— Ты действительно думаешь, что тебя можно склонить к этому?
— Что мы знаем о себе? С течением времени люди становятся более приземленными, и они уже не так уверены в себе. Каждый из нас может поддаться искушению. Я присутствовала при допросе Уэллера. И он не выходит у меня из головы. Представляю, каково ему было.
— Откровенность за откровенность! Что касается меня, то я совершенно уверен, что на месте Уэллера тотчас же предал бы гласности оставленное письмо. Я, как журналист, ни минуты не колебался бы! Ты только представь себе, какую сенсацию вызвало бы это письмо! Роза Либерри должна была умереть, чтобы Джиллинг-сити получил незапятнанную городскую администрацию! Во всяком случае, этого она достигла своей смертью. Многие люди прожили дольше, но достигли меньшего.
— А сегодня это письмо, вероятно, уже совершенно неважно, не так ли?
— Для тех, кто знал эту девушку, наверное, нет. И здесь еще живут много людей, которых тогда интересовало это дело. Думаю, Штром должен разыскать родственников покойной и сказать им правду.
— Для Уэллера это письмо и сегодня так же важно, как и тогда,— сердито заметила я.
После еды мы отправились ко мне. Если Штром захочет поговорить с нами, то, конечно, будет искать меня дома. Пока мы ждали, я непрерывно думала об Уэллерах. Как ни старалась забыть о них, мне это не удавалось. Ходж тоже нервничал. Я представила себе Уэллера молодым полицейским. Неопытным, нервным — ведь его жена в первый раз беременна. Я мысленно увидела его стоящим на своем посту, увидела девушку, с криком бегущую к нему. Я увидела Уэллера, врывающегося в этот дом порока, мчащегося вверх по лестнице, вбегающего в комнату, где повесилась юная девушка. Вероятно, он пытался тогда вернуть ее к жизни, хотя знал, что Роза уже умерла. Он нашел письмо и прочитал его. Я также представила себе миссис Гэр, как она вбежала, крича и причитая, и предложила ему огромную сумму денег за это письмо — немедленно и столько, что это поможет им выбраться из бедственного положения! Я представала вместе с Уэллером перед судом, стояла рядом с ним на свидетельском месте и видела направленные на него маленькие злые глаза миссис Гэр. Я представила себе, как в заключении волосы миссис Гэр стали белоснежными. И, наконец, как Уэллер был уволен со службы и обречен жить, постоянно помня о своем злодеянии, и как эти воспоминания медленно отравляли ему жизнь…
Прошли часы. Затем я услышала в холле медленные тяжелые шаги. Кто-то с трудом поднимался по лестнице.
— Это, наверное, миссис Уэллер,— прошептала я.— Она одна.
Чем дальше, тем беспокойнее становились и Ходж, и я. Он убивал время, составляя точный временной график того вечера, когда погибла миссис Гэр.
Время отправления поезда — 8.05.
Миссис Гэр покидает вокзал — 8.07.
Мистер Грант увидел миссис Гэр — 8.25.
Миссис Гэр сидит в ожидании в кладовой — 8.27 — 9.10.
Мистер Уэллер приходит в подвальную кухню — 9.08.
Миссис Гэр застает его — 9.10.
Убийство — 9.12.
Мистер Уэллер обыскивает кухню, запирает животных — 9.13 — 10.00.
Мисс Дакрес приходит домой, находит еще одну кошку — 10.00.
Уэллер запирает сбежавшую кошку в кухне — 10.55.
Уэллер бросает ключ через окно — 11.00.
Уэллер совершает попытку убийства мисс Дакрес — 11.02.
— Все очень красиво и очень логично,— сказала я,— но это ничего не доказывает. Когда же позвонит Штром?! А кстати, что искал Уэллер в кухне?
— Может быть, старуха не сожгла письмо, а сохранила его, чтобы постоянно шантажировать Уэллера?
— Это глупо. Он ведь уже давно ушел из полиции.
— Может быть, старуха угрожала опубликовать письмо?
— Это повредило бы ей больше, чем ему. Возможно, конечно, что он мог бы принудить старуху уплатить ему эти две тысячи долларов, зная наверняка, что письмо уничтожено…
В этот момент раздался звонок у входа. Мы оба замолчали и прислушались. Дежуривший в этот вечер полицейский открыл входную дверь. Я узнала голос Штрома и тотчас, бросилась в холл.
— Он сознался? Вы теперь полностью уверены?
Штром выглядел смертельно уставшим, изнуренным. Он опустился в мое удобное кресло с таким видом, как будто все силы навсегда покинули его.
Я сварила крепкий кофе и приготовила ему несколько бутербродов.
— Уэллер настаивает на том, что он не имеет никакого отношения к смерти миссис Гэр. Больше из него ничего не удалось вытянуть. Если он виновен, то он блестящий актер!
