- Машенька, пора уже спать, - сказала она, подошла ближе, чтобы посмотреть, что у Володи на ладони, слегка наклонилась вперед и прикоснулась волосами к его щеке возле уха.
Володя непроизвольно сильно и нежно прижался ухом к ее волосам, но сейчас же испуганно отдернул голову.
Таня спокойно и строго посмотрела ему в глаза и сказала:
- Отпустите ее. И ей и Машеньке уже пора спать.
- Вы уже уходите? - как-то испуганно спросил Володя.
- Да, - ответила Таня, - ухожу. Я уложу Машу, - добавила она вдруг, и вернусь к вам. Я хочу посоветоваться с вами об одном деле.
Она ушла и закрыла за собой дверь, в садике перед домом потемнело, а Володя присел на край скамейки в такой позе, словно был готов в любой момент сорваться и бежать. Он сидел так бесконечно долго, и в голове не было ни одной мысли, а лишь какая-то сумятица, в которую время от времени ввязывались нелепые, неизвестно где и когда слышанные им слова:
Два пня, два корня у забора, у плетня,
Два пня, два корня у забора, у плетня...
Таня вышла из дому, и он почувствовал, как кровь отхлынула у него от лица, и вскочил с места ей навстречу. Она подошла к нему и предложила:
- Присядем... Я хотела у вас расспросить... Вы ничего мне не сказали о "Платоне Кречете"...
Володя смотрел недавно "Платона Кречета" с Таней в роли Лидии, и ему думалось, что Таня в жизни значительно лучше, красивее и тоньше и что, если бы она была совсем такой, как всегда, роль эта получилась бы у нее интереснее.
- Мне кажется, - ответил Володя, - что у Корнейчука эта Лидия проще, чем у вас... И если она полюбила такого Аркадия, - я не помню, каким изобразил его автор, но помню, какой он в вашем театре, - то, значит, она женщина... не очень разборчивая... - Он запнулся, потому что сам испугался этих своих слов, и поспешил добавить: - То есть я понимаю, что внешность Аркадия, если бы его играл другой актер, положение, которое он занимает, и все прочее могут иметь свои привлекательные стороны... Но в целом...
- Да, - ответила Таня, - и положение и внешность могут иметь свои привлекательные стороны. Но это уж иной вопрос. - Она помолчала минутку и продолжала задумчиво: - Когда я работала над этой ролью, мне казалось, что драматург здесь дал исключительно большие возможности для того, чтобы показать человека до конца искреннего, чуждого малейшей фальши, малейшего наигрыша, чуждого даже женского кокетства... То есть что можно изобразить такого человека, который должен служить примером, образцом для других. Но вот когда я попробовала так передать эту роль, мне сказали, что Лидия получилась просто недостаточно выразительной, слишком бледной. И в результате, когда я попробовала посмотреть на себя как бы со стороны, мне показалось, что образ этот получился у меня каким-то несобранным, эклектичным.
- Нет, - возразил Володя. - Этого нельзя сказать. Но мне бы хотелось увидеть вас в такой пьесе, где вы бы играли просто себя. Вот такую, как вы есть.
- Сомневаюсь в том, было ли бы это интересно всем остальным зрителям, - улыбнулась Таня.
Неожиданно разговор перешел на работу, которой занимается Володя. Никогда в жизни не говорил он так горячо, так увлеченно и, вероятно, так хорошо о своем деле.
- Нам все это необходимо знать, - говорил он, - не только потому, что мы должны установить истину... Хотя и эта задача сама по себе - самая важная из числа многих дел, которыми занято человечество. Но еще важнее это потому, что только таким путем мы можем установить, почему люди - все люди - поступают так или иначе и как следует поступать в действительности... Прошлое, настоящее и будущее, - горячо продолжал Володя, - их можно легко различить только в грамматике. А в жизни они связаны между собой так тесно, так смещены и так взаимозависимы, что история как наука делает лишь первые свои шаги для того, чтобы их понять. Черная кошка, которая перебежала дорогу, у многих людей считается плохой приметой и может, таким образом, оказывать какое-то влияние на те или иные поступки. На циферблате наших часов двенадцать цифр, и мы покупаем дюжину - двенадцать носовых платков, хотя у нас давно принята десятичная система счета. И в этих случаях и во многих других мы никогда не знаем или не помним, что это, да и многое другое связано с Вавилоном, а может быть, еще и с шумерами, что в наших сознательных, а еще больше в подсознательных поступках много такого, что не казалось новым и две с половиной и три тысячи лет тому назад... Люди стремятся к звездам. Уже близко время, когда они посетят иные планеты, а может быть, и иные миры. Некоторые фантасты считали, что это позволит колонизовать новые пространства. Но это не имеет смысла. Неиспользованных пространств и на Земле хватит еще на много веков. Писали и о том, что на иных планетах можно будет добывать редкие минералы. Если бы даже существовали планеты, целиком состоящие из алмазов, то и это не окупило бы затрат на доставку этих алмазов на Землю. Очевидно, дело не в алмазах. Очевидно, дело в том, что, если мы в иных мирах встретимся с разумными существами, мы сможем совсем иными глазами посмотреть на то, что делалось в нашем мире. И тогда, вероятно, возникнет сразу масса неожиданных вопросов. И ответить на них сможет только история... История, которая станет одной из главных наук людей коммунистического общества. Ею будет обоснована теория поведения людей - мораль будущего...
