— Молчи, дура, — вяло отбивался от нее Гусицын. — Пью, — значит, надо.
— Кому надо, рыло суконное?
Гусицын перешел на шепот, Тихон на цыпочках приблизился к двери в их комнату:
— Я тебе скажу, а ты соседям растреплешь? Нет, уж лучше помолчу, да в живых останусь. А пить, Капа, я брошу, дней через пять брошу, как задание выполню.
— Какое задание?
Но Гусицын, хоть и пьян был, не проболтался.
После этого хозяйка уже не пилила мужа, поверила: пьет он не просто так, а чтобы приблизить долгожданный день, когда большевиков вешать начнут.
Этот разговор Гусицыных Тихон передал начальнику иногороднего отдела, предположил:
— Может, штабс-капитан поручил моему хозяину, устроить взрыв в губернаторском особняке? Для этого ему истопник Юдашев потребовался?
Но Лобов, выслушав его, усомнился, расхаживая по кабинету, рассудил:
— Такое задание дали бы человеку военному, а Гусицын даже в армии не служил, сугубо штатский.
— Что же они задумали?
— Говоришь, хозяин обещался бросить пить дней через пять? Значит, за этот срок он надеется задание выполнить, — размышлял Лобов, остановившись у окна и глядя на заснеженную улицу. — А если арестовать Юдашева, чтобы Гусицын за помощью к тебе обратился? Истопник на Мытном дворе мелочью спекулирует — спичками, сигаретами. Повод есть.
— А с какой стати Гусицын именно ко мне обратится?
— Ты обмолвишься, что неделю будешь дежурить в губисполкоме.
— Без согласия Бусыгина он на это не пойдет.
— Пусть согласует. После неудачи с Юдашевым ты для них будешь самой подходящей кандидатурой, тратить время на поиски нового человека им будет накладно.
— Ладно, попробую, — неуверенно сказал Тихон.
Лобов рассчитал правильно: после того как Юдашева арестовали в облаве на Мытном, а Тихон в разговоре за ужином обронил о своем дежурстве в губисполкоме, хозяин поздно вечером зашел к нему, тщательно прикрыл за собой дверь:
— Тихон Игнатьевич, вы хорошо знаете расположение комнат в губернаторском особняке?
— Не очень, я ведь только вчера дежурить начал. А что вас интересует?
— У меня к вам просьба: обследуйте подвал под бывшей кухней, — вытягивая к Тихону цыплячью шею, еще больше понизил голос хозяин.
— Теперь там все перестроено. Где эта кухня была?
Гусицын забрызгал в лицо слюной:
— Угловая задняя комната в левом крыле. Я туда заглядывал, теперь там столовая для губисполкомовских работников. Узнайте, как проникнуть в подвал и что там сейчас. После Февральской революции туда из актового зала бюст Николая второго стащили. Проверьте, там ли он.
Тихон иронически присвистнул:
— Хотите его дома поставить? А вдруг после большевиков не монархия будет, а что-нибудь другое? Какой-нибудь верховный правитель вроде Колчака?
— Сделайте, что вас просят! — рассердился Гусицын, в гармошку сморщил узкий лоб.
Тихон зевнул, кулаком взбил жидкую подушку:
— Не буду я такой чепухой заниматься, господин Гусицын. Есть дела и поважнее, чем списанных царей в подвалах разыскивать.
— Это приказ Бусыгина! — рассердился хозяин и покосился на дверь, не слышит ли жена.
— Ну, если Бусыгина — другой коленкор, — сразу пошел на попятную Тихон. — Завтра посмотрю.
И тут случилось непредвиденное, чуть было не сорвавшее всю операцию.
3. Картотека
Лобова вызвал к себе председатель губчека. В кабинете, спиной к дверям, сидел мужчина в офицерской шинели, затылок стриженый, голова опущена. На самом краю стола фуражка со звездочкой, вот-вот упадет.
Когда мужчина обернулся на стук двери, начальник иногороднего отдела застыл на месте:
— Матвей Сергеевич?! Как вы здесь очутились? Вам же нельзя здесь появляться!
Перов ссутулился еще круче, за него ответил Лагутин:
— Господина поручика привели в губчека с улицы как врага Советской власти.
