Поминки закончились поздно, но братия Ермака не собиралась расходиться, все кортежем поехали в его загородный дом. Я знала, где живет Коля, поэтому позволила себе немного оторваться, чтобы не привлекать внимания. Припарковалась не возле дома Ермака, а на выезде; если ребятам Ермака придется покинуть его дом, они проедут именно тут. Я почти задремала, когда мимо меня неожиданно проскочило несколько черных автомобилей. Скорее интуитивно я поняла: Коля. А по скорости, с которой они мчались, уяснила, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Кажется, я понимаю что. На своем малыше я пристроилась им в хвост и нажала на педаль газа.
Улицы города еще не опустели, поэтому назойливо сидящий на хвосте черный мини-купер не привлек их внимания. Да и не до мини-куперов им было. Сначала несколько машин въехало во двор обычного городского дома. Спустя несколько минут из подъезда вытащили Мишу Казанчева. Даже в жалком фонарном освещении было видно: на нем лица нет. Мне было понятно, где будет следующая остановка кортежа, поэтому я не стала пристраиваться в хвост, а поехала прямиком на кладбище. Спрятала машину и пролезла между прутьями забора. В это время ворота, понятно, были уже закрыты.
Как на грех, начался дождь, и когда я подошла к месту захоронения дядюшки Коли, на мои ботинки налипли солидные и тяжелые комья грязи.
Ждать пришлось недолго. Скоро послышались голоса, чавкающие звуки шагов, и к месту захоронения притащили упирающегося Казанчева.
– Копай, – приказал ему Коля.
Думаю, Миша уже понял, что перечить этому человеку нельзя. Всхлипывая и повизгивая от ужаса, он принялся копать. Наверное, это было не так уж и трудно, могилу засыпали только сегодня, поэтому земля была еще рыхлой и мягкой. Скоро лезвие лопаты заскреблось о крышку гроба, Мише приказали спрыгнуть в могилу и открыть крышку. Когда он справился, в яму посветили фонариком:
– Он?
– Нет, – тихо ответил Ермак, – где мой дядя, гнида?
Еще какое-то время ушло на выяснение места захоронения того утопленника, в гробу которого покоился дядя Коли. Казанчев вспомнил его фамилию и даже то, что хоронить его должны были сегодня. Хорошо, что в Горовске только одно действующее кладбище, иначе эта история растянулась бы до бесконечности, а мне уже до чертиков надоело сидеть за ближайшим памятником и ждать, когда же это все закончится.
А сидеть пришлось и так довольно долго. Мише пришлось раскапывать вторую могилу, менять тела местами, возвращать в первозданный вид надгробный холмик первой могилки. Все это время моросил противный нудный дождь, естественно, Казанчеву никто не помогал. Помогали, вернее, но только матюгами и угрозами, когда Коле казалось, что Михаил работает недостаточно споро и не уделяет недолжного почтения останкам его дядюшки.
Наконец последний венок был возвращен на место и, по крайней мере, одна из могил имела вполне пристойный вид.
– Не могу больше, – рухнул на колени Миша, – что хотите делайте, не могу.
– Поможем, братцы? – расчувствовался Ермак. – Все-таки парень почти всю ночь работал. И во вредных для здоровья условиях.
– Поможем, – загалдели «братцы», – чего ж не помочь.
Двое из них подхватили под руки грязного, как черта, Мишу, сбросили в незакопанную могилу с гробом «утопленника» и стали резво кидать лопатой мокрые комья земли. Казанчев завизжал. Эдак они, пожалуй, всю округу перебудят. Я набрала на «сером» мобильнике номер Коли:
– Это ты уже слишком, дорогой, стоит твоим ребятам руки марать из-за эдакой свиньи?
– Ты? – отозвался он. – Ты здесь? Я тебя не вижу.
– Конечно, не видишь, – тихонечко усмехнулась я, – ангелов-хранителей редко видят, обычно только слышат. Внутренним голосом. Успокойся, Коля. Ему теперь жить страшнее будет, чем помереть. Думаешь, он сможет работать и спать спокойно? Да и орет так, что того и гляди покойники из могил драпать с перепугу начнут. Думаю, хватит с него. А ты?
– Я тоже, – гоготнул он, – да и не собираемся мы его закапывать, так, пугаем. Сейчас ребята еще пару лопат бросят, и пойдем. Светает уже. Так ты где все-таки? Выходи, поздоровайся хоть. Может, сходим куда? Я знаю местечко, которое еще работает.
– Сдурел? – искренне возмутилась я. – Нашел время и место. Все, пока, до следующих встреч.
– Погоди, – прикрывая трубку ладонью, попытался остановить меня Ермак, – ты-то откуда в этом деле взялась?
