— Я тоже хочу знать правду, — сухо сказал Антон.
— Вы убили их? — спокойно спросил гость, которого не интересовали семейные сцены.
— Нет, — выдавила Лера. Теперь не имело смысла открещиваться от фактов. — Я не знаю, кто их убил… Это был человек без лица… в маске… Он убил.
— Почему же вас оставил живой? — не верил гость.
— Не знаю. Он ничего не говорил. Он просто стрелял. А потом ушел.
— Ваша жена лжет, — сделал вывод гость.
— Я говорю то, что видела, — тихо пробормотала Лера. — Больше мне нечего сказать.
— Вы слышали? — обратился Антон к гостю. — Ей больше нечего сказать.
Гость пошел к двери, но повернулся и указал пальцем на Леру:
— Она лжет.
Антон вышел его проводить, а Лера так и сидела, крепко вцепившись в край кровати и замерев. Замерла, потому что казалось: вот-вот жизнь покинет ее грешное тело. Наверное, так и приходит смерть. Она знала: Антон сейчас вернется, потребует объяснений, а что сказать ему? Оступилась? Не знает сама, как так получилось? Что ему сказать, чтобы он простил?
Антон вошел с чемоданом, не торопясь, но беспорядочно покидал туда вещи Леры, взял сумочку, которая лежала на кровати, Лера с ней не расставалась, боясь, что муж обнаружит кассету. В сумочку Антон сунул несколько купюр, вложил ее в руки жены.
— Антон… — просительно начала она, встав на слабые ноги.
Звонкая пощечина оглушила ее, щека загорелась огнем. Но пощечина была заслуженная. Лера не успела ничего сообразить, а муж уже, держа ее за руку, тащил вниз.
— Антон, подожди… — всхлипывала она. — Ты ничего не знаешь… Все было не так, как он говорил… Куда ты меня?..
Он вытолкнул ее за дверь и очень спокойно, так спокойно, словно речь шла о незначительных вещах, сказал:
— Уходи из моего дома. Переночуешь в гостинице, а завтра подыщешь квартиру, деньги у тебя есть на первое время. Дальше живи как знаешь.
— Но Антон! — завыла Лера. — Почему ты ему поверил? Ты даже не выслушал меня…
— Зачем? Мне достаточно фотографий, а не его или твоих слов.
— Мне некуда идти, Антон… У нас ребенок, я люблю тебя… Прости…
— Раньше надо было думать о ребенке и о том, что любишь меня. На развод я подам сам.
Он захлопнул дверь перед носом Леры. Она села на чемодан, повторяя:
— Прости, Антон…
А в серебристом «Форде» недавний гость ухмыльнулся:
— Я же говорил: надо подождать. Выставил ее! Молодец мужик.
— Да я бы в унитазе утопил сучку, — сказал водитель.
— Подождем еще. Домой ее не пустят, она пойдет искать приют на ночь и выйдет за ограду.
Рабочий день подходил к концу, Мирон Демьянович бросал в кейс документы, которые собрался изучить дома. С Илоной не помирился, правда, ездил к ней, да не застал. На звонки она не отвечала. Мирон Демьянович рассердился и решил проучить негодяйку. За два года она привыкла по утрам есть фрукты (и его приучила), бегать по тусовкам, модно одеваться, ездить на машине, не считать деньги. При том что Илона не работала, у нее день был забит с утра до вечера, она умела занять себя. Вот пусть и попробует посидеть на копейках — очень полезно. А сначала подыщет работу и сравнит занятость от безделья с настоящей занятостью, когда на капризы не остается времени. Жаль, что Илона успела стать ему необходимой, она была в курсе его дел (конечно, не всех), составляла Мирону графики на неделю, постоянно напоминала, что в какой день надо сделать. Он действительно без нее как без рук, но проучить ее — святое дело.
Позвонила секретарша:
— К вам посетитель по срочному делу.
— Завтра все дела.
— Но это следователь…
— Следователь? — на секунду задумался Мирон Демьянович. — Пусть войдет. Приготовь два кофе.
Степанян ему понравился и внешне — Мирон Демьянович не любил непривлекательных людей, считая их ущербными, — и манерой поведения. Следователь не вошел по-хозяйски, как зачастую ведут себя люди из органов, а произвел впечатление воспитанного и скромного человека, искренне обрадовался чашке кофе.
— Вы по убийству Кривуна? — спросил Мирон Демьянович.
— По нему, — улыбнулся Степанян. — Меня интересует уж, попавший в вазу. Как это случилось?
— Дамы начали визжать, запрыгивать на стулья, в суматохе трудно было разобрать, что произошло.
— А кто определил, что это уж, а не змея?
