Я взяла трубку и набрала номер Юлианы:
– Юль, не спишь?
– Нет, я встала уже, а что?
– Скажи, ты выяснила, где живет сестра нашей Ангелины?
– Да: улица Травкина, дом девять… А что?
– Ничего, все хорошо. Номер квартиры, конечно, ты не знаешь?
– Нет, но подъезд первый. Она туда несколько раз приходила. Да номер узнать нетрудно, хочешь, я…
– Нет, я сама. Ты пока отдыхай.
Я отключилась. Улица Травкина, девять… Пожалуй, я начну с того, что наведаюсь по этому адресу. Разузнаю, что там и как. И придется опять позвонить дяде Сереже, без него никуда. Ведь у сестры Жудиной другая фамилия, она была замужем.
Я не очень люблю отрывать от дела дядю Сережу, но — куда деваться!
Его номер был долго занят, и мне стало даже как-то неудобно: вот, человек работает, а я тут со своими проблемами! Спущусь пока в кухню, перекушу чем-нибудь, а он за это время, возможно, и освободится.
Ариша сидел за столом, пил кофе и листал газету.
– Бон матен, ма шер! Хотя правильнее было бы сказать: бон жур! На дворе-то уже почти день. Долго изволили почивать, мадемуазель!
Я налила себе кофе, взяла с тарелки бутерброд и села за стол.
– Рассказывай, что вы вчера сотворили с господином патологоанатомом?
Я начала по порядку. О том, как я приходила к Зосимову, как уговорила его поехать со мной на дачу, на пикничок, как забросила туда предварительно Юлиану с Алиной, потом привезла самого Зосимова и напоила его. Когда я дошла до того места, где патологоанатом умолял не сдавать его на органы, дед покачал головой:
– Вы жестоко обошлись с ним, Полет!
– Дедуля, разве он того не заслуживал? И потом, мы почти сразу же сказали ему, что «завещание» — это всего лишь шутка.
– Я боюсь за тебя. Ты становишься… жесткой, даже жестокой. С каждым новым делом ты идешь по восходящей и…
– И?..
– Полетт, сможешь ли ты вовремя остановиться? Не будет ли твоя жесткость возрастать до бесконечности, так, что однажды ты просто начнешь безжалостно убивать людей уже физически, а не только морально?
– Дед, успокойся. Я никогда не перейду ту грань, за которой начинаются слепая злоба и бездумная жажда убийства. Зосимов жив и почти невредим. Немного помучился морально. Бомжи Вася и Люся отправили его… почти что в санаторий. И он понял, что останется жить, когда мы привезли его на свалку. Я сама ему сказала.
– Что значит: почти в санаторий?
– Ну есть такая ферма, где один полковник в отставке разводит поросяток и кроликов. Свежий воздух, природа, да и работа со зверюшками… Чем не санаторий? Там и коллектив хороший… А физическая нагрузка полезна для организма.
– Полетт, ты становишься циничной. Отправить человека практически в рабство…
– Не в рабство, дед! Трудотерапия — это теперь так называется. Ничего, Зосимову это только полезно. У него с совестью проблемы, пусть пройдет курс «лечения». Если он заслужит наше снисхождение, возможно, мы его через какое-то время оттуда заберем. Ну месяца через два — точно!
Дед покачал головой, но ничего больше не сказал.
– Теперь ты примешься за роддом? — помолчав, спросил он.
– За главврача роддома. Она — последняя из этой милой троицы. И, боюсь, с ней все будет очень непросто.
– Почему?
– Мне надо не просто наказать ее — требуется найти сына Юлианы. А если главврач выдала справку о смерти ребенка, она будет хоть под пытками твердить, что он умер.
– Пожалуй…
– Вот я и хочу позвонить дяде Сереже, спросить его о сестре главврачихи.
– А сестра ее тут при чем?
– У ее сестры есть ребенок. Ангелина Романовна опекает своих родственников, а поскольку своих детей у нее нет, я думаю, она сильно привязана к своему племяннику…
– Полетт, ты хочешь похитить ребенка?! Это серьезная статья!
– Дед, во-первых, я об этом еще не думала…
– А во-вторых?
– Я знаю законы. Я — юрист! Незнание законов, как известно, не освобождает от ответственности. А знание — наоборот. Так что…
Я встала и пошла в свою комнату. Позвонила дяде Сереже, и на этот раз мне повезло.
– Дядя Сережа? Это Полина.
– Здравствуй, мисс Робин Гуд. Понадобилась моя помощь?
– Честно говоря, да. Мне нужно узнать все что можно о сестре и племяннике Жудиной Ангелины Романовны. Это главврач первого роддома.
– Хорошо, постараюсь помочь. Я перезвоню.
Дядя Сережа отключился. А я взяла в руки саксофон и с чувством заиграла одно из произведений Мориса Равеля.
