлана. Или уже ушел, вот-вот появится на пороге.

В поликлинике для научных работников, которой заведовал Виктор Сизиков, Светлана бывала крайне редко, муж не приветствовал подобных посещений. Идти в театр одной неприлично, а билеты пропадают — Светлана все-таки решила порадовать супруга. В здании поликлиники горели редкие окошки, в вестибюле почти никого не было. В регистратуре уставшая администратор ее предупредила, что принимает только травматология.

— Мне к Сизикову Виктору Геннадиевичу. Я его жена. Как его найти? — потребовала Светлана.

— Так нету его сегодня. Он, должно быть, на дне рождения дочери, — сообщила администратор.

— Какой дочери?

— Как это какой?! Ну вы даете! Забыли о таком событии — дне рождения собственного ребенка! А еще говорят, отцы не знают, сколько лет их детям! Виктор Геннадьевич не такой, он очень внимательный к своим детям. Моей тоже пятнадцать. Виктор Геннадьевич спрашивал, что можно подарить девочке на пятнадцать лет. Я посоветовала дарить джинсы, раз возможность есть. Моя джинсы второй год клянчит, только где их взять с такими ценами? А у Виктора Геннадьевича связи, он может своей достать.

Падал мокрый снег. Март в этом году выдался слякотным, с частыми дождями и порывистым ветром. Светлана шла, не замечая холода и хлюпающей под ногами воды. Воображение ей рисовало чудовищную картину. Пятнадцать лет! Как минимум шестнадцать лет лжи, почти все их с Виктором «счастливые» годы брака. Все рухнуло в одно мгновение. Если бы Светлана не была прагматичной, она сумела бы себя убедить, что администратор что-то перепутала, что это не у ее мужа какая-то там пятнадцатилетняя дочь, к которой он ушел на день рождения, что на самом деле Виктор где-то на экстренном совещании или, в крайнем случае, засиделся с приятелем. Но Светлана не была склонна к самообману, она предпочитала смотреть на вещи трезво.

Поздним вечером, услышав клацанье замка, Светлана вышла мужу навстречу.

— Как прошел праздник? Дочь осталась довольна? — спросила она напрямик.

Как же ей хотелось увидеть на его родном, когда-то даже немного любимом лице удивление! Но там отразились испуг и растерянность. Дальше можно было не продолжать — все стало слишком очевидно: это адюльтер.

— Как ты мог?! — завопила Светлана в истерике. За все двадцать два года брака она никогда не кричала на мужа. Все было слишком гладко и хорошо, чтобы кричать.

К удивлению Светланы, Виктор не стал ничего объяснять. Он молча разделся и отправился спать. А на следующий день наступил кошмар.

Виктор предложил развестись спокойно, без скандалов и душевыматывающих бесед. Он собрал свой командировочный кофр и покинул дом. Светлана осталась с небольшой суммой в кошельке и набитым продуктами холодильником. Положение выглядело ужасным: квартира, в которой они жили, была ведомственной, после развода она потеряет право в ней жить. Все, на что она может рассчитывать, это комната в общежитии при каком-нибудь предприятии, если она туда устроится.