Николай Зорин - Сестра моя – смерть

Ветка была что надо. Я обломала сучья – получился отличный костыль. Поднялась и, опираясь на него, стала потихоньку передвигаться.

Лес оказался совсем невелик. Довольно скоро я выбралась на открытое пространство – луг не луг, поле не поле, пустырь не пустырь. Впереди, не больше чем в километре, виднелись дома. Недалеко же меня завезли! Я поковыляла по тропинке в город.

Задача была не из легких. Я совершенно выбилась из сил, пока добралась до первых городских строений, несколько раз присаживалась отдохнуть прямо на землю. Меня постоянно одолевало желание встать на четвереньки, как там, в лесу, и ползти. Ноги совсем не держали, с головой творилось что-то странное, глаза слипались, хотелось спать. Если бы не Маша, плюнула бы на все, легла и уснула бы под каким-нибудь кусточком.

В этом районе я никогда не была – все совершенно незнакомое. Как много в нашем городе, оказывается, мест, в которых я не бывала, хоть прожила здесь всю свою жизнь. Впрочем, это всего лишь окраина, что-то наподобие Февральской. Надо найти остановку и выбраться в центр.

Сориентировавшись, в какую сторону лучше двигаться, я поковыляла вдоль дороги. Навстречу шел парнишка лет пятнадцати – единственный прохожий на этой пустынной улице. Я хотела остановить его и спросить, где остановка, но он так удивленно на меня посмотрел, что я не решилась.

Костыль, а вернее, попросту суковатая палка – вот что его удивило. Придется по городу передвигаться без подпорки, а то заберут еще в сумасшедший дом. С большим сожалением я отбросила костыль в сторону. Идти стало совсем тяжело.

В конце концов мне удалось добрести до остановки. Это был просто железный столб с табличкой номеров проходивших здесь автобусов – ни навеса, ни скамейки. Доковыляв, я ухватилась за этот столб и фактически повисла на нем. Примут за пьяную, не иначе, если увидят. Правда, пока видеть некому – остановка, как и улица, словно вымерла, ни одной живой души. Ходит ли здесь транспорт?

Довольно часто мне снится сон, будто я заблудилась в чужом городе, мечусь в панике по улицам и никак не могу выйти на знакомое место. Примерно такое же состояние меня охватило сейчас. Представилось, что город – не мой город, и стало страшно.

Никакая я не старуха, я одинокое сиротливое дитя. Кто спасет меня, кто выведет за руку из этого незнакомого фантастического города? Кто пожалеет, кто приласкает? Я не могу жить одна, я не готова. Я ужасно хочу, чтобы меня любили, заботились обо мне, баловали и ублажали, исполняли все прихоти. Я ужасно хочу закричать, затопать ногами, повалиться на землю, забиться в истерике и потребовать любви, заботы и счастья.

Автобуса все нет. И наверное, никогда не будет. Руки, вцепившиеся в железный столб, закоченели. Что мне делать, Господи! Что мне делать? По этой дурацкой дороге даже машины не ездят. А другой мне не найти – просто не хватит сил. Я здесь пропаду, пропаду. Никто не спасет – спасать меня некому.

Я впала в такое отчаяние, что опустилась на землю и разрыдалась. Но внезапно несчастья мои закончились: искаженный мир, в который попала я, бедное заблудившееся дитя, наконец сжалился и послал мне спасение. На дороге показалась машина. Опираясь на столб, я вытянула свое тело, поднялась и бешено замахала рукой. Машина остановилась, передняя дверца гостеприимно распахнулась, перегнувшись через сиденье, выглянул водитель.

– Садитесь! – весело прокричал он, но, всмотревшись в меня внимательнее, вдруг спросил: – Вам помочь?

– Да, да! Помогите! – От внезапно свалившегося на меня счастья ноги совсем ослабели, я почувствовала, что самостоятельно до машины мне не добраться.

Он довел меня, заботливо усадил на сиденье.

– С вами что-то произошло?

– Произошло. – От слабости я опять разрыдалась. – Я очень хочу домой.

– Ну, это не беда! – засмеялся водитель. – Я думал, что-то серьезней. Успокойтесь, чего же вы плачете? Домой я вас сейчас мигом доставлю, называйте адрес.

– Мира, семьдесят пять, – сказала я, всхлипнув, до того родным, но недостижимым показался мне мой дом. Что-то подобное со мной происходило в детстве, когда меня отправили в лагерь. Мне там было тоскливо и плохо, а дом и родной город с самого первого дня стали восприниматься как безвозвратно утраченный рай.

– Получается, мы с вами соседи! – обрадовался водитель. – Я тоже живу на Мира, в доме, где магазин «Румба», знаете?

Никакой «Румбы» я не знала, но зачем-то кивнула:

– Знаю.

