— Друг и пожарный вынесли моего соседа из квартиры завернутым в покрывало.
— А вы знаете этого друга? — спросила Лола.
— Нет. Он изо всех сил орал: «Открой! Открой! Это Ной!» Поэтому очень возможно, что его зовут Ной.
— Вы видели его раньше?
— Мне кажется, я сталкивался с ним на улице.
— Вы можете описать его?
— Юноша. Я не очень хорошо его помню.
— У вас прекрасная память, — сострила Лола.
— Я не очень внимательно разглядывал молодого Ноя. Я больше смотрел на пожарного.
— Это почему же?
— У меня создалось впечатление, что этот верзила просто переоделся в пожарного. На нем была красная куртка, но каска показалась мне странной.
— В каком смысле странной? — нетерпеливо спросила Ингрид.
— Ну, может быть, это не имеет значения…
— Да нет же, имеет, — вмешалась Лола, бросив властный взгляд на Ингрид. — Все детали имеют значение.
— Ну так вот, его каска…
— Да, его каска, мсье Опель. Его каска. Постарайтесь вспомнить, это важно, — ласково сказала Лола.
— Я хорошо ее помню. Его каска пахла краской. И больше напоминала каску мотоциклиста, чем пожарного. Каски пожарных выглядят иначе. И в тот момент я сказал себе: этот пожарный не очень-то похож на борца с огнем. Но извините меня, мадам…
— Да? — отозвалась Лола.
— Думаю, что вы такие же полицейские, как тот молодой человек — пожарный.
— Но мы и не притворялись полицейскими. Я комиссар в отставке. Вот мое старое удостоверение.
— Да, легко можно было догадаться. Вы очень представительная дама. Первый раз встречаю женщину-комиссара. Это для меня большая честь.
— Я веду расследование дела об убийстве девушки в Десятом округе. Удушение, нанесение увечий. Об этом писали все газеты.
— Ах да, это показывали по телевизору. Ну и наворотили! Красивая девушка. Вас наняла семья?
— Можно и так сказать.
— Я знаю, где он живет, этот Ной.
Ингрид, Лола и Себастьян Опель повернулись к мастеру, ремонтировавшему лифт. У этого сорокалетнего мужчины были волосы, подстриженные бобриком, и насмешливая улыбка.
— Я бы не решился попросить денег у полицейских, но если вы действуете частным образом, это, наверное, можно сделать?
— Теоретически — да, — сказала Лола. — Но взамен мне нужно что-нибудь материальное. Адрес.
— Но кроме материальной вещи мне вам продать нечего. Я прихожу сюда каждый раз, когда эта колымага, гордо именуемая лифтом, ломается. Тремя этажами выше живут два юноши, наверняка братья. Их зовут Ной и Менахем. Запоминающиеся имена. Есть теннисист по имени Менахем. И лауреат Нобелевской премии мира — Менахем Бегин. Это застревает в памяти.
— Вы можете их описать?
— У Ноя голубые глаза и черные волосы. Он невысокого роста и, пожалуй, никакой. Вот младший брат — другое дело. Красивый юноша. Высокий, стройный, с каштановыми волосами до плеч. Носит маленькие круглые очки. Этой зимой он ходил в длинном сером пальто.
— Моя информация будет бесплатной, — уязвленно сказал Себастьян Опель. — Я люблю делать людям приятное.
— Я тоже люблю делать людям приятное, — отозвался мастер. — Но у меня трое детей.
— Но вы не состоите в браке, — настаивал Опель.
— Это еще никому не мешало делать детей.
— Господа, мы вас оставляем на самом интересном месте дискуссии о гражданском долге и сердечно благодарим. Вы нас, разумеется, никогда не видели, — объявила Лола, отдавая деньги мастеру жестом, в котором Ингрид усмотрела даже некоторую элегантность.
Они с легким сердцем спустились вниз и уселись в машину. Там они чокнулись стаканчиками с кофе из термоса Лолы.
— Деточка, ты мне чуть все не испортила своей импульсивностью, — с улыбкой сказала Лола.
— Но, дорогая начальница, если бы я не вмешалась, мы бы все еще стояли там.
— И старайся все-таки здороваться, прежде чем идти в атаку, Ингрид.
— Я не знаю, что у вас, французов, за представления о вежливости. Никогда не преминете заметить, что человек не поздоровался или не поблагодарил. Однако это вам не мешает недружелюбно вести себя с туристами и некультурно со всеми остальными.
— Наша страна отличается от США тем, что здесь некультурность или невежливость не носят характера постоянного. Так, болтовня у стойки бара, не более того.
— Это ничего не меняет! Вы те же латиняне, только с менее взрывным темпераментом.
— Нам нужно время. А ты хочешь, чтобы все было быстро. Чтобы тебя дружески хлопали по спине через две секунды после знакомства. Ты нетерпелива, Ингрид.
