Глава 15
Причинивший столь много неприятностей и бед людям веркастерский фестиваль должен был закончиться в самый длинный день года.
Рано утром, ободренные лучами восходящего солнца и обещающей быть хорошей погодой, люди рано начали собираться на широком зеленом склоне соборного луга.
Тишину нарушал звук молотков — устанавливали стилизованные ларьки для средневековой ярмарки. С каждым часом народа прибавлялось, нарастал гул голосов. На берегах Верты, вокруг громадного поля, развевались флаги — в этот день всегда проводились рыцарские турниры. Из шатра-буфета доносился звон посуды и оживленные разговоры посетителей. В клетчатой одежде, расцвеченной зелеными и золотыми квадратами, жонглировал деревянными палочками клоун; за ним, засунув от удивления большой палец в рот, наблюдала маленькая девочка, Раскупоривались бочонки с пивом, и тут же пробовалось содержимое. Кто-то уже подсчитывал свои первые выручки.
Одежда людей отличалась разнообразием цветов и оттенков. Все это очень живописно смотрелось на фоне зеленой травы. Утро наполнялось звуками все нарастающей бурной активности праздника. Флаги уже подняты, декорации установлены, товары выставлены напоказ.
По мере того, как прибывали толпы людей, росло возбуждение, а с ним и предвкушение чего-то необычного.
Раздался непристойный смех, когда один мужчина обхватил сзади девушку, одетую как Нелл Гвин, и с силой сжал ее груди. Она развернулась и, закричав, будто бы шутя влепила ему пощечину. Ее наигранный, однако довольно громкий протест был услышан на всем поле.
На вершине башни Талбота служитель поднял знамя Святого Георгия и через зубчатую стену чуть покровительственно поглядывал вниз на казавшиеся оттуда крохотными фигурки людей.
Появилась женщина со связкой наполненных гелием воздушных шаров, неудержимо рвущихся вверх и по форме напоминающих огромный разноцветный стаканчик мороженого. Один ярко-зеленый шар вырвался из общей связки и легко взмыл в чистое небо под крики довольной ребятни.
Сразу после девяти часов черноволосая женщина проводила детей на урок верховой езды. И не успела вернуться домой, как зазвенел телефонный звонок. Он был из Лос-Анджелеса.
— Питер, как приятно тебя слышать! А я все жду, жду, когда же ты наконец позвонишь! — Ее сладкий голос был однако изрядно сдобрен желчью. — Я целую вечность ждала от тебя этого звонка!
— Ты знаешь, что случилось тогда? — В голосе Синклера ощущалось напряжение.
— Театральные сплетники больше уже ни о чем не болтают, дорогой. Полицейские, правда, возникают в самые неожиданные моменты и в самых неожиданных местах, задавая кучу вопросов, как Маустрэп, который сошел с ума. Кто-то мне говорил, что они даже с тобой говорили?
— У них есть на то веские причины, не так ли? Хотя я и сказал им, что не виделся с ней около года.
— О, продолжай, дорогой, нет смысла врать по этому поводу, особенно если кто-то уже проговорился.
— Что ты имеешь в виду? — прошипел Синклер.
— Я имею в виду ленч в варьете-клубе? Я видела ее там.
— Ты видела? А я нет. И между прочим я не врал.
— О, Питер! — с упреком произнесла женщина. — Я имею в виду, что я-то верю тебе, но уверен ли ты, что полиция тебе тоже поверит? Как бы то ни было, все газеты только и пишут что об этом Пауэле. В конце концов убийца-то он, не так ли?
— Если они решат, что все-таки нет, они снова придут ко мне. Если ты поможешь мне в смысле алиби, тогда…
— Послушай, мальчик! — еле скрываемая до сего момента желчь вдруг вылилась наружу. — Ты меня не впутывай. Если же попробуешь сделать это, смотри, я так повяжу тебя, что никогда не выпутаешься. Понял?
— Ты, маленькая…
— Прекрати называть меня этим противными именем! — Ее слащавый в начале разговора тон превратился теперь в зловещий. — Я могу сделать твою жизнь очень трудной. Ты понял?
Синклер, слышала она, был доведен до отчаяния.
— Но у меня не было повода лететь в Англию! И у меня нет алиби! Нет свидетелей. Полиция мне не поверит!
— И никто другой тебе тоже не поверит. Я имею в виду, что истинная правда никогда не всплывет наружу, ведь так?
— Они продолжают спрашивать меня насчет беременности Дианы, все уже знают об этом.
— О да, об этом писали газеты! Но, конечно, я никогда не слушаю сплетен. Правда, случается, муж выдает мне кое-какие секреты кабинета женской консультации, но я, естественно, все держу в тайне.
— А теперь не могла дождаться и поспешила выболтать все мне!
