— Борис Йосич!
— Колечка, это ты?! Что ты тут делаешь?!
— Такелажников вам привез! Как услышал, что к нам в институт посылают наряд, сразу попросился сопровождать! Здравствуйте, Григорий Васильевич! Владимир Иванович… Миша… Володя…
Видно было, что такое нарушение субординации несколько задело профессора, но Колечка Шинкаренко, бывший лаборант кафедры и студент-вечерник, Йосича обожал, бегал к нему за советами, обменивался книжками и в конце концов делал у него диплом. Надо сказать, что доцент, который вообще испытывал ко всем своим дипломникам отцовские чувства, в этом парне просто души не чаял и до сих пор убивался, что такой толковый и пытливый юноша не стал заниматься наукой, а по совету родного дядьки подался в тюремщики.
Тем временем из задка тюремной машины спустились два охранника с автоматами и собакой, а за ними потянулись крупные как на подбор мужики в темных робах и телогрейках.
Шинкаренко закурил, спросил:
— Генератор куда, в подвал?
— А-а, Коля, ещё не забыл? — улыбнулся Разин.
— Да ну, сколько раз я на старом щетки менял! Вы как собирались его по лестнице? Наверное, лучше через окно… Гаврилов, Митюк! Ну-ка примерьте размеры приямка.
Гаврилов или, может быть, Митюк, вытащил из внутреннего кармана телогрейки желтый складной плотницкий метр, с помощью напарника обмерил приямок подвального окна, потом генератор в кузове. Кивнул.
— На месте бы глянуть, гражданин старший лейтенант…
— Пошли, глянем!
Колечка резво застучал каблуками вниз по лестнице, Гаврилов с Митюком потопали следом.
Профессор поднял глаза на милицейского майора, спросил потихоньку:
— А не опасно?
Майор пожал плечами.
Школьник неловко поежился — ему было стыдно.
Кто-то за спиной у него буркнул:
— Козел.
Другой голос внятно произнес:
— Николаю Сергеевичу не опасно.
Доцент оглянулся. Заключенные выстроились сзади полукругом, конвоиры курили в сторонке, собака сидела, вывалив набок длинный розовый язык. Cудя по всему, сказал, что не опасно, остриженный под машинку крупный мужик среднего возраста с добрым деревенским лицом. Глянул вскользь на Школьника, чуть заинтересовался.
— Это не вы Борис Иосифович будете?
Школьник удивился, кивнул.
— Он рассказывал.
Тем временем Колечка, целый и невредимый, вынырнул из подвала с криком:
— Так там же ещё старый генератор не сняли!.. Владимир Иваныч, ключи найдете?
Появился Гаврилов, уточнил:
— Двадцать семь на двадцать четыре, две штуки, и семнадцать на девятнадцать.
Митюк тем временем почти без слов расставлял людей по местам.
* * *
Медовый женский голос в трубке проворковал:
— Борис Иосифович? С вами будет говорить президент Пятницкий Генрих Сократович.
Школьник недоуменно поднял брови. Насколько он помнил из только что прослушанных вечерних новостей, президента звали как-то иначе.
— Борис Иосифович, мне дал ваш номер господин Белецкий! Товариществу "Медаппарат" стало известно, что вам требуется самописец, но названная мне модель давно снята с производства. Мы могли бы представить современный эквивалент, если вы будете любезны уточнить характеристики.
Ах, вот это какой президент…
— Стандартный сигнал постоянного тока, четыре канала, скорость протяжки бумаги хотя бы пятьдесят миллиметров в секунду, но лучше сто. Питание можно от сети. Вы записываете?
— Да-да, у меня включена запись… Сколько штук?
— Простите? — не понял Школьник.
— Сколько самописцев вам нужно?
— Один!
— Завтра в десять в университете вам удобно?
— Вполне.
— Благодарю вас, уважаемый Борис Иосифович.
— Послушайте, господин президент, но я не уверен, что университет сможет оплатить…
— О чем вы говорите? Когда просит господин Белецкий…
Школьник выругался себе под нос.
— Простите? — переспросил вежливый голос в телефоне.
— Я ругаюсь матом, — объяснил Школьник. — Небось, если бы я сам пришел…
— Ну почему же сразу так… Вы в приемной комиссии не работаете?
— Не работаю! — рявкнул Школьник. — И никогда не буду работать! Впрочем, тут же успокоился, ухмыльнулся и добавил: — Я принимаю зачеты, экзамены и подписываю к защите дипломные проекты.
— Ну вот видите! Очень приятно было побеседовать, если что — прошу прямо ко мне.
Президентский голос умолк, в трубке запикало.
