Она все сможет! В банке ее называют одной из самых привлекательных женщин. У нее все получится!
Ева медленно вернулась, следя, чтобы не сбилось дыхание. Собрание началось.
– Ева Павловна, микрофон уже включен, – сказали ей.
Ева поднялась на сцену, огляделась… И спина у нее похолодела. Господи, она все учла, кроме этого!
Перед ней волновалось море лиц. И каждое было обращено к ней. Внимание всех в этом зале было нацелено на Еву, взгляды притягивались, словно лучи.
На нее нахлынули воспоминания: вот она в пятом классе: одноклассники смотрят на нее, оценивают каждый ее жест, каждое движение. Над ней смеются: «Проваливай, китаеза!» Язык не шевелится, ей не под силу выговорить ни единого слова, и хочется лишь одного: спрятаться на последней парте, подальше от колющих взглядов.
Она не могла быть объектом внимания такого количества людей! Она выглядит плохо, она уродина! Пустите, пустите ее отсюда!
Ева положила на стол микрофон и на подгибающихся ногах пошла со сцены. Зал заволновался. Она выхватила из ряда лиц недоуменное лицо Сергея Сафроновича, ее шефа, и еще кого-то рядом, смутно знакомого… Но Ева не в силах была ничего им объяснять. По спине стекали крупные капли пота, блузка промокла насквозь. «Господи, только избавь меня от этого позора!»
Ева пробивалась к выходу, не слыша обеспокоенных окликов: «Ева Павловна! Что случилось?!» До заветной двери оставалось пройти всего несколько шагов, и вдруг путь ей преградили.
– Ева Павловна, вы забыли!
С этими словами ей втиснули в руки какие-то листы.
Ева подняла глаза на человека, стоявшего перед ней. Высокий, загорелый викинг с русыми волосами и очень светлыми голубыми глазами. «Это же Марк, Марк Освальд».
– Марк, – прошелестела Ева, – простите, мне нужно уйти.
Он взял ее под локоть, одновременно показывая на какие-то цифры на листе, и решительно развернул к сцене.
– Нет! Я не могу!
Но хватка у него оказалась железная. Марк наклонился к ней – со стороны это выглядело, будто он спрашивает о чем-то – и тихо приказал:
– Произнесите первую фразу доклада! Ну же, давайте!
– «Сегодня я хочу подвести итоги прошедшего года, который был удачным для нашего банка», – машинально проговорила Ева.
– Отлично. А теперь идите. Вы прекрасно выглядите, здесь нет никого, кто выглядел бы так же хорошо, как вы.
Последнее предложение он проговорил скороговоркой и подтолкнул Еву к сцене.
Она сделала несколько шагов, сжимая лист бумаги, который Марк дал ей. Зал притих. Ева взяла микрофон, обвела зал невидящим взглядом. Она прекрасно выглядит? Ева взглянула на стоящего сбоку Марка Освальда. Он стоял, сунув руки в карманы, и выглядел поразительно уверенным – поразительно уверенным в ней.
Это произвело магическое воздействие на женщину.
– Здравствуйте, – негромко произнесла Ева. Будь что будет, но первую фразу своего выступления она скажет. – Сегодня я хочу подвести итоги прошедшего года, который был удачным для нашего банка. Кстати, стулья здесь деревянные? Отлично. Я предлагаю всем нам постучать по дереву, чтобы не сглазить удачу.
С самым серьезным видом она постучала по столу. В зале раздался смех, дружный перестук. Ее аудитория сразу развеселилась.
– Теперь мы можем быть спокойны: нашему банку ничего не грозит, – улыбнулась Ева. – Итак, давайте посмотрим, чего мы добились…
Пятнадцать минут спустя все было кончено. Ева спустилась со сцены под дружные аплодисменты. Ее речь была краткой, выразительной и экспрессивной. Она говорила со всеми сидящими в зале, как со своими соратниками. Ее благодарность была обращена к каждому из них, и все почувствовали себя командой.
– Ева Павловна, блестяще! – восторженно прогудел Сергей Сафронович. – Вот что значит талант!
Ева улыбалась, благодарила, но глаза ее искали одного человека. В зале его уже не было.
Она выскользнула за дверь, не дожидаясь, пока начнет свою речь следующий оратор. И в коридоре увидела Марка Освальда. Он сидел на подоконнике, болтал ногой в рыжем ботинке и явно ждал ее.
Ева подошла к нему, прищурилась, рассматривая в упор. Марк улыбался.
– Вы меня спасли, – сказала она вместо приветствия. – Как вам это удалось?
Улыбка на его лице стала шире.
– Мне приходилось произносить речи. Каждый раз – паника. Весь мокрый как мышь. Знакомый научил: если сказал первую фразу, все остальное пройдет легко. Так и есть. Что-то включается внутри. Пластинка заводится. Главное – не задерживать ее ход, она сама сыграет.
