– Все это безумно интересно. Но я занял слишком много вашего личного времени. А оно у вас, как я успел убедиться, на вес золота, – признавая временное поражение, произнес Грановский. – Я думаю, мы еще вернемся к этой теме.
– Как вам будет угодно, – подобострастно изогнулся Афонин. – В любое время, в любом месте…
После утомительной встречи Грановскому потребовался свежий воздух, причем хорошего качества и в большом количестве. У него в запасе было достаточно времени для поездки, которую он запланировал еще две недели назад. Конечной целью его маршрута значилось озеро Провальное и та самая злополучная туристическая база «Кедры»…
– Злодейство произошло в домике, прямо у озера, – сообщил ему словоохотливый сторож. – Конечно, внутри уже давно все отмыли. Но, скажу честно, я теперь туда ни ногой.
– Что так? – без особого интереса спросил адвокат.
– Боязно. Ночью, когда в деревьях шумит ветер, кажется, что убитый бродит вокруг того самого дома и воет. Аж мороз по коже дерет…
Поскольку пугливого сторожа не смогла сдвинуть с места даже обещанная сотенная купюра, Семен Иосифович направился искать зловещий домик самостоятельно.
База была пустынна. Несмотря на погожий день, в воздухе явно чувствовалось скорое приближение зимы. Под ногами шуршала жухлая листва, а свинцовая гладь озера выглядела мрачновато. Сразу же хотелось вернуться в теплый дом, укутать ноги пледом, взять в руки свежую газету и чашку с горячим чаем…
Дачу Грановский нашел без особого труда. Как и следовало ожидать, она оказалась запертой. Адвокат прошелся вокруг. Дом был довольно большим. С балкона открывался прекрасный вид на озеро. Семен Иосифович весьма ловко преодолел перила и порадовался своей неплохой физической форме. Окна в доме были зашторены, поэтому заглядывать внутрь не имело никакого смысла.
Адвокат походил по балкону взад-вперед. Взобравшись на ограждение, он осмотрелся. Держась руками за навес, он проделал путь от одного угла дома до другого. Затем, спрыгнув на землю, он тщательно изучил почву под ногами. Не отыскав ничего любопытного, Грановский вернулся на дорожку со стороны входной двери. Он представил себе обстановку в ту ненастную ночь, когда в доме произошла трагедия.
Итак, серебристый джип стоял на небольшой площадке, в нескольких метрах от дачи. Сидящему в машине Афонину хорошо была видна входная дверь. Стало быть, он не мог не заметить преступника. Но юрист давал на отсечение голову, что никто, кроме, разумеется, Дубровской, в дом не заходил. Конечно, Петр Никанорович мог вздремнуть или попросту отвлечься. Но был возможен и другой вариант. Преступник мог находиться в доме еще до приезда Плешака. Тогда куда он исчез? Грановский знал ответ и на этот вопрос. Убийца вышел через балконную дверь. Как уже успел убедиться Семен Иосифович, с дорожки было невозможно заметить того, кто перелезает через перила с противоположной стороны дома. А если учесть, что погода в ту ночь была адской, то его версия обретает еще большую правдоподобность.
Грановский поднялся на крыльцо. Жаль, что он не может заглянуть внутрь домика. Кто знает, какие открытия можно было бы сделать, внимательно осмотрев все помещения.
Присев на корточки, адвокат приложил глаз к замочной скважине. Из-за темноты разглядеть что-либо было невозможно. Грановский вздохнул и только собирался подняться, как массивная дверь с силой распахнулась. Семен Иосифович потерял равновесие и плюхнулся на крыльцо. Он отделался легко, поскольку кашемировое пальто смягчило удар. Голова не пострадала, и это тоже нужно было признать удачей.
– Во, блин! – раздался мужской голос. – Неужто и здесь меня вычислили? Житья нет от этих журналистов.
На крыльце, уперев руки в бока, стоял здоровенный детина в семейных трусах. За его спиной, кутаясь в клетчатое одеяло, маячила худенькая женская фигурка. Парочка была настроена весьма решительно.
– Это как понимать? Вы вторгаетесь в мою частную жизнь? – вопрошал мужчина.
– А то ты сам не видишь! – вторила дама. – Не грибы же он здесь собирает.
Грановский оторопел, но все же нашелся с ответом:
– Позвольте, молодой человек, кто вы такой и почему меня должна интересовать ваша интимная жизнь?
Верзила был ошарашен.
– Вы на самом деле не знаете, кто я такой?
– Не имею представления.
– Он врет! – не унималась дамочка.
– Да бросьте! Вы что, не интересуетесь хоккеем? – не верил мужчина в трусах.
– Абсолютно к нему равнодушен.