Они еще долго разговаривали, а затем Володя предложил прочесть ей отрывок из византийского писателя Геннесия, в котором говорилось, что Бабек сумел даже завязать отношения с греческим императором Феофилом, и он действительно хотел прочесть этот отрывок. Но когда они вошли в кабинет Николая Ивановича, который теперь служил его комнатой, и сели рядом на двух стульях за письменным столом, он почувствовал, что сейчас произойдет то самое важное и самое значительное, чего он так ждал. И поспешно, испугавшись своих мыслей, он стал читать и путано переводить этот отрывок, а затем, прервав сам себя на полуслове и взглянув на ее спокойное, строгое лицо, он выпалил:
- Я вас очень люблю. Я очень хочу вас поцеловать. Можно мне это?
- Да, - ответила Таня.
И он стал ее целовать в глаза и в губы. И она подвинула к нему свой стул. Так прошел час, или год, или сто лет. А затем она встала, и он испугался, что она уходит, но она сказала, что скоро вернется, и он снова ждал ее, расхаживая по комнате босиком, чтобы не стучать обувью, размахивая руками и улыбаясь.
Она вернулась, и все началось сначала, а затем она сама постелила, но не на узкой, составленной из алюминиевых трубок койке, а на полу и осталась у него на всю ночь.
Утром, когда он ее увидел за завтраком, у него сжало сердце. Замечательная женщина, такая недоступная, такая спокойная, такая сдержанная, была эту ночь с ним и была ему ближе всех в мире. Это было неправдоподобно, как сон, и казалось, кончится, как сон.
...Володя не привык к спиртному. Но от этих двух вместительных рюмок водки он не опьянел, а только почувствовал какую-то особенную бодрость, легкость и смелость.
- Мне очень хорошо у вас, - неожиданно громко сказал он, прямо и весело глядя на Анну Тимофеевну. - Я понимаю, что причинил вам много лишних хлопот... Но я очень полюбил всю вашу семью и должен вам сказать, что никогда и нигде мне не было так хорошо... Наверное, стыдно так говорить, но даже дома я не чувствовал себя никогда так весело, так славно и хорошо, как у вас. Вы только не сердитесь на меня, но для меня было очень важно это сказать...
Он увидел, как Машенька искоса, серьезно и с сочувствием посмотрела на него и отвела взгляд, как потупилась Ольга, как подбадривающе усмехнулся Николай Иванович, как Анна Тимофеевна еще больше выпрямилась на своем стуле во главе стола. Он не видел только Таню. Он не решался на нее посмотреть.
- Спасибо, - сказала Анна Тимофеевна. - Нам всем очень приятны и дороги ваши чувства. И мы очень рады тому, что вы живете у нас.
Она налила Володе чаю.
- Ну, мне пора, - сказала Таня, взглянув на часы и вставая из-за стола.
- Так я с вами? - торопливо спросил Володя.
- Да, пожалуйста.
От дома они отошли молча. Володя шел рядом с ней, неподвижно свесив руки вдоль тела.
- О чем же вы собирались говорить? - спросила Таня.
- Я не знаю, - сказал Володя, - не знаю, как сказать... В общем я не могу без вас. Независимо от того, согласитесь ли вы стать моей женой или нет, в самом деле любите ли вы меня или просто пожалели, я уже никогда не полюблю другую женщину. Я уже навсегда... до конца - поверьте мне, я ни капельки не преувеличиваю! - принадлежу вам.
Таня молчала. Володя шел рядом с ней, решительно и ожесточенно глядя под ноги.
- Это очень много, - сказала, наконец, Таня. - Я не могу взять так много. Брать - это значит и давать. Мне очень дорого и очень важно то, что ты сейчас говорил. Я очень горжусь этим и боюсь этого. Но едва ли я уже когда-нибудь буду способна на такое чувство.
- Как же будет? - спросил Володя с таким отчаянием, что у Тани сдавило сердце.
