— Так ничего удивительного, — пояснил Гарик, подруливая к дому, где раньше снимали квартиру Лили Громыхина с Валентиной Пыхиной. — Тут самый злачный район.
— Это как? — не поняла она.
— Проститутки, — запросто так пояснил он. — Квартиры в этих домах почти все сдаются. Либо рыночные торговцы их снимают, либо проститутки. Отсюда и посещаемость.
В одной из квартир нужного им дома на первом этаже горел свет. В нее они и постучались.
— Здравствуйте. — Даша решила говорить первой. — Вы меня не узнаете?
— А должна?
Тетка, открывшая дверь, могла быть кем угодно, но только не жрицей любви. Опустившаяся грязная особа в мужском спортивном костюме, кедах без шнурков, с почти наголо бритой головой смотрела на них сквозь толстые стекла очков и нервно теребила папиросину толстыми, растрескавшимися губами.
— Ну… Не должны, и все же. Я подруга двух девушек, что жили наверху. Лиля Громыхина и Валентина…
Тетка даже не дала ей договорить, захныкала как-то странно. И только потом они поняли, что таким образом та смеется.
— Подруга! Чего несешь, птичка! Я их, подруг, за версту носом чую. — И для наглядности тетка подергала крупным грязным носом. — Подруга она! Из ментовки, что ли? Так говори без бреха, а то подруга! Да и это… Без бутылки говорить не стану.
— А есть что сказать? — вылез из-за Дашиного плеча Гарик Прокофьев и тут же удивил всех, сказав: — Чего это ты, Зинаида, капризничаешь? Разве с властями так можно? Власть, она обходительное отношение признает и никакого больше. А ты — за бутылкой!
— Так я чего, я же не выпивки ради, а разговора для, — стушевалась моментально Зинаида, но сколько ни вглядывалась в симпатичное лицо гостя, так его и не признала. — Входите тогда, раз пришли, чего же…
Она его не узнала, а он ее очень даже хорошо помнил. Еще по прошлым своим годам, проведенным в органах правопорядка.
Были и ориентировки на нее как на наркоманку со стажем, занимающуюся сбытом зелья. Были и задержания неоднократные. Хотя и не его это был район, но подобных людей в городе они все знать в лицо были просто обязаны. Такова служба…
В квартире был такой бедлам, что Даша не желала того, да ужаснулась. Как можно было жить в комнате, где всей мебели — перевернутый кверху дном ящик, корыто тоже перевернутое, кирпичи, сложенные скамейкой, и гора старого тряпья в углу, надо полагать, исполняющая роль кровати.
— Так чего по девкам-то этим? — Зинаида без лишних предисловий ушла в угол и растянулась на груде тряпья, задрав повыше ноги на стену. — Вы садитесь, если не западло.
Им как раз так оно и было, поэтому оба остались стоять.
— Говорят, порезали девок-то. Так, нет, служивый? — это она уже к Гарику обратилась, чуть повернув голову в его сторону.
— Порезали, — не стал он спорить. — Быстро у вас тут новости разносятся.
— А то! — Зинаида перекинула папиросину в левый угол рта. — А за что порезали? Не дали кому-то, что ли? Так вряд ли. Всем подряд давали. Да и резать за это не станут. Куда-то влезли, суки мокрохвостые. Куда лезть не надо было.
— А кому давали, Зин? Кому конкретно? Знаешь, нет? — Гарик подошел чуть ближе к ее лежанке и сморщился. — Ну что ты в самом деле, как псина на полу валяешься, а! Неужели нельзя по-человечески? Раскладушку какую-нибудь притащили бы тебе. Уж такого добра…
— А на кой она мне? — совершенно искренне удивилась Зинаида. — С нее под кайфом свалишься на пол, больно. А тут падать некуда. Дальше уже земля.
Действительно, дальше падать было некуда. А земля, она всех носит, всех выдержит…
— Так что, Зинаида, — Гарик присел перед ее лежбищем на корточки. — Кто посещал подруг, не помнишь?
— Много кто. — Она загадочно дернула растрескавшимися губами. — Но один все чаще других.
— Кто такой? — Гарик быстро переглянулся с Дашей. — Имени не знаешь?
— А на кой мне его имя? Мне с ним в загс не ходить. Высокий такой, симпатичный. По серьезке к ней ходил. — Зинаида вытащила заскорузлыми пальцами изо рта папиросу и затушила ее прямо об стену над своей головой. — Слышала, что он из бизнесменов каких-то. Вроде и не крутой, но не из пролетариев. Не пролетарий, это точно.
Гарик выпрямился и заходил по комнате, старательно огибая импровизированный стол и сиденья подле него стороной. Он думал. Надумал.
— Зин, вот в тот день, когда Лили пропала, этот малый, по слухам, за ней приезжал и…
— Приезжал, — перебила она его, приподнимаясь на локтях с груды старых телогреек. — Только он как-то странно приезжал.
— Как это?