– Зайчик, я уверена, что это просто журналистский трюк! – не уступала дама в одеяле. – Он водит тебя за нос.
На крутом лбу хоккеиста появилась морщинка. В глазах мелькнуло нечто очень похожее на мысль. Но не прошло и минуты, как и то и другое исчезли без следа. Процесс был завершен.
– Вообще-то я верю старику, – вынес вердикт детина. – Не очень он похож на репортера. В его возрасте уже нянчатся с внуками, а не лазают в поисках приключений по чужим балконам.
Грановскому были не совсем приятны эти умозаключения, тем более что в душе он чувствовал себя ничуть не старше этого рослого остолопа.
– Дедушка, – продолжил экзекуцию хоккеист. – Я вас не зашиб случайно дверью? Так ведь недолго и сотрясение мозгов получить!
«Сотрясение мозга», – поморщился Семен Иосифович, но поправить вслух верзилу не решился. Что ожидать от человека, у которого вместо головы шайба? Однако последняя фраза вызвала у него какие-то смутные ассоциации.
Он взглянул на дверь. Ну, конечно! Ручка была правильной круглой формы. По окружности имелся ободок не то в виде зубчиков, не то в виде лепестков. На глаз, размеры отметины на лбу Афонина и этой металлической штуковины казались одинаковыми.
Грановский, должно быть, со стороны производил странное впечатление. Парочка, шушукаясь, скрылась за дверью.
– Оставим его в покое, – проявил снисхождение хоккеист. – Если это не извращенец, который подглядывает за парочками, то он наверняка мирный дедуля, собирающий бутылки. В любом случае это нам фиолетово!
Грановский не оскорбился. Он был занят своими мыслями.
Так вот оно, орудие, повредившее и без того больную голову Афонина. Кто бы мог подумать, что им оказалась обыкновенная дверная ручка! Петр Никанорович, как любопытная Варвара, прильнул к замочной скважине. Надо же было такому случиться, что именно в этот самый момент из дома вылетела Елизавета. Напуганная страшной картиной убийства, девушка неслась как торнадо. Хлопнув растяпу-юриста по голове дверью, она даже не поняла, что случилось. Равно и сама жертва не успела ничего осознать. Воспоминания о перекошенном лице Дубровской и неведомом огромном орудии в ее руках оказались незамысловатыми байками Афонина, желающего придать значительность происшествию, не стоящему и выеденного яйца.
Семен Иосифович достал из кармана фотоаппарат и сделал несколько снимков дверной ручки. Едва он успел закончить, как дверь распахнулась снова. На пороге предстала разъяренная знаменитость. Но, наученный горьким опытом, Грановский на этот раз оказался проворнее. Он не только избежал удара, но и в два прыжка преодолел расстояние от крыльца до своего автомобиля. Звезда хоккея не решилась преследовать старого адвоката, очевидно, опасаясь других ловких журналистов, сидящих в кустах и на деревьях.
– Отдай фотоаппарат! – кричал верзила.
Ему вторил тоненький женский голос:
– Я тебе говорила, что это проныра из какой-нибудь паршивой газетенки! А ты – бутылки, бутылки…
Несмотря на то что до окончания назначенного Мартой срока еще оставалось время, Дубровская чувствовала себя очень неуютно. Пристальный взгляд водянистых глаз сокамерницы преследовал ее даже во сне. Поэтому, когда надзиратель вызвал Марту на следственное действие, Елизавета вздохнула свободно. Это означало, что целый день она проведет одна. Даже соседство с королевой не особенно беспокоило Дубровскую. Та часами обсуждала с Верстой какие-то свои личные проблемы и на все, что творилось в камере, смотрела сквозь пальцы.
– Получить срок из-за какой-то гадины, которая нарывалась на неприятности по собственной дури, это, скажу тебе, страшная невезуха! А вот его можно было и не убивать, – жаловалась Регина.
Верста, как водится, со всем соглашалась.
Лиза навострила уши. Оказывается, королева убивала не только женщин, но и мужиков. Это была новость!
– Если бы все можно было вернуть, ты поступила бы по-другому?
– Ох, не знаю! С одной стороны, он вытер об меня ноги. Что мне оставалось делать? Но с другой стороны, это ведь была любовь!
Странный диалог продолжался, а Лиза никак не могла взять в толк, о какой любви плачется Регина. Судя по ее сведениям, в любовницах мужеподобной дамы числились только молоденькие девушки.
Дубровская настолько была удивлена, что выпустила из рук кружку. Та гулко ударилась об пол. Женщины вздрогнули. Они, должно быть, увлеклись беседой и не заметили, что позади них, как тень, бродит Елизавета. Та собиралась попить чайку за общим столом, но принятый в камере этикет не позволял беспокоить «избранных» во время трапезы.
