— В прошлый раз, Эллиотт, твой чай напоминал помои. Скажи секретарше, что я хочу четыре кусочка сахара и сливки погуще.
— Непременно.
Олсен едва дождался, пока Эллиотт отдаст распоряжения секретарше, и сразу заговорил с довольным видом:
— Хорош бы я был, если бы слушался твоих советов. Помнишь, как ты говорил, что мне следует избавиться от тех трех пришедших в негодность домов, что простояли закрытыми много лет?
Эллиотт Уоллас уже знал, что последует дальше.
— Дерек, ты много лет выплачивал налога и страховки за те развалюхи. Конечно, цены на недвижимость возросли, но если желаешь, я тебе докажу, что был прав. Если бы ты тогда все продал и приобрел рекомендуемые мною акции, то был бы сейчас в плюсе.
— Ничего подобного! Я знал, что когда-нибудь дома на углу Сто четвертой улицы захотят снести и разработчикам понадобится мой участок.
— Разработчики до сих пор обходились без него. Они уже спланировали, где возведут кооперативные дома.
— Та же самая фирма вновь обратилась ко мне. Сегодня днем я подписываю последние документы о продаже.
— Поздравляю, — искренне произнес Уоллас, — Но надеюсь, ты все-таки не забыл, что я заработал для тебя вполне внушительную сумму, вкладывая твои деньги в различные проекты.
— Если не считать хедж-фонда .
— Если не считать хедж-фонда, согласен, но это было давно.
Секретарь принесла чай для Олсена и кофе для Эллиотта.
— Вкусно, — сказал Олсен, сделав осторожный глоток, — Так, как я люблю. А теперь к делу. Я хочу все продать и основать трастовый фонд. Ты можешь им управлять. Я хочу, чтобы фонд использовался для создания парков в Нью-Йорке, парков со множеством деревьев. В этом городе слишком много больших зданий.
— Это очень благородно с твоей стороны. Ты собираешься оставить что-нибудь своему племяннику или кому-то еще?
— Я оставлю Стиву пятьдесят тысяч долларов. Пусть купит себе новый комплект барабанов или гитару. Когда мы с ним встречаемся за ужином, он не столько ест, сколько прикидывает в уме, как долго я еще протяну. Кое-кто из моих смотрителей мне рассказал, как он объявил им, что в самом скором времени возьмет на себя все обязанности Говарда в качестве моего главного менеджера. Он покупает мне вечное перо, угощает ужином и думает, что может завладеть моим бизнесом благодаря моему хорошему к нему отношению. Его ничего не интересует, кроме дурацких концертов. Каждый раз одно и то же: его перестают приглашать в трущобные клубы, он берет новое имя себе и своей провальной группе, откапывает наряд почуднее и нанимает разорившегося агента для раскрутки. Если бы не его мать, моя сестра, упокой, Господь, ее душу, я бы давно выгнал этого бездельника в три шеи.
— Я знаю, Дерек, что он тебя всегда разочаровывает, — Эллиотт попытался изобразить сочувствие.
— Если бы только это. Да что там говорить! Кстати, Говарду Альтману я также хочу оставить пятьдесят тысяч долларов.
— Уверен, он будет очень признателен. Он знает о твоих планах?
— Нет. В последнее время он тоже стал зарываться. Сразу видно, у него хватает наглости полагать, будто ему причитается от меня большое наследство. Пойми меня правильно. Он славно потрудился, и я тебе благодарен за то, что ты порекомендовал мне Альтмана, когда его предшественник не справился.
Эллиотт закивал, принимая благодарность.
— Один из моих клиентов продавал дом и упомянул, что смотритель теперь доступен для работодателей.
— Что ж, вскоре он снова станет доступен. Но он мне не родня, к тому же он никак не усвоит простой вещи: когда тебе попадаются хорошие работники вроде Крамеров, не стоит отнимать у них лишнюю комнату или две.
— Твой адвокат по-прежнему Джордж Роденбург?
— Конечно. С чего бы я стал его менять?
— Я имел в виду, что поговорю с ним насчет создания фонда. Ты сказал, что завершаешь сделку с недвижимостью на Сто четвертой улице сегодня днем. Хочешь, чтобы я присутствовал?
— Роденбург справится сам. Предложение поступило много лет назад. Изменилась только цифра.
Олсен поднялся, чтобы уйти.
— Я родился на Тремонт-авеню в Бронксе. В то время это был хороший район. До сих пор помню, как мы с сестрой сидели на ступенях небольшого дома в несколько этажей вроде тех, которыми я владею теперь. Я ездил туда на прошлой неделе. Все пришло в упадок. На углу того дома, где мы жили, теперь пустырь. Полно мусора, сорняков, пивных банок. Пока я жив, я хочу увидеть, как пустырь превратится в парк.— Лицо старика расплылось в блаженной улыбке, когда он повернулся к двери, — Всего хорошего, Эллиотт.