— Вот гниды! — сказал Школьник.
— Он будет мне рассказывать! — отозвалась жена фразой из анекдота. Что там такое, опять неприятности?
— А, пошли они… Слушай, Ритуля, я сегодня видел Колечку Шинкаренко! Ты помнишь Колечку?
* * *
Юрика Завезиздрова доцент Школьник нашел на Вознесенском рынке в начале девятого. Юрик, как всегда вежливый, с мягкой улыбкой, сидел на рыбацком раскладном стульчике возле расстеленного брезента, на котором стояли квадратами по типоразмерам принятые бутылки, и расплачивался с симпатичной худощавой женщиной.
— Нет, шампанских бутылок не принимаю, мне их самому некуда сдавать. Не берет винзавод, а в Артемовск везти — слишком дорого, вы же не захотите по пятачку сдавать?.. Спасибо, всего хорошего.
Школьник смотрел — и сердце кровью обливалось. Ладно, за столько лет уже можно привыкнуть, что опытные проектировщицы работают уборщицами, а заводские инженеры торгуют газетами в метро и "гербалайфом" вразнос. Но к Юрику это "ладно" не относилось. Этот золотой парень, золотая голова и золотые руки, имел необычайный талант. Ха, сегодня толковый электронщик не редкость. Но когда толковые электронщики один за другим задирали лапки и твердили, что при таких первичных датчиках никакая электроника не снизит погрешность до нужных двух процентов, Юрик, помуркивая под нос, набычив голову, прохаживался из угла в угол, потом бормотал: "Подумать надо", а через три дня запускал схему, которая давала те самые два процента. А ещё через неделю или две притаскивал самодельный датчик, работающий на каком-то совершенно нахальном принципе и дающий (естественно, с его схемой) погрешность полпроцента. А кроме всего, он любил фантастику, с ним можно было со смаком поболтать, и ни разу в жизни он ни одной подлости не сделал.
— А-а, Бори-ис! — расплылся в улыбке Юрик, поднимаясь навстречу. — И ты принес бутылки сдавать?
— А шо такое? — Школьник выделил голосом местное "шо". — Или я уже с доцентской зарплаты не могу выпить бутылку?
— А что, заплатили зарплату? — изумился Юрик.
— Ха, ещё в марте!
Школьник сердито хохотнул, Завезиздров грустно улыбнулся.
— Ладно, Боря, я подозреваю, ты в праздник в такую рань не просто потрепаться пришел?
— Юрик!.. — воскликнул Борис Иосифович — и замолчал.
Ну в самом деле, как уговорить даже очень хорошего человека, чтобы на несколько дней бросил занятие, которым кормит семью, и закопался в дело, которое ему не только не принесет ни копейки (ни славы, ни хотя бы публикации), но и заставит снова столкнуться с бывшим любимым руководством?
Юрик терпеливо улыбался, и был он весь кругленький — круглоголовый, круглолицый, чуть подплывший в талии. "Пушистый, домашний", — как выразилась когда-то одна коллега.
Наконец сказал:
— Ну хорошо, я все понял и согласен.
— И что ты понял?
— Что ты пришел не от хорошей жизни, что тебе что-то срочно нужно сделать, наверно, противное и бесплатное…
— …но зато такое, чего никто в городе сделать не сможет! ощетинился Школьник. — Юрочка, надо срочно реанимировать твою измерительную систему на лабораторном стенде.
— А что, кому-то ещё нужен стенд? — иронично удивился Юрочка.
— Милиция просит провести экспертизу тормозов "Москвича", на котором разбился мэр.
— И что же им надо, чтобы тормоза оказались виноваты или не виноваты?
Школьник резко выпрямился, хотел уже высказаться, но потом сообразил, что это все же Юрик, — и выдохнул.
— Юрик, мне глубоко наплевать, что им надо, я напишу то, что мне покажет экспертиза!.. А она что-то покажет, если ты оживишь стенд.
Завезиздров привычно набычился, глянул из-под левой брови.
— И когда это все надо?
— К понедельнику.
— И что ты с этого будешь иметь?
Школьник пожал плечами, ответил фразой из очередного анекдота:
— Как тот, что работал лебедем в зоопарке: мокрый зад и длинную шею… И Мише Байбаку будет на чем эксперименты провести.
— А что, кто-то ещё делает диссертации? — все так же иронично удивился Юра. — Подожди, это какой Миша, это твой любимый дипломник?
— Он уже пять лет как ассистент…
Юрик подумал, поднял голову.
— Ладно, сегодня работа максимум до двух, потом приедет Надежда за бутылками, пока загрузим…
