За окном на самом деле, несмотря на середину дня, было довольно скверно: по-вечернему сумеречно и неуютно. С неба сыпалась какая-то каша.
Турецкий взглянул на осеннее небо, казавшееся еще более хмурым из-за давно не мытого стекла, и почему-то обрадовался. Многим это может показаться странным, но он иногда был не против поваляться на больничной койке. В сущности, это были единственные в его жизни дни, когда удавалось просто подумать о жизни вообще, а не о том, кто именно похищал стройматериалы в особо крупных размерах. Только в больнице можно было немного отдохнуть. Конечно, отдых это был беспокойный, ведь мысли о работе все равно не отпускали Турецкого ни на минуту, но все же минуты покоя здесь были.
И вот теперь, глядя в потолок, на котором чередовались темные и светлые концентрические полосы от лампы, Турецкий стал думать, кем же могли быть эти до сих пор неизвестные люди, подготовившие уже несколько покушений на Президента. Полковник спецохраны Руденко? Это всего лишь исполнитель, он не может стоять во главе заговора, цель которого – изменение политического строя в России.
Полковник Руденко, разумеется, действовал не по своей инициативе, но кто стоял за его спиной – это было совершенно непонятно. «Неужели ФСК? – размышлял Турецкий. – Похоже на их почерк – устроить автомобильную катастрофу, внезапную сердечную недостаточность… Мерзавцы!» – подумал Саша.
Если бы не проклятое плечо, Турецкий, разумеется, не стал бы торчать в больнице, но он по опыту знал, что ему нужно пробыть хотя бы дня три, иначе он может отключиться в самый неподходящий момент – он и сам чувствовал, что еще слишком слаб.
Постепенно Турецкий задремал. Он не знал, сколько времени прошло, но внезапно почувствовал чье-то присутствие. Это было удивительно, но Саша уже давно заметил, что с какого-то момента он во сне не отключается от реальности полностью, его мозг все время начеку. Вот и сейчас он во сне почувствовал, что в палате кто-то находится, хотя спал не просыпаясь.
Все произошло так быстро, просто мгновенно, что Григорий Иванович Грязнов не успел опомниться, когда машина подвезла его к Кремлевской стене. Ворота открылись, охрана пропустила их внутрь, отдав ему честь, еще минута – и один из офицеров спецохраны раскрыл перед ним дверь автомобиля.
Григорий Иванович вышел наружу. Наверно, никогда в жизни, даже когда впервые пришел знакомиться с родителями, своей Зины, он не чувствовал себя так неуверенно. Было страшно сделать первый шаг, повернуться, пойти, не говоря уже о том, чтобы раскрыть рот и начать говорить. Да и куда идти? Об этом Григорий Иванович и понятия не имел. Он беспомощно огляделся, чувствуя, что еще секунда – и он начнет паниковать.
«Майор Грязнов, возьмите себя в руки», – приказал себе Григорий Иванович. Он расправил плечи и постарался представить себе, что играет на сцене. Продолжение «Августа 91-го». А вокруг статисты, цель которых – подыгрывать ему. И сразу же стало значительно легче – на сцене майор Грязнов чувствовал себя уверенно.
-Ну, как тут без меня? – обратился он к офицеру, открывшему ему дверцу автомобиля.
– Все в порядке, Андрей Степанович, – заверил тот.
– Это хорошо! – громко ответил Григорий Иванович. – Тогда пойдемте. Что там у нас сегодня вечером? Ничего, надеюсь?
Как из-под земли вырос невысокий крепыш в штатском.
– С приездом, Андрей Степанович, – сказал он.
Григорий Иванович кивнул. Он не знал, как зовут крепыша в штатском, и потому решил обойтись дружелюбным кивком. Со стороны начальства этот должно быть воспринято как знак расположения. Григорий Иванович, конечно, не знал, какие нравы в Кремле, но исходил из предположения, что в целом такие же, как и везде.
– Сегодня ужин и сон, – начал человек в штатском, – а завтра утром телефонные переговоры с Украиной, заседание Совета безопасности, вечером – прием посла Венесуэлы.
– Этому-то чего надо? – удивился Григорий Иванович, силясь вспомнить, где находится Венесуэла.
– Венесуэла – производитель нефти, член ОПЕК, – подсказал крепыш.
«Адъютант, – понял майор. – Как это у штатских? Помощник? Референт? Хорошо бы стороной выяснить, как его звать-то».
– Ну что ж, – серьезно кивнул головой Григорий Иванович, – значит, у нас есть о чем поговорить.