— Ну, я в форточку курила. — Зинаида поднесла ко рту два пальца и изобразила, как она обычно курит. — Смотрю, его тачка подкатила. Я уж ее приметила. Но из нее никто не вышел. Лили выпорхнула из подъезда, села, и они уехали. Потом я от окна отошла. Ну, надо мне было. Снова минуты через три, ну самое большое пять, подхожу к окну… Если честно, то у окна я грелась. У меня там единственная горячая батарея во всей квартире, на кухне. Здесь-то все забито, а на ремонт бабло нужно… Ладно, проехали. Короче, стою, мослы грею. Смотрю, этот мужик из подъезда выбегает.
— Это который к Лили по серьезке ходил? — уточнил на всякий случай Гарик.
— Он самый. Выбежал, поскользнулся и чуть не упал прямо возле машины.
— Какой машины? Ты же сказала, что его машина уехала.
— Ну! Уехала! А он к другой машине подошел и чуть не упал рядом с колесом. То ли пьяный был, то ли еще что. — Зинаида тяжело вздохнула и недобро покосилась на них. — Э-э-эх, не могли пузырь хотя бы прихватить. Уж ни на что другое и не претендую, а чекушку-то можно было? И разговор бы шел иначе.
— Обойдешься, — фыркнул Гарик, снова подходя к ее спальному углу. — Тебе только налей, отрубишься, и разговора никакого. А нам важно знать, на какой такой машине уехал отсюда этот парень? Помнишь, Зинаида, или память придется освежать? Давай лучше поговорим по-доброму, а?
Крепко сжатый его кулак лег в растопыренную ладонь и выразительно пристукнул пару раз по ней. Зинаида поежилась. Разговор с ментами добрым быть не мог. И послала бы она эту сладкую парочку с легким сердцем куда подальше, не будь у нее спрятано три пакетика «отравы». Спрятано было вроде надежно, рассовано по карманам тех самых телогреек, на которых она сейчас валялась, усиленно изображая сильную усталость. Чего, или станут все перетряхивать? Вряд ли, побрезгуют. Всегда же брезговали, носы отворачивали, морщились от вони и не лезли никогда в этот угол. Пронесло бы стопудово.
Но опять беда, клиенты должны были подвалить с минуты на минуту. Придут, начнут орать, как обычно, прямо с порога. Народ-то дикий, шальной. А потом объясняйся либо перед этими, либо перед теми, которых он вызовет потом.
Нет, видимо, придется ей сдавать Севу Малого. Пусть тот хочет обижается, хочет нет, но своя рубаха ближе к телу. А Севе, ему что будет? А ничего! Поспрашивают, поспрашивают и на той заднице съедут. Он же ничего не делал, он только подвез. Как каждый вечер подвозит. Ну, лицензии у него нет. Ну, местным таксерам он как гвоздь в заднице. Ну, клиентуру у тех перебивает. Подумаешь!!!
— Сева Малой его забрал отсюда, — недовольно буркнула Зинаида, поднялась с лежанки и подалась вперед, очень сильно надеясь на то, что от зловония ее давно немытого тела эти двое поспешат уйти. — К Севе Малому он сел в машину и возле его колеса чуть не упал. Так что, ребята, ступайте к Севе и спрашивайте, куда он вашего малого отвез.
— Кто такой Сева Малой? — прицепился Гарик.
Вонь от Зинаиды была непереносимой, но он терпел. Очень хорошо он помнил свое недавнее прошлое, когда его то из канавы вылавливали, то в подворотне патруль подбирал. И когда неделями с небритой рожей по городу блуждал, а белье менял и того реже. Потерпит…
— Чего ты прицепился, не пойму! — зазвенела неожиданно тонким голосом Зинаида и заметалась по комнате, то и дело подбегая к окну и высматривая там кого-то. — Выйди на улицу, дойди до угла, там таксеры тусуются. У них и спроси.
— Он с ними? — Гарик прищурился.
Зинаида вела себя очень подозрительно. То ли что-то недоговаривала, то ли какая другая причина. Наверняка старая наркоша ждала кого-то. Либо курьера, либо клиента. Тряхнуть бы ее сейчас как следует, да не тем мозги заняты. Не до нее теперь.
— Слушай, Зина, — очень вкрадчиво проговорил он, подошел к груде старого тряпья, где она только что лежала, и принялся носком ботинка футболить телогрейки по сторонам. — Мне ведь абсолютно плевать, что ты здесь прячешь. Мне…
— Чего прячу?! — Она охнула, ухватилась за сердце и медленно сползла по батарее возле окна на пол. — Ничего я не прячу! Чего пристал?! Девушка, скажи ему, чтобы отстал!
Девушка от разговоров уклонилась, столбом замерев посреди грязной комнаты. Ее мутило от всего: от грязи, от давно немытой гадкой женщины, от того, что Гарик Прокофьев вдруг начал копаться в груде вонючего тряпья. Ей хотелось быстрее на воздух. И подышать немного хотя бы даже сумрачной городской слякотью, это было все же лучше.