– Минут через десять будете дома. Что же с вами все-таки произошло? – Он обернулся ко мне, забыл следить за дорогой. Впрочем, рисковал он не сильно: дорога была практически пустой.

Мне не хотелось ничего рассказывать, да и можно ли вообще рассказать кому-то о том, что со мной приключилось?

– Да так, ничего особенного. На меня напали, наверное, хотели ограбить, но все обошлось.

Он опять обернулся и посмотрел на меня внимательно – кажется, не поверил, ну да и черт с ним.

– Как это обошлось? Кто-то спугнул?

– У меня был газовый баллончик, – соврала я и обрадовалась своей находчивости: если ему вздумается ко мне приставать, пусть знает, что защитить себя смогу.

Ехали мы никаких не десять минут, а гораздо дольше, и все какими-то незнакомыми улицами. Чем дальше, тем больше это начинало меня беспокоить – я совершенно не узнавала города.

– Ну вот и приехали! – Водитель завернул во двор какого-то чужого дома. – Мира, семьдесят пять, как заказывали.

Он морочит меня! Он меня морочит. Он просто шутник. Ничего страшного не происходит. Спокойно выйти из машины, не подавая виду, что что-то не так. Расплатиться и выйти.

Я сунула руку в карман, на секунду испугавшись, что денег там не окажется. Слава богу, все в порядке: стольник и еще пятьдесят рублей. Но за свои шутовские услуги водитель категорически отказался брать плату.

– Что вы, я ведь не извозчик! Тем более мне почти по пути, я и не отклонился от курса.

Не извозчик, что и говорить! Я вывалилась из машины – с ногами было все так же плохо.

– Вам помочь?

– Нет уж, спасибо. Вы и так уже помогли.

Он почему-то не трогался с места. Не обращая больше на него внимания, я поковыляла по дворовой дорожке. Надо было выйти на улицу, сориентироваться, где я нахожусь, и в соответствии с этим вызвать такси.

… Если бы я знала, какое страшное открытие меня ожидает, осталась бы, где была, не тратила силы, бросилась бы на асфальт и не сдвинулась с места. Улица, на которую завез меня водитель, была улицей Мира. Дом, к которому он меня доставил, был домом семьдесят пять. Мира, семьдесят пять – мой адрес. Это Мира, семьдесят пять, я вижу впервые в жизни.

Я сошла с ума? Или все еще сплю: в лесу под деревьями, в кресле в соседстве с повешенной, в машине своих похитителей? Мир разрушился, мир потерял голову, я не узнаю этого обезумевшего мира. А бороться с ним мне не по силам. Искать выход мне не по силам. Да элементарно передвигаться мне больше не по силам.

И все же останавливаться нельзя. Я буду двигаться вперед – все идти и идти по незнакомой, чужой улице Мира, пока не упаду. Жаль, поспешила избавиться от своего лесного костыля, с ним идти было бы легче.

Я шла как во сне или в тяжелой болезни. Сознание то и дело давало сбои. Время от времени я совершенно забывалась, только механически переставляла ноги. Куда я иду, зачем? Не знаю, не знаю, но это не важно, не нужно задавать себе мудреных вопросов и уж тем более нельзя искать на них ответы: я иду низачем и никуда, я иду для того, чтобы идти. Я иду потому, что никогда в жизни не верила, что линия горизонта – воображаемая линия, я всегда твердо знала, что там другой мир, лучше и интереснее нашего. В тот, другой, мир мне и нужно попасть: тот, другой, мир – потерянный рай моей жизни.

Я проснулась в постели, над головой – потолок, под пуховым одеялом тепло и приятно. Кошмар кончился. Я вернулась к себе – это главное. Можно снова уснуть, можно встать, сварить кофе. Оказывается, все эти полгода несчастной моей жизни я была счастлива. Нужна была основательная встряска, чтобы это понять. Теперь поняла и излечилась. Я молодая, здоровая, красивая женщина, только круглая дура – лишь дура могла жить так, как жила я эти полгода: не жила, а спала, неудивительно, что в конце концов доспалась до кошмара. Этот кошмар мне был дан в назидание.

Я сладко потянулась, перекатилась на бок, откинула одеяло. Я спала одетой? А брюки-то какие грязные! Как я могла завалиться в постель в грязных брюках?

Настроение сразу испортилось, уверенность в том, что все благополучно закончилось, стала стремительно улетучиваться.

Она улетучилась окончательно, когда я подняла голову и осмотрелась: квартира, в которой я находилась, была не моей квартирой.

Чужая квартира в чужом городе – логическое продолжение кошмара, зрелая стадия болезни – моей или мира. Бессмысленно восстанавливать цепочку событий, которые привели меня сюда – ничего это не даст, по опыту знаю. Что со мной происходит, все равно не понять. Придется приспосабливаться к новой своей ипостаси.