— Точно по крайней мере в этом вопросе. Но мы же не собираемся провести ночь в машине или собираемся?
— В случае необходимости нам придется это сделать. В любом случае, подождем, пока Менахем не высунет нос.
— А если он уже навострил лыжи вместе со своим старшим братом, Фаридом Юнисом и лжепожарным?
— Терпение, девочка моя. Терпение. В этой машине найдутся и бутерброды, и одеяла. Это необыкновенная машина, в которой, как это ни странно, прекрасно спится. По крайней мере на дежурстве. У меня в ящике для перчаток есть даже будильник.
— I don't believe it! It's a fucking nightmare![49] Ты что, раньше не могла сказать, что мы будем спать здесь?
— Напоминаю тебе, что в кои-то веки ты сама захотела поехать. И я не знала, что произойдет. И потом, перестань, пожалуйста, осыпать нас оскорблениями.
— Если бы ты меня предупредила, я бы взяла с собой портативную электрическую зубную щетку. Я терпеть не могу, когда у меня нечищеные зубы.
— Что? Такая заядлая путешественница!
— So what?[50] Я чищу зубы три раза в день.
— Пойди в аптеку и купи себе щетку.
— Нет! Я пользуюсь только электрическими зубными щетками.
— Ты ворчишь, потому что не выспалась. Вот в такие-то моменты и видишь истинное лицо человека! Да, прежде чем окончательно принимать новичков в полицию, следовало бы отправлять их в палаточный лагерь в горы.
— Зачем?
— Чтобы посмотреть, как они справляются с трудностями.
— What the fuck are you talking about?[51] Мы в Сен-Дени! И все, что меня волнует, — это гигиена полости рта. Что же до всего прочего, я могу месяц есть одну фасоль, спать прямо на земле, прошагать двенадцать часов без остановки с рюкзаком, набитым камнями…
— Мы в Сен-Дени, и уже холодно, как на Рождество.
— What?
— Кто это только что вышел из дома номер восемь? Кто носит очки и длинное серое пальто? Бог мой! Это он.
— Менахем. What a fuck!
— Ты приносишь мне удачу, Ингрид Дизель. Ты меня вдохновляешь.
— Что-то не видно. Ты только и делаешь, что ругаешь меня.
— Считай, что это проявление привязанности угрюмого человека, девочка моя.
К концу дня энтузиазма у Ингрид и Лолы поубавилось. Они ехали за Менахемом, следуя в кильватере маленького красного «морриса», и в конце концов очутились на площади Либерте перед университетом «Париж VIII». Несколько часов спустя юноша вышел оттуда и вернулся к себе. Вечер он провел дома. Никто, хотя бы мало-мальски соответствующий описанию Фарида, Ноя или верзилы-пожарного, не переступал порога многоэтажки. Ингрид решила купить примитивную зубную щетку в аптеке на углу, мигающий зеленый крест которой разрывал спускавшуюся ночь.
Менахем не вернулся в университет. Лоле и Ингрид пришлось изрядно помотаться за ним по извилистым дорогам между Парижем и пригородом. Около двух часов утра юноша вдруг угнал серый «опель» на Курбевуа и припарковал его на авеню Франклин-Рузвельт, около дома номер восемь. Сейчас было без десяти минут четыре, и маленькая красная машинка только что въехала в Леваллуа-Перре. Лола умело следовала за ней, сохраняя необходимую дистанцию между своим «твинго» и «моррисом». Ингрид была поражена.
— И все-таки вы, полицейские, умеете работать.
— Скажешь тоже, кокотка.
— Нет, серьезно, Лола, я тобой восхищаюсь.
— А я восхищаюсь тем, что ты безропотно провела две ночи в этой машине.
— Полторы. Я тебе уже объяснила, что меня беспокоит только гигиена полости рта.
Лола припарковалась на съезде с тротуара.
— Что ты делаешь?
— Паркуюсь, глупышка. Ты что, не заметила, что он останавливается?
— Нет! Думаешь, он собирается угнать еще одну машину?
— Не похоже, что он станет утруждать себя. Он закрывает машину на ключ. А посмотри, кто едет вверх по улице. Безупречно сработано!
— Лола, похоже, тебя все это развлекает!
— Мне все это напоминает о старых добрых временах. Вперед!
Лола тронулась с места. Впереди нее на приличной скорости двигался джип металлически-серого цвета. Ингрид нравилось мчаться по дороге, которая привела их прямо в Сен-Дени. Менахем не свернул ни в сторону Парижа и авеню Франклин- Рузвельта, ни в квартал Флер, а въехал в спокойный район Сен-Дени, где еще оставались немногочисленные частные дома. Он припарковался на улице Кинсонна и позвонил в дверь домика из известняка. Лола быстро отыскала еще один съезд с тротуара.