— Ну, дорогуша, после всего, что ты наговорил мне о Диане, я была уверена, что тебе захочется узнать о ней хорошие новости. Или послать ей открытку. Или что-нибудь в этом роде. — Неожиданная мысль пришла ей в голову. — Безусловно, полицейские не знают, что я поставила тебя в известность с самого начала. А сейчас они всем этим очень интересуются, не так ли?
— Но ты ведь не собираешься им докладывать, что все рассказала мне?
— Ты в таком отчаянии, что очертя голову бросишься обеспечивать себе алиби и впутаешь заодно и меня в это дело. Но запомни: в таком случае у меня не останется выбора, дорогой. Ты будешь пай-мальчиком и не заставишь тетушку Викки сердиться, не правда ли? Уверена, тебе удастся придумать что-нибудь такое, чему все поверят. Спи спокойно. Пока, дорогой.
Улыбаясь самой себе, она повесила трубку и, едва прикасаясь, барабанила пальцами по телефону, о чем-то раздумывая. Потом включила радио.
«И, если сегодня вы находитесь где-то вблизи Веркастера, внимательно следите за дорожными знаками объезда, потому что сегодня там проводится средневековая ярмарка, — убедительно вещал женский голос диск-жокея. — А если вы надумаете заехать в Веркастер, то проведете время очень весело. Вас ждут рыцарские турниры на лошадях, всевозможные шоу и множество развлечений для детей. А какой сегодня чудесный день! Может быть, я и сама появлюсь там. А сейчас, когда время приближается к десяти, с вами будет Нейл Седака. Слушайте!» — И зазвучала песня.
Ощущение нереальности, разлитое в воздухе Пунт-Ярда, будто подтверждалось девочкой Ребеккой, которая, вскочив с постели, заявила, что наденет костюм Маленького Человечка, Играющего в Прятки, и теперь важно расхаживала по дому в незнакомом облике, шапочке с козырьком, пышной юбке и завязанными под коленками гамашах. Ее миниатюрный посох был украшен голубой блестящей лентой. Она, писклявым фальшивым сопрано пела бесконечные колыбельные куплеты и все время обрывала себя, чтобы спросить, сколько времени осталось до начала ярмарки.
Сидя на диване рядом с Тэсс, Мальтрейверс чувствовал, как в нем нарастают боль и обида от той карнавальной атмосферы, что царила на улице и властно проникала в дом. Веселье бессердечно игнорировало трагические события, так долго висевшие над городом и никак не разрешившиеся, и не выказывало никакого сострадания к судьбе Дианы. В какой-то момент, когда боль остро сжала его сердце, он резко и злобно приказал Ребекке заткнуться.
Девочка испугалась, заплакала и побежала к матери.
— Это непростительно. — хмуро сказала Тэсс. — Она ни в чем не виновата. — Пойди и скажи ей, что ты не прав.
Мелисса посмотрела на него испытующе, когда он вошел в кухню.
— Извини меня, дорогая, — сказал он Ребекке, та спрятала свое лицо в материнский подол. Но он мягко продолжал: — Дядя Гас сегодня утром плохо чувствует себя. Пошли посмотрим, что творится на улице.
Некоторое время Ребекка недоверчиво смотрела на него, а затем, в знак примирения, протянула ему руку.
Шагнули за порог, и Ребекка удивленно-радостно вскрикнула, увидев человека, который шел, пошатываясь, на ходулях, направляясь к ним. Его рост увеличивали длинные брюки в бело-красную полоску. Услышав радостный возглас ребенка, он как-то криво улыбнулся, приподнял смешную шляпу и поздоровался. Ребекку удивило, что в глазах у него стояли слезы.
Мальтрейверс как раз собирался запереть за собой дверь, когда человек подошел к нему и схватил за руку.
Это был Артур Пауэл.
Какое-то время Мальтрейверс не узнавал его: это было не то лицо, которое он изучил до мелочей на фотографии: все прошедшие дни Пауэл не брился. И по его щекам катились слезы. В одной руке он держал защитный шлем.
— Диана! — закричал он вдруг исступленно. — Она не могла умереть! Скажите мне, что она не умерла! Этого не может быть! — Его пальцы глубоко и больно впились в запястье Мальтрейверса. — Скажите мне, что это неправда! Что в газетах везде сплошная ложь!
Одетые в карнавальные средневековые костюмы, прохожие оборачивались на его стенания с явно уэлским акцентом и смотрели неотрывно, поскольку он все еще истошно кричал и плакал.
Крошечная рука Ребекки с неожиданной силой сжала руку Мальтрейверса.
— Срочно иди к маме, дорогая! — сказал он, даже не вглянув на нее. Дверь все еще была не заперта, и девочка поспешно вошла в дом.
