Подъем кончился, и я спросил:
– А что ты думаешь о том, что произошло?
Он ответил без одышки, будто и не бежал:
– Она не могла этого сделать. Она обожала этого парня. Чересчур, на мой взгляд. Даже когда они разошлись, она не могла оторваться от него и начать свою собственную жизнь. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Мы миновали всадницу. Она высокомерно посмотрела на нас, что было вполне естественно для молодой женщины, сидящей на лошади, – она смотрела сверху вниз на двух запыхавшихся от бега мужчин среднего возраста в красных тренировочных костюмах.
– Какие у тебя с ней были… отношения? Вы… хорошо знали… друг друга? – спросил я, задыхаясь.
Он отпрянул к краю дороги. Глаза его темнели под густыми темно-серыми бровями.
– Мы были хорошими друзьями, – сказал он. – Венке прекрасный работник. Да, мы хорошо знали друг друга.
Дорога неожиданно пошла вниз и влево.
Мы пробежали мимо загона, где стояло несколько лошадей. На заборчике сидели и разговаривали двое подростков – парнишка и девушка, – одетые в толстые исландские свитеры и вытертые джинсы. Здесь дорога кончилась, и мы побежали сквозь сосновый лес по каменистой тропинке. Свернув влево немного дальше, мы по скользкой илистой тропке пересекли болотце. Люсне бежал и бежал. Я чувствовал, как ноги мои наливаются тяжестью, и мне все трудней было поспевать за ним. Пот катился градом, но я знал, что это хорошо – хорошо и полезно. Я знал, что последствия моего длинного путешествия на машине в Эстесе и того, что я выпил позавчера, выпариваются сквозь поры и тело освобождается от отбросов, накопившихся за последние дни, и готовится к дням грядущим.
– Я был увлечен Венке с первого взгляда, – продолжал Люсне. – В ней есть что-то очень трогательное и чистое. Ты этого не заметил? Что-то девственно-девичье, способное растопить сердца даже таких старых кобелей, как мы с тобой. Правда?
Я не пришел в восторг от компании, к которой он меня походя причислил, и не ответил. Я набрал воздуху в легкие и побежал быстрее.
Рикард удивленно взглянул на меня.
– Решил форсировать? Ну что ж, ты сам этого хотел, – сказал он, ухмыльнувшись.
И он, как бы облокотясь о воздух и немного наклонившись вперед, увеличил ширину шага и скорость и вырвался вперед. А дорога все еще шла в гору. Лес кончился. По обеим сторонам тропинки тянулись заросли вереска. Я еще приналег, чтобы не упустить Люсне. Я размышлял: он тренирован лучше меня, но, черт побери, он же лет на пятнадцать меня старше. И я твердо решил не дать ему от меня убежать. Я бежал на пять-шесть метров позади него, за его широкой атлетической спиной. Он больше не ускорял бег, и я тоже.
Мы вместе выбежали на проселочную дорогу, которая неожиданно пошла вниз и вскоре перешла в асфальтированное шоссе. Один рывок – и мы выбежали на шоссе. Внизу перед нами раскинулась вся база. До ворот оставалось метров двести, и Люсне еще приналег. Он по-волчьи, как бы бросая вызов, оглянулся на меня. Я вызов принял и поднажал. Я бежал все быстрее и быстрее, и расстояние между нами стало сокращаться. Я слышал свое тяжелое Дыхание, а когда поравнялся с ним, услыхал, что и он Дышит прерывисто. Пятьдесят метров до ворот мы пробежали бок о бок, как две лошади на скачках.
– Ты хорошо бегаешь, Веум, – бросил он мне.
– Ты тоже, – выдохнул я, видя только танцующие черные точки перед глазами.
Мы бежали рядом, но ни один не был в силах вырваться вперед. Когда мы пробегали мимо дежурного, я сделал хитрый маневр – прыгнул на тротуар и сделал неожиданный поворот. Так я выиграл один-два метра на территории базы.
Теперь первым бежал я, и, как всегда, когда вырываешься вперед, кажется, что бежишь один. Все осталось позади: твои противники, расстояние, которое ты уже пробежал, вся жизнь, которую прожил, и ты один в мироздании, где-то высоко-высоко – ноги твои в облаках, а голова среди звезд… и ты бежишь… Ты бежишь, автоматически передвигая ноги, и тело слегка наклонено вперед, и дыхание все чаще и чаще. Ты ангел на небесной боевой колеснице, ты все сметаешь со своего пути – ты выиграл, ты победитель.
И тут все во мне сжалось: я увидел, как Люсне обходит меня по внутреннему краю тротуара и последние сто метров до административного здания он все прибавлял и прибавлял ходу. Когда я подбежал к подъезду, он уже стоял там согнувшись, стараясь отдышаться. Ему хватило сил только на то, чтобы взглянуть на меня и улыбнуться улыбкой победителя.