— Не могу себе представить, чтобы кто-то устоял против вашего допроса, — сказал Ходж.
— Это едва ли кому-то удается! — самоуверенно ответил лейтенант. — В конце концов они все сдаются. Если Уэллер действительно убил эту старуху да еще пытался убить вас, мисс Дакрес, то он самый отъявленный лгун, которого я когда-либо встречал. Но без его признания я ничего не могу поделать. У нас недостаточно доказательств, чтобы предъявить ему обвинение в убийстве и арестовать.
— У Уэллера первоклассный мотив,— задумчиво заметил Ходж. — Миссис Гэр отказалась платить долг и грозила вышвырнуть их отсюда. Кроме того, он знал, что она кое-что рассказала мисс Дакрес о его службе в полиции. Это могло оказаться для него опасным.
— Да я все это ему уже изложил со всеми подробностями! — простонал Штром.
— Ходж, — сказала я, — если ты еще дальше откинешься назад, ударишься вместе со стулом об стену! Я за то, чтобы отложить пока дело Уэллера в сторону и обсудить еще раз все остальное, что нам известно.
— Например?
— Думая о смерти миссис Гэр, нужно отвлечься от «дела Либерри». Может быть, одно с другим не имеет ничего общего. Единственное связывающее звено — это то, что в обоих случаях миссис Гэр является, так сказать, главным действующим лицом. Начнем с самого начала. Кто выигрывает от смерти миссис Гэр? Халлораны.
Штром и Кистлер застонали дуэтом.
— А теперь послушайте меня, — сказал мне Штром. — Вы когда-нибудь слышали о безупречном алиби? Эти Халлораны не столь изощренны, чтобы добыть себе такое алиби! И, кроме того, это люди не того сорта, чтобы подготовить такое покушение, какое было совершено против вас.
— А почему вы так уверены, что это был тот же самый человек, который убил миссис Гэр?
Снова оба застонали.
— Это мы уже достаточно подробно обсуждали!
— Несмотря на это, у нас нет настоящих доказательств, — настаивала я.
— Лучше пусть меня сожрут заживо, если мне придется еще раз с самого начала пережевывать все это дело! Скажите-ка, Кистлер, может быть, у вас тоже есть такая же блестящая идея, как у мисс Дакрес?
— Похожая.
— Выкладывайте!
— Я подозреваю только одного человека. Именно его я подозревал с самого начала — Баффингэма.
— Баффингэма?
— Да.
— А какая причина могла быть у Баффингэма?
— Понятия не имею. Но когда я представляю себе всех жильцов этого дома и задаю себе вопрос, «кто?», моя первая инстинктивная мысль — Баффингэм.
— Хм, — хрюкнул Штром.
— Он также находится в тяжелом финансовом положении.
— Несколько сотен долларов ничем не помогут его сыну.
— Кроме того, у этого человека ужасно несчастный вид, — вставила я.
— Это говорит голос любви к ближнему! Очень часто люди соболезнуют тем, кто пытался их убить!
— Средством для чистки одежды! — с отвращением сказала я.
— Вернемся к делу, молодежь, — призвал Штром. — На мой взгляд, убийца должен быть либо хитрее и умнее, чем любой из нас, либо настолько глуп, что на него просто никто не обращает внимания. Я знаю людей такого сорта.
— Первое описание подходит мистеру Кистлеру, — любезно заметила я.
— Спасибо. Зато второе очень похоже на тебя!
— Вот как? А я представляю себе кого-то, чья голова так сильно занята совсем другими делами, что предмет нашего поиска ему совершенно безразличен.
— В эту характеристику хорошо вписывается Баффингэм!
Кистлер предложил пригласить сюда Баффингэма, и Штром приказал дежурному полицейскому немедленно привести его. Баффингэм появился в моей комнате через несколько минут.
— Я тут еще кое-что вспомнил, Баффингэм, и поэтому хотел бы еще раз допросить вас, — сказал Штром в своей обычной опасно-спокойной манере. — Я просмотрел материалы по «делу Либерри». Вы к этому делу, Баффингэм, прямого отношения не имеете, но у меня нет никакого сомнения в том, что вы в былые годы были как-то связаны с… хм… промыслом миссис Гэр. Может быть, вы были когда-то сутенером?
— Я не знал миссис Гэр, пока не въехал сюда.
— А Уэллеров?
— Конечно, я знаю Уэллеров. Они ведь тоже уже довольно давно живут в этом доме.
— Вы знаете, что Уэллер раньше служил в полиции?
— Точно не знаю, но предполагал нечто подобное.
— Знали ли вы его во времена «дела Либерри»?
— Нет.
— Вы отвечаете очень уверенно. Тогда, значит, вы знаете, когда это происходило?
— Конечно, помню. Ведь газеты были полны сообщений об этом деле.
