— Конечно, — сказала Селеста. — Я в полной безопасности. — (Сьюзи подняла брови.) — Наши отношения похожи на детские качели-доску, — объяснила Селеста. — Сначала преимущество имеет один, потом другой. При каждой нашей ссоре, особенно если дело доходит до потасовки и если сначала достается мне, потом я беру реванш и оказываюсь наверху. — Говоря на любимую тему, Селеста воодушевилась. Постыдно было делиться со Сьюзи подобными вещами, но было также большим облегчением рассказать ей обо всем, объяснить, как все происходит, вслух произнести свои секреты. — Чем больше он мне досаждает, тем выше я поднимаюсь и дольше остаюсь наверху. Проходят недели, и я чувствую, что все изменяется. Чувство вины и раскаяния у него затихает. Синяки — а они у меня появляются быстро — исчезают. Его начинают раздражать всякие мелочи в моем поведении, и он злится. Я пытаюсь успокоить его, веду себя очень осторожно, но в то же время злюсь, что приходится сдерживаться, поэтому иногда перестаю ходить на цыпочках и топаю ногой. Я нарочно раздражаю его, потому что сержусь на него и на себя. А потом это происходит опять.
— Значит, сейчас у вас преимущество, — сказала Сьюзи. — Потому что недавно он обидел вас.
— Да, — согласилась Селеста. — Сейчас я могу сделать что угодно, потому что он все еще переживает из-за последнего инцидента. С лего. Так что прямо сейчас все здорово. Очень здорово. В этом-то и проблема. Сейчас так хорошо, что почти… — Она замолчала.
— Стоит того, — закончила Сьюзи. — Это почти того стоит.
Селеста встретилась с глазами Сьюзи в черной обводке, как у енота.
— Да.
Невыразительный взгляд Сьюзи говорил только одно: я поняла. Она не проявляла доброты и не пыталась опекать, она не упивалась превосходством собственной доброты. Она просто делала свою работу, как та проворная дама из банка или телефонной компании, которая стремится просто выполнить свою работу и распутать клубок ваших проблем.
На некоторое время они замолчали. За дверью офиса Селеста различала гул голосов, телефонные звонки и отдаленный шум транспорта. Ее охватило чувство умиротворения. Пот на лице высох. На протяжении пяти лет, с того момента, как это началось, она жила с тайным позором, тяжелым грузом, давящим на ее плечи, и вот этот груз на миг сняли, и она вспомнила себя такой, какой была раньше. У нее по-прежнему не было решения, не было выхода, но сейчас перед ней сидел человек, который понимал ее.
— Он снова будет вас бить, — сказала Сьюзи.
И опять этот беспристрастный профессионализм. Никакой жалости. Никакого осуждения. Она не задавала вопроса. Она констатировала факт, чтобы продолжить разговор.
— Да, — согласилась Селеста. — Это случится снова. Он ударит меня. Я ударю его.
Снова пойдет дождь. Мне опять будет тошно. Наступят плохие дни. Но разве я не могу наслаждаться хорошими временами, пока они длятся?
Но тогда зачем я вообще здесь?
— Ну, так я хотела бы поговорить о составлении плана, — сказала Сьюзи, листая планшет.
— Плана, — повторила Селеста.
— Плана, — подтвердила Сьюзи. — Плана следующей встречи.
— Утебя никогда не возникало желания поэкспериментировать с этим, как его, эротическим удушением? — спросила Мадлен у Эда, когда они легли в постель.
У него была книга, у нее айпад.
Это было на следующий вечер после того, как она отвезла Джейн картон. Она весь день думала о рассказанной Джейн истории.
— Конечно. Я готов. Давай попробуем. — Эд снял очки и отложил книгу в сторону, с энтузиазмом поворачиваясь к жене.
— Что? Нет! Шутишь?! — воскликнула Мадлен. — Как бы то ни было, я не хочу секса. Слишком много ризотто съела на ужин.
— Правильно. Ну конечно. Глупо с моей стороны. — Эд снова надел очки.
— Делая это, люди случайно убивают себя! Умирают все время! Эд, это очень опасно. — (Эд посмотрел на нее поверх очков.) — Не могу поверить, что ты хотел меня придушить.
Он покачал головой:
— Просто я хотел продемонстрировать свою готовность оказать тебе услугу. — Он глянул на ее айпад. — Выискиваешь способы оживить нашу сексуальную жизнь или типа того?
— О господи, нет! — пожалуй, чересчур горячо ответила Мадлен.
Эд фыркнул.
Она нашла в «Википедии» статью об эротическом самоудушении.
— «Очевидно, при зажимании артерий с двух сторон шеи в мозгу наступает внезапная нехватка кислорода, и человек впадает в полугаллюциногенное состояние». — Она задумалась. — Я замечала, что, болея насморком, я часто бываю любвеобильной. Причина может быть в этом.
