Курсанты полицейской школы пошли по окрестным домам с фотографиями Максима-Стеллы и Кристины. В квартирах Кристины и Сергея Ермака сидели оперативники, около дома дежурили машины. Под наблюдением находились также ночной клуб «Белая сова» и дом Майи Корфу. Равно как железнодорожный вокзал и аэропорт, на выездах из городы дежурили усиленные патрули ГАИ, сомнительные места тусовок богемы, бары, «явочные квартиры» торговцев живым товаром, притоны и малины, находящиеся «на учете», прочесывались самым серьезным образом. Были активизированы десятки осведомителей.
Рассвирепевший капитан Астахов устроил то самое сито, о котором говорил Федору. Теперь оставалось только ждать…
…Утром Полина засобиралась на работу. Она принимала душ, Федор готовил кофе.
— Может, не пойдешь? — спросил он, когда они сидели за столом.
Она покачала головой.
— А что я буду делать один?
Полина рассмеялась:
— Выведи на прогулку Барона.
— Он гуляет сам по себе. Я тебя встречу после работы. Не знаю, как я проживу без тебя целый день!
— Мне нужно заехать домой взять вещи, если ты не против. Заедь за мной в десять. А до десяти — ты свободен.
— Я могу забросить тебя домой после работы!
— Нет, Федя. Я не знаю, когда освобожусь. Девочки захотят услышать про… все, мы пойдем куда-нибудь, помянем Алинку… — Голос ее дрогнул. — А в десять я тебя буду ждать.
— Слушаюсь!
Она ушла, а Федор позвонил Коле. Капитан был занят и разговаривать не стал — закричал, что надо сбежаться и он перезвонит, как только что-нибудь прояснится. Федор позвонил Савелию, а потом заехал к нему в издательство. Зотов обрадовался, засуетился, бросился доставать из тумбочки стола коньяк и стаканы.
— Ну, что у Коли? — спросил он, разливая коньяк.
— Капитан сидит в засаде. Я вчера видел его. Я видел Максима Тура.
— Ты видел Максима?! — Савелий отставил стакан. — Где?
— В ресторане «Лавровый лист». Коля уже был там, одна из девушек узнала Максима на фотографии, говорит, часто бывал, причем не один, а с девушкой. Видимо, она имела в виду Кристину. Похоже, у них где-то недалеко какая-то нора. На квартире Кристины с момента убийства никто не появлялся. Квартира афганца… кстати, Майя подарила ему свою, когда уезжала в Италию. Обе квартиры находятся слишком далеко от «Лаврового листа», а девушка-официантка сказала, что ей показалось, будто они приходили откуда-то поблизости. Не бог весть что, но все-таки зацепка. Наш капитан сейчас как охотничья собака, взявшая след.
Он помолчал.
— Знаешь, Савелий, мне стало… как бы тебе это… одним словом, я позавидовал Астахову белой завистью — он увлечен, занимается любимым делом, по-моему, счастлив. Несмотря на разбитую «Хонду»…
— Ты тоже занимаешься любимым делом! — поспешил Савелий.
— Я не спорю, но, согласись, драйва меньше. Капитан как герой боевика — погони, перестрелки, засады, а я скромный учитель философии и, кроме того… — Он не закончил фразы, и, недосказанная, она повисла в воздухе.
— Скучаешь?
— Я думал начать книгу на каникулах, а сейчас чувствую, остыл.
— А ты не можешь вернуться? Ну, если ты так чувствуешь, всегда можно переиграть!
— Не знаю, Савелий. Я отвык подчиняться, да и начальник может оказаться дураком. Это трагедия, когда начальник глупее подчиненного. Да и не так-то это просто — вернуться.
Савелий вздохнул, сочувствуя.
— А что ты собираешься делать?
Федор пожал плечами.
— Скоро начало учебного года, скучать не придется.
— Федя, а ты… — Савелий хотел спросить об его отношениях с Полиной, но не знал как. Он был очень деликатным человеком. — А как Полина? — нашелся он.
— Полина? Хорошо. Мы были на Магистерском озере целых три дня.
— Правда? Ну, и как там?
— Там замечательно. Мы пекли на костре рыбу.
— Рыбу ты сам поймал?
Федор подумал и сказал:
— Нет, рыбу я купил. Мы подолгу сидели у костра. А однажды пошел дождь…
— Она тебе нравится?
— Очень. Полина удивительно теплый человек, Савелий.
— А вы… ты… Ну, сколько можно одному? — Зотов оседлал любимого конька. — Знаешь, Федя, Зося часто спрашивает про тебя, говорит, у нее есть подруга, очень хорошая девушка… Время бежит, Федя, вон моей Настеньке скоро пять, смотри!