Лобов переводил недоуменный взгляд то на язвительного предгубчека, то на поникшего Перова.
— В хлебной очереди на Власьевской господин поручик обвинял Советскую власть в голоде и разрухе. Рядом стояли железнодорожник со Всполья и работница с ткацкой фабрики. Послушали его, послушали — да за локотки и сюда… Короткая у вас память, Матвей Сергеевич. Сами же участвовали в мятеже, ваши друзья офицеры жгли, разрушали город, а теперь большевики виноваты? Вы говорили это искренне или решили таким способом выйти из операции и больше не сотрудничать с нами?
— Увидел голодного беспризорника — и сорвался, — вяло произнес Перов. — Не было бы революции, и беспризорных бы столько не появилось. Об этом я и сказал там, в очереди.
— Беспризорников пожалели?! — вскинулся Лагутин. — Вы спросите их, господин офицер, чьи они дети, — солдат, которых на мировую бойню посылали, рабочих, которых рабским трудом изводили. А мы, большевики, свой долг перед ними выполним: оденем, накормим, грамоте-обучим.
Лагутин замолчал и, скрутив цигарку, жадно затянулся.
— Делайте со мной что хотите, — равнодушно сказал Перов.
— Сотрудничать с нами мы вас не принуждали, — жестко напомнил председатель губчека.
— Считайте — не справился. Можете вернуть снова в камеру.
— Не будем мы вас сажать, Перов. Нет на этот раз за вами преступления, за которое арестовывают, вы свободны.
— Куда же мне теперь?
— Возвращайтесь на службу.
— Вы сообщите туда? — поднял голову поручик.
— Обязательно, — ткнул Лагутин в блюдце недокуренную цигарку.
После ухода поручика он тут же позвонил в штаб военного округа, спросил Ляхова, как работает военспец Перов. Начальник контрольного отдела отозвался о нем как об энергичном, знающем работнике. Председатель губчека рассказал о случае на Власьевской.
Ляхов, видимо, растерялся от неожиданности:
— Что вы нам посоветуете, Михаил Иванович? Может, уволить его?
— Решайте сами. Я бы за такого работника не держался, ненадежный.
— Да, задали вы нам задачку, — протянул начальник контрольного отдела. — Мы посоветуемся.
Лагутин ничего больше не сказал ему, попрощавшись, положил трубку на рычажки.
— Выгонят поручика в шею после такого совета, — недовольно произнес Лобов. — Что тогда будет?
— Тогда вся надежда на Вагина.
— Он для Бусыгина человек новый, еще не достаточно проверенный. А поручика привлек к подпольной работе сам Перхуров. Только через Перова мы смогли бы узнать, кто руководитель местного подполья, «пользующийся полным доверием большевиков».
— Ну, может быть, еще не все потеряно, — неопределенно сказал Лагутин, открыл форточку. В накуренную комнату плеснуло свежим холодным воздухом.
Лобов почувствовал: что-то председатель губчека не договаривает. Рассказал о задании, которое получил Вагин от хозяина квартиры.
— Да, на диверсию тут не похоже, — согласился с ним Лагутин, потер виски. — Вероятно, там спрятаны какие-то документы, сегодня же с Вагиным обследуйте этот подвал.
— Мы понаблюдали за Ливановым, начальником артиллерийского управления, в котором работает Перов.
— Так-так. Что выяснили?
— Ни с кем подозрительным не встречается, работает хорошо, факт ареста его Перхуровым подтвердился. Может, все-таки подключить Ляхова? — спросил начальник иногороднего отдела.
Но Лагутин и на этот раз не согласился с ним…
На улице мела поземка, по укатанной обледенелой мостовой скользили редкие повозки, проехал грузовик с обугленными бревнами в кузове.
Под Знаменскими воротами стук сапог по утоптанной и мерзлой земле раздавался гулко и резко, на выщербленных кирпичах седела изморозь.
Возле Мытного двора баба в полушалке крест-накрест и фуфайке, подпоясанной для тепла ремнем, притопывала залатанными валенками возле ведра под деревянной крышкой, из которого вырывался густой пар.
Уловив запах съедобного, Тихон сглотнул слюну, Лобов заметил это, полез в карман, на рубль купил две картофельные лепешки, одну протянул Тихону. Съели их на ходу, вышли на набережную.