— Сначала я засомневался, когда увидел в вазе эту гадость, потом позвал Илону, она уже точно сказала, что это уж. Да гадюка укусила бы даму, вытащившую ее, так что не сомневайтесь, это был уж.
— Я не сомневаюсь. А Илона кто?
— Моя женщина. Сейчас у нас размолвка, она живет у себя.
— Она так хорошо знает ползучих тварей? Я бы не определил, уж это или гадюка.
— Дело в том, что мы тоже обнаружили… ужа.
— Где, когда? — изумился Степанян.
— В постели. Не так давно мы были на банкете, приехали домой, я лег в постель, а по ногам поползло нечто скользкое. Откинул одеяло…
— Ого, — сочувственно произнес Степанян. — Представляю, что вы ощутили.
— Вряд ли это можно представить. Честно признаюсь: я думал, умру на месте. Илона прибежала на мой крик, испугалась не меньше меня. Потом предположила, что это уж или полоз, ведь гадюка укусила бы меня. Поддела его концом зонтика и хотела скинуть в корзину, а он упал на пол. Мы милицию вызвали, те остаток ночи искали его, нашли в цветочном горшке. Потом приезжали днем, проверили дом, допросили всех, но для нас осталось загадкой, чья это шутка.
— Странно…
Степанян опустил голову, он всегда так делал, когда не хотел, чтобы собеседник по лицу прочел его мысли, ведь ему самому это не раз удавалось.
— В чем странность? — забеспокоился Мирон Демьянович. — Вы связываете ужей с теми убийствами, когда рядом с трупами находят игрушечных змей?
— Вы и это знаете? — удивился Степанян.
— Ну, так… Слухами земля полнится. Во всяком случае, Кривун убит, а я еще жив… Полагаете, уж в моей постели знак и мне?
— Не берусь утверждать…
Степанян на минутку замолчал, обдумывая ответ: стоит ли и дальше пугать банкира или замять историю с пресмыкающимися? Он склонялся попугать Мирона, поэтому быстро прикинул свою выгоду в этом случае. Энс получил живого ужа, не исключена вероятность, что это предупреждение о его скорой и внезапной кончине. А раз так, значит, за банкиром числятся крупные грехи, за них и грядет расплата. К его подпольным делам не подобраться. У этих господ все схвачено, есть масса высокопоставленных особ, которые всегда защитят от монстров из прокуратуры несчастного банкира, добывающего корочку хлеба в поте лица. Но когда он сам испугается за свою бесценную жизнь, то, может быть, начнет делать глупость за глупостью, в панике это немудрено. Таким образом, не исключена вероятность, что Степанян разворошит клубок настоящих, калиброванных гадюк, которые пострашней ужей под одеялом. А когда на руках у следствия будут факты, то никакие вышестоящие чины не помогут банкиру.
— Вы думаете, как я, но не хотите в том признаться, — тем временем сказал Мирон Демьянович.
— В общем-то… да, я думаю именно так, — сделал выбор Степанян. — Скажите, вы были знакомы с Виктором Фалеевым, Инессой Роменской?
— Нет.
Степанян еле сдержал улыбку, ведь банкир лгал, хотя бы одного из названной парочки он знал лично, судя по бегающим глазам.
— Конечно, вы можете что-то скрывать, недоговаривать, путать меня, — сказал Степанян. — Мирон Демьянович, ваша жизнь для вас не имеет значения?
— Что за чушь вы говорите? — без напора, но грубовато произнес Мирон Демьянович. — Найдите хоть одного человека, которому не дорога жизнь. Впрочем, есть и такие — самоубийцы. Я не из их числа.
— Тогда как вы объясните, что убивают разных людей, которые будто бы незнакомы друг с другом, тем не менее мы находим резиновые игрушки рядом с их трупами? Как выяснилось, Кривуну тоже подбросили, правда, живую игрушку. Какая мысль напрашивается? Во-первых, убивает одно лицо, убивает не спонтанно, а конкретных людей. Во-вторых, убитых что-то объединяет, не так ли?
— Я не знаю, что вам ответить. Ну, допустим, о Роменской я слышал, но не встречался с ней ни разу.
— От кого слышали?
— От Кривуна. Она ему помогала, в чем — я не интересовался. А кто такой… Фалеев, да? Понятия не имею.
— Скажите, а почему Кривун вам делал супердорогие подарки? Вы ему не родственник…
— Какие подарки? — Степанян, чтобы не тратить попусту время, положил перед ним ксерокопии дарственных. — Копии? — занервничал Мирон Демьянович. — Где вы их взяли?
— У Кривуна в столе.
— Вот сволочь, — вырвалось совершенно непроизвольно у Мирона Демьяновича. — Ну, да, да… Подарил мне. По дружбе.
— Извините, не убедительно, — улыбнулся Степанян, а про себя отметил: вот где копать следует, серьезно копать.