Он сделал шаг в сторону от машины. Референт также двинулся. Григорий Иванович шел за ним, стараясь не обгонять, но чтобы этого никто не понял. К счастью, «президентская» походка удалась вполне. Сказывались театральные репетиции.
. Референт провел «Президента» в небольшой уютный кабинет, почему-то напомнивший Григорию Ивановичу комнату в виденном им когда-то Доме-музее Чехова в Ялте.
Григорий Иванович огляделся в надежде увидеть накрытый стол, но ничего похожего на приготовления к ужину не было заметно. А между тем Грязнов-старший внезапно почувствовал острый приступ голода. Волнение всегда оборачивалось для него повышением аппетита, а не его отсутствием, как у некоторых. А в последние несколько часов было отчего поволноваться! Он внимательно посмотрел на референта и сказал:
– Слушай, ты ужинал?
– Да, Андрей Степанович. А вы, наверно, проголодались. Сейчас я распоряжусь. Пойдете в столовую или пусть сюда принесут?
– В столовую. Да и ты давай со мной, а то мне одному скучно будет, – сказал «Президент», смекнув, что будет гораздо лучше, если он сейчас пройдется по внутренним помещениям, чтобы хоть немного представлять, где что находится.
Референт снял трубку одного из телефонов, стоявших на покрытом зеленым сукном столе, набрал трехзначный номер и спросил:
– Кухня? Есть у вас Что-нибудь тут для Андрея Степановича? – Он немного помолчал, слушая ответ, затем сказал: – И только-то? Ладно, сейчас спрошу. Андрей Степанович, – обратился он к дядюшке, – у них осталось только рыбное и мясное ассорти, салат, а из горячего – лангет и печень по-строгановски.
«Нехудо, – подумал Григорий Иванович, – Хорошо бы и того, и этого. Да, наверно, нельзя. Как бы не подумали чего». И, стараясь придать голосу как можно больше «государственных» ноток, сказал:
– Ну, пожалуй, рыбное да лангет.
– Рыбное и лангет, – эхом повторил референт. – Хорошо, минут через пятнадцать. – Он повесил трубку и снова повернулся к дядюшке Грязнова: – Отдохните пока, Андрей Степанович.
Дядюшка уже хотел было усесться в обитое темным бархатом кресло, стоявшее у стола, но референт вовремя опередил его, распахнув одну из боковых дверей. За ней оказалась довольно просторная спальня с креслами, журнальным столиком и книжным шкафом. В целом все это напоминало очень хороший гостиничный номер – такой, в каком самому майору Грязнову никогда не приходилось бывать, но какие он видел в кино и на картинках в журналах.
– Постучи, когда все будет готово, – сказал он, вовремя сообразив, что раз это, в сущности, гостиница, значит, где-то тут должны быть ванная и туалет. Он, разумеется, имел хорошую привычку мыть руки перед едой, но сейчас его в гораздо большей степени заботил туалет.
Дверь туда он обнаружил почти сразу. Сначала он испытал некоторое разочарование, увидев, что туалет и умывальник находятся в одном и том же помещении. «Санузел-то совмещенный, – с неодобрением покачал он головой. – Места вроде много, неужто нельзя было разделить перегородкой?» Но, оказавшись внутри, он не мог не отметить, что все сделано очень удобно – в углу стоял массивный голубой унитаз под такой же тяжелой крышкой – совершенно непохожий на виденные дядюшкой прежде. Дальше стоял столик с вделанной в него раковиной. «Мрамор, – решил дядюшка, но, потрогав ее рукой, понял, что это пластик. За столиком с раковиной находилась душевая кабина, закрытая полупрозрачными пластиковыми стенами. – Недурно, – покачал головой дядюшка. – Вот бы наши в Ольге увидели».
Он вспомнил Зину, которая по-прежнему ходит в уличный деревянный сортир и умывается из металлического рукомойника, и вздохнул. «Жаль, что она этого не видит, – с грустью подумал Григорий Иванович, – И ведь не расскажешь же… Государственная тайна».
Неожиданности подстерегали дядюшку на каждом шагу. И унитаз оказался какой-то чудной, а на раковине не было двух привычных ручек – синей и красной, а какая-то сложная штука, какой майор Грязнов еще ни разу не видал. Ему понадобилось некоторое время, чтобы сообразить, что она одна одновременно отвечала и за напор, и за температуру воды.
Григорий Иванович посмотрел на себя в зеркало, висевшее над раковиной. Оттуда на него глянул – нет, не Президент России, глянуло немного испуганное и растерянное лицо, которое могло принадлежать только отставному майору Грязнову из поселка Ольга. У главы государства не могло быть такого выражения.