Он позвонил примерно через час и сообщил мне следующее:
– Сестра Жудиной, кстати, младшая, зовут — Филимонова Оксана Романовна, ей тридцать три года. Работает врачом на «Скорой помощи». Ее муж пропал без вести три года тому назад, по суду он признан погибшим. Имеет сына Иннокентия восьми лет. Мальчик учится в школе номер три, во втором классе. Устраивают тебя эти сведения?
– Да, дядя Сережа, вполне, спасибо.
Я положила трубку.
Значит, все правильно. Две сестры, один ребенок. На двоих. Придется познакомиться с мальчиком Иннокентием. Причем прямо сегодня.
Я оделась и вышла из дома. Погода стояла просто великолепная. Ярко светило солнышко, и, хотя повсюду еще лежал снег, чувствовалось, что уже скоро весна. Гулять в такую погоду — одно удовольствие!
Я ехала по улице Травкина и считала дома по нечетной стороне. Повесили бы номера, неужели так трудно?! Но на девятом доме номер, как ни странно, имелся. Это была старая двухподъездная пятиэтажка. Я оставила машину в соседнем дворе и подошла к нужному мне дому. Во дворе играли дети. Как раз время для игр, первая смена пришла из школы.
Пацаны гоняли мяч, в самодельных воротах стоял паренек лет восьми. Старая курточка, грязные джинсы, кеды. Вихрастые волосы торчали во все стороны. Он внимательно следил за мячом, боясь пропустить его.
– Витька, пасуй!.. Серый, куда бьешь?.. Леха, давай мне!.. Кеша, бери!..
Так, значит, Кеша — это тот пацан на воротах, вихрастый и грязный. Ну что ж, вратарю таким и положено быть. Вот он снова кинулся за мячом, не поймал, тот пролетел у него между ногами и вкатился прямо в ворота.
– Эх ты! Мазила!
Кеша вытер грязным рукавом лицо, отчего на щеке у него появился серый след. Он едва не плакал.
– Санек, давай вратаря заменим!
Кешу выперли из ворот, он обиделся и пошел домой. Я перехватила его у подъезда.
– Пацан! Ты не скажешь, это какой номер дома?
Иннокентий покосился на меня, насупившись, исподлобья.
– Девятый, — буркнул он и хотел пройти мимо, но я вновь остановила его:
– Ты чего такой обиженный?
– Да вон, мяч опять пропустил…
Он немного картавил.
– Ну и стоит из-за этого? Они сами-то играть не умеют! Гляди, как вон тот в зеленых штанах бьет! Разве так бьют?
Мальчик взглянул на меня уже помягче.
– Я в секцию запишусь, — пообещал он, — меня там так играть научат! Я им всем покажу!..
– Правильно! А главное, для того чтобы научиться играть — что нужно, ты знаешь?
Иннокентий посмотрел на меня удивленно:
– Нет…
А парень-то симпатичный, глаза большие, красивые, умные. Высокий лоб.
– Мяч! Настоящий, футбольный! То, чем вы играете, это фигня, детская игрушка! А настоящий мяч — это половина дела! С таким и выигрывать легко, он сам тебе помогает…
Я несла что-то еще про значимость хорошего мяча для футбола, а мальчик восторженно смотрел на тетку, разбирающуюся в серьезной мужской игре.
– Где такие мячи продают, знаешь?
– В спортивном магазине! — выпалил он.
– Правильно! Рядом тут есть такой? Может, съездим, купим?
– А кому вы, тетя, мяч хотите купить?
– Тебе, разумеется, Иннокентий! Тебя ведь так зовут?
– Ага.
– Фамилия твоя — Филимонов?
– Угу.
– И учишься ты в третьей школе, во втором классе «А», правильно?
– В «Б»!
– А ну да, в «Б», я забыла.
– А откуда вы меня знаете?
– Мне про тебя твоя тетя рассказывала, Ангелина Романовна.
– Тетя Лина? Вы ее знаете?
– Я ее подруга. Мы вместе в роддоме работаем. Ну что, едем за мячом?
Мы ехали по городу на моей машине и посматривали по сторонам. Мелькали мимо разные магазины — продовольственные, промтоварные, хозяйственные, но спортивные что-то нам не попадались.
– Иннокентий, ты смотри, магазин не пропусти!
– Не пропущу! — пообещал мальчик. Он буквально прилип к стеклу. — Ага! Вон! Вон, на витрине спортсмены нарисованы!
Я остановила машину на ближайшей стоянке, и мы с Кешей вошли в огромные стеклянные двери. Магазин был довольно-таки большой. Мы ходили по залу, рассматривали все, что нам попадалось по пути.
– Иннокентий, у тебя сотовый телефон есть? — спросила я.
– Нет пока. Мама обещала подарить, когда мне исполнится девять лет.
– Понятно, — ответила я, а про себя подумала: это хорошо, значит, мама с тетей ему не позвонят.