Я уже нажала кнопку отбоя. Знаю, что Коля питает ко мне слабость. Вернее, не столько ко мне, сколько к той сексапильной и наглой брюнетке, в образе которой являлась иногда перед ним я. Ни настоящего моего имени, ни истинного лица он не знал и не видел.
Как он и обещал, его ребята бросили еще несколько лопат земли в яму, где захлебывался криком от страха Миша Казанчев, побросали туда же окурки и ушли. Когда стихли их шаги, замолчал и Миша. Но я слышала, как судорожно он пытается выбраться из мокрой, с обвалившимися краями ямы. Я тихонечко подошла к краю и шепнула:
– Помощь требуется?
Уже почти подобравшийся к краю Миша опять свалился вниз.
– А мне мама всегда говорила, что жадничать и торопиться вредно для здоровья, – нудным тоном произнесла я.
– Ты кто? – поняв наконец, что я не бандюган и не бродящий в ночи призрак, смог спросить он.
– Уже забыл? А сегодня с таким удовольствием брал у меня деньги. Я – Элка. Организатор этого невинного розыгрыша и детской шалости.
После этих слов пришлось немного подождать, пока Миша выговорится. Наконец и он понял, что его проклятия никоим образом меня не задевают, и замолчал.
– Успокоился? Молодец, – похвалила я, – а то я уже думала, что снова придется ребят вызывать. А я и так еле-еле уговорила их не закапывать тебя заживо.
Угроза подействовала, Миша помолчал и жалобно всхлипнул:
– За что?
– За Лепнина, – не стала мудрствовать я, – кстати, у меня будет к тебе небольшая просьба. Доведи до сведения того, кто заплатил тебе за повторный эпикриз по поводу его смерти, что с тобой произошло. Так, между делом. И тогда ты больше никогда меня не увидишь.
Почему-то мне не хотелось сейчас разливаться перед ним соловьем и читать нотации. Сам не дурак, все понимает.
– Это было в последний раз. Я больше никогда…
– Так не буду, – продолжила я за него. – Мы так в садике воспитательнице говорили. Если баловались. Поэтому отвечаю тебе как воспитательница. Приведи тут все в порядок и иди домой. Деньги, которые я тебе дала, отдашь семье этого несчастного. За моральный ущерб. Сразу видно, семья у него бедная. Светает. Если тебя застукает сторож, он вызовет милицию. Так просто от них ты не отделаешься. Не будешь ведь жаловаться на Ермака за то, что он попросил тебя исправить твою собственную ошибку? И на меня не будешь жаловаться. Потому что меня не существует.
После этих слов я спихнула носком кроссовки соблазнительно лежащий на краю ямы ком земли и растворилась в утреннем тумане.
Итак, в данный момент Норбеков находился не в самой лучшей форме. Абсолютно абсурдная, в его понимании, неприятность с абонентским ящиком должна была на какое-то время парализовать его активность по продолжению операции «Лепнины», с одной стороны, и возбудить подозрение в том, что не все идет гладко, с другой. Ничего, пусть подергается. Если еще и Миша Казанчев выполнит мою маленькую просьбу и хотя бы позвонит ему… Представляю, какое впечатление на Петра Алексеевича произведет его невнятный лепет о подмене покойников, ночи на кладбище, попытке закопать его живым в оскверненной могиле. Бред сумасшедшего. Очень неприятный бред в контексте неприятностей и несостыковок, которые происходят с Норбековым в последнее время.
Надо сказать, что я немного недооценила Мишу. На патологоанатома действительно незабываемое впечатление произвела та ночь на кладбище. Выразить свое «фи» Коле Ермаку он не мог, о том, чтобы найти меня, не было и речи, да и сомневался он в последнее время, существовала ли я вообще… А вот свалить груз ответственности за тот ночной кошмар на Норбекова – было тем, что надо. Вот и названивал ему патологоанатом Казанчев по пять раз в день. И говорил про разверстую могилу с мокрой тяжелой землей, ад возмездия, страх перед судом. Страшным. Очень страшным. И ангелом в женском обличье, который, сам затянув тебя в эту трясину, может явиться в последний момент и спасти от ужаса мучительной смерти. Думаю, Норбеков мало что понимал в его бреде, но мне и не надо было, чтобы понимал. Главное, не дать ему успокоиться и почувствовать себя в гармонии с окружающим миром.
* * *
Следующим в нашей очереди томился главврач санатория для душевнобольных. Допускаю, что этот тип считался вполне милым человеком и официально лечил бедных больных людей. Допускаю. Поэтому, прежде чем заняться его персоной, вызвала на разговор Ирину Волкову. Еще тогда, когда она жила у меня после вызволения ее из психушки.