Марк говорил короткими фразами: скажет – и вслушивается, словно пытается понять, правильно ли сказал.
– А зачем вы всучили этот лист? – поинтересовалась Ева. – Здесь какие-то расчеты…
– А, это… Вычислял площадь помещения. Нужно по работе. Вам дал, чтобы не было неловкости. Как будто вы забыли речь и спустились за ней.
Марк смотрел на Еву с мягкой снисходительностью, как взрослый на ребенка. Но отчего-то это ничуть не задевало ее.
– Вы отлично выступили, – сказал Марк и спрыгнул с подоконника. – Что ж, мне пора. Приятно было вас послушать.
Узкие глаза Евы удивленно расширились:
– Разве вы не пообедаете со мной? Это нечестно. Вы мой спаситель, так могу я отблагодарить вас хотя бы хорошим обедом?
Освальд помолчал, затем улыбнулся смущенной улыбкой.
– Разве вы не останетесь с ними? – Он кивнул на дверь, из-за которой доносились хлопки.
– Останусь, – кивнула женщина. – Я не могу сейчас уйти. Но вы заберете меня в четыре часа и мы где-нибудь посидим. Идет?
Освальд покачал головой, и у Евы упало сердце.
– Неужели вы мне откажете? – растерянно спросила она.
Этот вопрос всегда звучал у нее кокетливо, игриво, многозначительно, и Ева сама не ожидала услышать в нем неуверенные нотки.
Но Марк только удивился в ответ:
– Как я могу вам отказать? Просто в четыре у меня встреча, я освобожусь не раньше семи.
Ева облегченно выдохнула. Ею не пренебрегли, как она опасалась.
– Запишите мой телефон, – она обольстительно улыбнулась Марку. – Я жду вашего звонка.
Ее брак с Марком Освальдом удивил всех. Лишь Марк, влюбленный в нее, как подросток, был уверен, что все идет правильно. Он любит Еву, Ева любит его – что еще нужно для счастья?
Но Ева знала что. Муж достался ей слишком легко, и это было досадно.
Она сама называла себя жадиной. Так и говорила, показывая в вызывающей улыбке белоснежные зубы: «Я жадная. До жизни, до денег, до мужчин! В этом и беда моя». И хохотала.
Но беда заключалась не в этом. Евина жадность распространялась преимущественно на чужое.
«Что такое мужчина сам по себе? – презрительно думала Ева. – Две руки, две ноги, тело с присобаченными к нему первичными половыми признаками. Плюс деньги, плюс положение в обществе, плюс игрушки в виде горных лыж, мотобайков или чем еще модно сейчас увлекаться… А что такое женатый мужчина? Это статус!»
Неженатых она не уважала. «Если не женился – значит, никому не пригодился», – рассуждала Ева. Или понадобился только дурочкам, потому что умная женщина всегда найдет способ, как окрутить мужчину. И, спрашивается, зачем ей, Еве, никому не нужный экземпляр?
Ценность мужчины многократно повышалась, если у него были дети. Идеально – двое-трое. В том, чтобы завладеть отцом пятерых детей, Ева не видела подвига: такие папаши сами готовы сбежать от своего выводка куда глаза глядят. А вот двое-трое – значит, примерный семьянин. Таких Еве нравилось соблазнять больше всего.
Каждая любовная победа убеждала ее в том, что она не просто выдержала конкуренцию с неизвестной женщиной, но и выиграла у нее. Доказала, что она, Ева Лучко, бывшее посмешище класса, привлекательнее, красивее, желаннее. В роли обманутых жен ей всегда представлялись бывшие одноклассницы.
Одного лишь соблазнения Еве было недостаточно. «Затащить мужчину в постель – фи, задача для начинающих». Ей требовались эмоции, чувства, влюбленность! Ева подпитывалась мужским обожанием, как цветок солнцем. А осознание того, что это обожание украдено у другой, заставляло ее гордиться собой.
В банке сотрудницы шептались, что ни одной привлекательной женщине нельзя приводить на корпоративные вечеринки своего супруга: Ева Лучко не сможет пройти мимо. Кто ее знает, чем она берет – красавицей ее не назовешь. Но мужчин притягивает к себе, словно диких мустангов арканом.
Одно из любимых воспоминаний Евы было о встрече бывших одноклассников на десятилетие окончания школы.
Ева сильно опоздала и подъехала к школе, когда все, устав от торжественных речей администрации, высыпали на улицу покурить. Ее дорогой черный «мерседес» плавно, словно акула, проплыл мимо школьного подъезда и замер.
Ева вышла из машины. Кто-то не удержался и негромко присвистнул. Она и сама была как золотая рыбка или русалка с вуалью длинных белых волос. Пухлые губы, припухшие веки, словно Ева только что встала с постели и идет к ним еще полусонная, разморенная… Длинное черное платье облегало фигуру, серебристые туфли на шпильке отражали вечерний свет.