— Ты думаешь? — рассеянно отозвался Федор.
— Ты же сам сказал, что она тебе нравится! Сказал?
— Ну да.
— Тогда что?
— Страшно, Савелий. Философ — это не только профессия, это образ жизни, свобода. Я единоличник по природе. Но обещаю подумать.
— Все мы единоличники, пока не встретим свою женщину, — рассудительно молвил Савелий.
Федор не ответил.
— А как художница? — спросил Зотов после непродолжительного молчания.
— Не знаю, Савелий. Еще не звонил. Свинство, конечно. Ей не позавидуешь.
— Вчера в новостях показали Максима Тура, спрашивали, кто знает о его местопребывании. Красивый парень…
Вдруг взорвался мобильный Федора. Номер был ему незнаком.
— Федорыч, ты?! — резанул в уши возбужденный голос Алеши Добродеева. — Это правда? Про Максима Тура? Правда? У тебя связи в полиции! Старик Добродеев весь день на ушах, землю носом роет, никто ничего толком не знает. На телевидении клянутся, что ни сном ни духом. Но слушок прошел, что он может быть причастен к убийствам! — Последнее слово Леша произнес драматическим шепотом. — Я знал! Я чувствовал! Уж очень личность одиозная! И ореол тайны вокруг! Неспроста! У старика Добродеева нюх на сенсации!
Он еще что-то чирикал, но Федор уже отключился.
— Кто это? — спросил Савелий.
— Господин Добродеев учуял запах жареного и взял стойку.
Они помолчали. Разговор стопорился. Савелий, присматриваясь к Федору, спросил вдруг:
— Федя, что с тобой?
— В смысле?
— Я же вижу. Ты что, Федя?
— Не знаю, Савелий. Что-то… не понимаю. Сейчас пойду в библиотеку, на люди, все как рукой снимет. Там у меня есть подруга, которая в курсе всех городских сплетен.
Он осекся, сообразив, что меньше всего ему хочется обсуждать городские сплетни, и ни в какую библиотеку, следовательно, он не пойдет. Значит, Интернет, палочка-выручалочка для одиноких философов на каникулах. И общество умного кота Барона.
Он не хотел признаваться Савелию, что чувствует непонятную тревогу — «сосет под сердцем» называет это состояние его бабушка. Да, собственно, и признаваться ему не в чем. Что-то скребло и царапало в душе Федора Алексеева, какие-то предчувствия, ожидания… ничего определенного, но оптимизма, обычно свойственного ему, в результате как не бывало, что не преминул отметить чуткий Савелий.
Они допили коньяк, и Федор распрощался с Зотовым. И отправился домой «шарить» в Паутине.
Выйдя от Савелия, он позвонил Майе, не совсем представляя себе, что скажет ей, но ему никто не ответил. Он почувствовал облегчение, и ему стало стыдно — он вспоминал, как она плакала, как смотрела на него, как он держал в руке ее холодную и безжизненную ладонь…
Он был неспокоен и не умел объяснить, почему. Гораздо позже, вспоминая тот день, он подумал, что это, возможно, было предчувствие.
В Интернете он нашел интересную статью на английском о современной философии, с предпосланным ей эпиграфом американца Николаса Решера:
«Времена философа, как мыслителя-одиночки, талантливого любителя с идиосинкратическим [6] месседжем [7] , благополучно закончились ».
С этим трудно было спорить — мысль эта высказывалась неоднократно на протяжении доброй сотни лет.
— Время одиночек от философии с идиосинкратическим месседжем миновало, Федор Алексеев! — повторил он вслух раздельно, словно пробовал эту мысль на вкус. — И не будет уже ни прогулок по кипарисовым аллеям с благоговейно внимающими слову дисципулюсами [8], ни лавровых венков, венчающих изрытый морщинами лоб мыслителей, победивших в философском диспуте, ни многих других вещей, оставшихся в далеком прошлом.
На смену им пришли «постмодерн и установление групповых поведенческих норм…».
Он перевел статью до половины, после чего уснул на диване, имея под боком кота Барона, и проспал благополучно до семи вечера.
Без пятнадцати десять он сидел на скамейке во дворе дома Полины и ждал.
В десять Полина не появилась. Федор позвонил, но ее телефон был отключен. В четверть одиннадцатого девушки все еще не было. В половине одиннадцатого встревоженный Федор поднялся на девятый этаж, где была ее квартира. Он нажимал на дверной звонок с такой силой, что тот заклинило и он стал звенеть не переставая. На звук открылась соседняя дверь на цепочке, и женский голос оттуда спросил, чего он тут хулиганит.
Федор ударил по звонку, после чего тот перестал звенеть, и сказал, что ему нужна Полина.