— Мадлен, ты никогда не бываешь любвеобильной с насморком.
— Правда? — удивилась Мадлен. — Может быть, я просто забывала об этом упомянуть.
— Угу, может быть. — Эд снова обратился к чтению. — У меня была подружка, которая увлекалась этим.
— Серьезно? Какая именно?
— Ну, пожалуй, она не была подружкой, а, скорее, случайной знакомой.
— И эта случайная знакомая хотела, чтобы ты… — Мадлен обхватила себя руками за горло, высунула язык и захрипела.
— Черт возьми, у тебя это получается сексуально, — признался Эд.
— Благодарю. — Мадлен опустила руки. — Так ты это делал?
— Без особого энтузиазма, — ответил Эд. Сняв очки, он ухмыльнулся, вспоминая. — Я был немного навеселе и неточно следовал инструкциям. Помню, она была во мне разочарована, что, может быть, недоступно твоему пониманию, но я не всегда заставлял трепетать и ублажал…
— Да, да. — Мадлен жестом руки попросила его замолчать и снова уставилась в свой айпад.
— Так откуда этот внезапный интерес к самоудушению?
Она рассказала ему историю Джейн, примечая, что у него заходили желваки на скулах и сощурились глаза, как это бывало, когда он слушал в новостях какую-нибудь историю о жестоком обращении с детьми.
— Мерзавец, — наконец произнес он.
— Знаю, — сказала Мадлен. — И он улизнул от наказания.
Эд покачал головой.
— Глупая, глупая девочка, — вздохнул он. — Такого рода мужчины просто охотятся за…
— Не называй ее глупой девочкой! — Мадлен села так быстро, что айпад соскользнул с ее коленей. — Как будто ты обвиняешь ее!
Эд поднял руку, словно отгораживаясь от чего-то:
— Конечно нет. Я лишь хотел…
— Что, если это была бы Абигейл или Хлоя?! — воскликнула Мадлен.
— По сути дела, я как раз думал об Абигейл и Хлое, — сказал Эд.
— Так ты обвинял бы их, да? Говорил бы: «Глупая девчонка, ты получила то, что заслужила»?
— Мадлен, — спокойно произнес Эд.
Их споры всегда принимали подобный оборот. Чем сильней злилась Мадлен, тем более необъяснимо спокойным становился Эд, напоминая переговорщика о заложниках, имеющего дело с психом и тикающей бомбой. Это выводило ее из себя.
— Ты обвиняешь жертву! — Она думала о Джейн, сидящей в холодной и неуютной маленькой квартире.
Вспоминала выражение ее лица, когда та рассказывала свою постыдную историю. Все эти годы Джейн, должно быть, испытывает стыд, думала Мадлен. «Надо отвечать за свои поступки, — говорила тогда Джейн. — Не так уж это страшно». Мадлен подумала о снимке, который Джейн тогда ей показала. Открытое, раскованное выражение лица. Красное платье. Джейн носила раньше одежду ярких цветов! У Джейн была ложбинка между грудей! Теперь Джейн облачает свое худощавое тело в неброскую одежду, словно хочет исчезнуть, словно пытается стать невидимой, превратиться в ничто. И это сделал с ней тот человек.
— У вас считается классным переспать со случайной женщиной, а если такое делает женщина, это глупо. Какие-то двойные стандарты!
— Мадлен, — начал Эд, — я ее не обвинял.
Он по-прежнему говорил с женой голосом зрелого человека, который общается с психом, но она заметила в его глазах искру гнева.
— Обвинял! Не могу поверить, что ты мог это сказать! — Слова бурно извергались из нее. — Ты вроде тех людей, которые говорят: «Ах, чего же она ждет? Выпивала в час ночи и, конечно, заслуживает, чтобы ее изнасиловала целая футбольная команда!»
— Да не обвинял я ее!
— Нет, обвинял!
В лице Эда что-то переменилось. Щеки запылали, а голос возвысился.
— Позволь сказать тебе кое-что, Мадлен. Если моя дочь однажды пойдет с каким-нибудь подонком, с которым только что познакомилась в гостиничном баре, я оставляю за собой право назвать ее дурой!
Глупо было ссориться из-за этого. Рациональная часть ее ума понимала это. Она понимала, что на самом деле Эд не винил Джейн. Она знала, что муж лучше и добрей ее самой, но все же не могла простить ему замечание по поводу «глупой девочки». Это казалось ей ужасной несправедливостью. Будучи женщиной, Мадлен обязана была рассердиться на Эда за Джейн, и за любую другую «глупую девочку», и за себя, потому что, в конце концов, такое могло случиться и с ней тоже, и даже мягкое словечко «глупая» казалось пощечиной.