Потом, вспоминая эту историю, я убеждал себя, что нарочно дал ему прийти первым, потому что мне предстоял разговор с ним, а победители более склонны к откровенности, чем побежденные. Но истина была проще: он был сильнее меня, лучше тренирован, и он победил.
– Здорово пробежались, Веум, – отдышавшись, сказал он. – Теперь наверх переодеваться и вниз в баню и в бассейн. Подойдет? Там и поговорим.
Я кивнул. Я слишком устал, чтобы ответить.
В бане мы расположились на верхней полке прямо под потолком. Баня была хорошей, рассчитанной на молодых, крепких мужчин. Вода, оставшаяся на теле после душа, быстро сменилась капельками пота. Для своих пятидесяти Люсне выглядел удивительно бодрым и шустрым. Кожа была загорелой, что в это время года могло означать только одно – он регулярно принимает кварцевые ванны. Волосы одинакового сероватого оттенка шли полосой по животу и густыми джунглями разрастались на груди.
– Ты слишком тощий, Веум, – сказал он, критически оглядев меня. – А в остальном выглядишь хорошо. Ешь побольше настоящей пищи – бифштекс с кровью, хлеб грубого помола, козий сыр. Ты даже можешь пить пиво: если будешь регулярно бегать, оно выпарится. Чтобы выглядеть мускулистым, а не костлявым, тебе надо нарастить мяса. Знаешь, ведь женщины не любят очень худых мужчин, так же как и не многие мужчины предпочитают тощих женщин. Надо, чтобы было что в руках подержать, согласен?
Я смахнул пот, текший в глаза, и не ответил.
– Ты разговаривал с Венке после того, как… – спросил он.
– В общем, да, – кивнул я.
– Она что-нибудь говорила обо мне?
– Нет, ничего особенного, – осмотрительно ответил я.
– Конечно. Она ведь сама осторожность. Мне это сразу в ней понравилось. Она не– из тех, кто не закрывает рта за кофе. Такие, знаешь, сидят в кафе-кондитерских и без конца тары-бары-растабары. Можно только гадать, пьют они свой вечный кофе или чашечка просто часть их наряда. Рот закрывают, только когда впитывают информацию, тогда уши и глаза на макушке. Ты подобных тоже встречал. Но Венке не из таких.
Он облокотился о колени, и я заметил, что на спине у него тоже растут серо-черные с металлическим отливом волосы. Его наверняка называли Волк. Где-нибудь, когда-нибудь в жизни Рикарда Люсне должны были быть люди, которые так его называли.
– Все время, что она работала здесь, – года два-три – я охотился за ней, Веум. Не так, как охотятся за другими женщинами, – с ней этот номер не прошел бы. Она всегда была ровна и казалась застенчивой, но ее не легко охмурить, она не из тех, которым достаточно полбутылки вина и забавной истории, и они уже у тебя в постели. Нет, Венке другая.
Пот катил градом по лицу и щипал глаза. Тело стало горячим и тяжелым. Казалось, что у меня поднялась температура, но это был какой-то благостный, целительный жар.
– Так, значит, ты действительно за ней приударял? – спросил я.
– Боже правый, да я просто не мог с собой справиться. Она моментально подчиняет тебя, очаровывает, разве ты сам этого не почувствовал?
– Нет, – твердо сказал я, – нет.
– Я инстинктивно понимал – а у меня было много Женщин, Веум, – я знал, что это растение нужно лелеять и холить и нужно выжидать. А когда время настанет, оно зацветет, распустятся чудесные бутоны, раскинутся ветви, и оно будет цвести, как ничто другое никогда не цвело и цвести не будет… И я оказался прав.
Я почувствовал укол в сердце, будто кто-то внутри меня открыл кран с ледяной водой.
– Неужели?
– Да, это произошло как раз во вторник на этой неделе.
Голова его свесилась ниже колен, шея покраснела, и бремя лет сразу стало заметным. В его серых волосах стояли капельки пота, а сами волосы казались тусклыми и тонкими. На макушке проглядывала намечающаяся лысина, на лбу вздулись вены.
– В прошлый вторник? – спросил я.
Он повернул голову и посмотрел на меня, как раненый бык. Глаза его покраснели.
– В течение двух-трех лет, Веум, я ходил за ней как собака. Час за часом я разговаривал с ней, мы вместе пили кофе. Я оказывал ей кое-какие услуги. То, что мог. Доставал вещи. Если нужно было побыть с сыном, я иногда разрешал ей не приходить на работу. А потом… потом они разошлись, и я подумал – вот теперь! Но она была по-прежнему неприступной, твердой и несгибаемой. И тогда я подумал: какого черта ты водишь меня за нос, Венке? Если кто-то влечет меня, так только ты, и нечего играть со мной. Когда я бывал в плавании, мы говорили в кают-компании, что нет такой женщины, с которой невозможно переспать, если ты ведешь правильную игру. К каждой женщине должен быть свой особый подход, но он существует. Всегда есть входная дверь – иногда ее трудно найти. Но вот во вторник…