Эллиотт Уоллас проводил клиента через приемную, довел по коридору до лифта, потом вернулся в кабинет, впервые за свою жизнь подошел к бару в одиннадцать утра и налил себе неразбавленное виски.
Поздним утром в понедельник я подъехала к старому дому, где Мак когда-то снимал квартиру. Нажав кнопку переговорного устройства и представившись, я все-таки услышала после недолгого замешательства неуверенное приветствие. Я понимала, что должна говорить быстро.
— Миссис Крамер, это Каролин Маккензи. Мне нужно с вами поговорить.
— Ой, нет. Муж сегодня с утра ушел.
— Я хочу поговорить с вами, а не с ним, миссис Крамер. Прошу вас, уделите мне несколько минут.
— Гасу это не понравится. Я не могу...
— Миссис Крамер, вы, наверное, знаете из газет, что полиция считает моего брата виновным в исчезновении девушки. Мне необходимо с вами поговорить.
На секунду мне показалось, что она повесила трубку, но потом раздался щелчок, и дверь в вестибюль открылась. Я вошла, пересекла вестибюль и позвонила в дверной звонок. Она слегка приоткрыла дверь, словно желая удостовериться, что я не привела с собой целую армию, готовую штурмом взять ее квартиру, а потом все-таки дверь отворилась, но ровно на столько, чтобы я могла войти.
Комната, еще недавно напоминавшая мне гостиную в доме бабушки па Джексон-Хайтс, была голой и ободранной. В углу возвышалась целая гора картонных коробок. Окна лишились штор и занавесок. На стенах больше не было картин, а приставные столики стояли без ламп и безделушек, которые я видела во время последнего визита.
— Мы переезжаем в наш домик в Пенсильвании, — сказала Лил Крамер, — Нам с Гасом давно пора на покой.
Она сбегает, подумала я, внимательно рассматривая женщину. В комнате было прохладно, а у нее на лбу выступили крошечные капельки пота. Седые волосы, убранные с лица, были туго стянуты на затылке. Цвет лица был такой же тускло-серый, под стать волосам. Я уверена, она даже не сознавала, что ее руки, не переставая, нервно массируют друг друга.
Не дождавшись приглашения, я опустилась на ближайший стул. Ходить вокруг да около не имело смысла, поэтому я сразу перешла к делу.
— Миссис Крамер, вы знали моего брата. Вы считаете его убийцей?
Она облизнула губы.
— Ничего я про него не знаю.— И тут же выпалила: — Он оболгал меня. Я к нему относилась со всей душой, он мне действительно нравился. Я всегда хорошо заботилась о его одежде и комнате. А он взял и обвинил меня.
— В чем именно?
— Неважно. Все это было неправдой, я просто ушам своим не поверила.
— Когда это произошло?
— За несколько дней до того, как он исчез. А еще он меня высмеял.
Ни она, ни я не услышали, как открылась входная дверь.
— Закрой рот, Лил, — приказал Гас Крамер, по-явившись в комнате. Он повернулся ко мне.— А вы убирайтесь отсюда. Вашему брату хватило наглости обойтись с моей женой подобным образом, я уже не говорю о том, что он сотворил с теми молодыми девушками.
Я вскочила в ярости.
— Мистер Крамер, я не знаю, о чем вы говорите. Мак не мог дурно поступить с вашей женой, и я готова поклясться собственной жизнью, что он не имеет никакого отношения ни к каким преступлениям.
— Продолжайте верить в это, а мне позвольте объяснить, о чем я тут толкую. Моя жена чрезвычайно обеспокоена тем, что, когда вашего братца-убийцу поймают, он переведет стрелки на нее и обольет грязной ложью.
— Не называйте его убийцей, — сказала я, — Вы не смеете называть его убийцей.
Гас побагровел от бешенства.
— Я буду называть его так, как захочу, а вы знайте, что он убийца и при этом ходит в церковь. Лил видела его в тот день, когда он оставил записку в корзинке для пожертвований, правда, Лил?
— Я тогда была без очков, но все же уверена.— Лил Крамер ударилась в слезы, — Я узнала его. Он видел, что я смотрю на него. На нем был плащ и темные очки, но я все равно узнала Мака.
— Кстати, чтоб вы знали, час назад здесь были копы, и мы рассказали им об этом, — прокричал мне Гас Крамер, — А теперь убирайтесь вон и оставьте мою жену в покое.
В субботу вечером, удостоверившись, что Стив ушел на один из своих концертов, Говард Альтман проник в его квартиру. Осторожно и умело он разместил камеры видеонаблюдения в гостиной и спальне. Камеры были напрямую связаны с компьютером Альтмана.
