— Я подумал, что вы должны были связаться со мной.
Связаться с ним? Ах да… Финн был сыном миссис Финн, а миссис Финн… Мартин удивлялся, что его голос звучит совершенно нормально, ровно.
— Вам сопутствовал успех, не так ли?
— Да. — Кратко и без эмоций.
Мартин начинал привыкать к неблагодарности. Теперь ему было все равно.
— Я пришлю остальное так же, как первую часть, договорились?
— Наличными, — сказал Финн и повесил трубку.
Было всего девять часов. Мартин налил себе еще бренди, но выпить не смог — его тошнило от одного запаха. Может, женщина из соседнего дома лгала? Но зачем, если исключить безумие или беспричинную враждебность? Франческа там не живет и никогда не жила. Но ведь он видел, как она входит в дом… Нет, этого он ни разу не видел. Мартин стал вспоминать всякие мелочи: как она настаивала, что поедет на такси, как отказывалась приглашать его в дом… Где она теперь?
У нее должен быть дом. Она же не явилась к нему, как в сказке — из моря или с другой планеты. Но ведь она его любила?.. У ее лжи должны быть мотивы, и эти мотивы сами по себе не обязательно дурные. Сидя у окна и глядя в ночь, Мартин пытался представить причины ее лжи. Наконец он допил бренди и лег спать. Лондон внизу все так же переливался огнями, словно ничего не случилось.
На следующий день мир переменился. Погода была холодной, сырой и ветреной. Мартин проснулся с неопределенным ощущением несчастья. Через секунду это чувство оформилось в сознание того, что Франческа его обманывала.
Ветер был порывистым и резким. Переходя Арчуэй-роуд, Урбан видел, как вывернулся наизнанку зонтик у кого-то из прохожих. Свет в «Блумерс» горел, хотя не было еще и половины десятого. На двери, с внутренней стороны стекла, висела записка, которой не было на прошлой неделе. «Закрыто до понедельника, 5 марта». Мартин отвернулся. Кейт Росс могла заболеть или взять отпуск. Он вернулся к машине и поехал на работу.
У Кейт должен быть настоящий адрес Франчески. В телефонной книге нашлось не меньше дюжины людей по имени К. Росс, но ни одного в районе Хайгейт, где она жила. По крайней мере, по словам Франчески. Можно ли верить хоть чему-то, что она говорила?
Ее родители жили в Чизуике. Ее девичья фамилия Бланш. Но правда ли это? В Чизуике на улице Барроу-гейтс-гарденс в блоке под названием Петрарх-корт жил некий Э. Бланш. Она говорила, что квартира родителей была в квартале старых особняков. Она говорила, она говорила… Мартин набрал номер, приготовившись услышать, что у собеседника нет дочери и что он никогда не был женат.
Трубку снял мужчина. Судя по голосу, пожилой. Возможно, пенсионер.
— Я пытаюсь найти вашу дочь, Франческу Браун.
Последовала долгая пауза. Затем:
— Я мог бы ответить, что у меня нет дочери.
Мартин не знал, что сказать. Он уже собирался повесить трубку, но старческий голос продолжил, сухо и бесстрастно:
— Я не видел Франческу пять лет, — в трубке послышался надтреснутый смешок. — Она никогда не питала особо нежных чувств к родителям. Бессердечная девчонка. Могу дать вам телефон ее мужа, хотя одному Богу известно, когда она его бросила. Она всех бросает.
Мартин сказал, что ему нужен номер, и записал его.
— Совершенно верно, — сказал мистер Бланш. — Его зовут Рассел Браун, но теперь его нет дома. Он на работе. Кстати, она случайно не бросила и вас тоже, а?
Судя по телефонному номеру, муж жил где-то в Восточном Лондоне, в Илфорде или Стратфорде. Может, Франческа назвала ему адрес на Фортис-Грин-лейн потому, что стеснялась настоящего? Мартин вспомнил язвительный надтреснутый голос: «Одному Богу известно, когда она его бросила. Она всех бросает». В словах мистера Бланша смешались горечь, цинизм и удивление. Впервые за все время Мартин осознал нелепость и унизительность своего положения. Как теперь объяснить родителям, Норману и Эдриану, что он купил Франческе квартиру, а она бросила его, даже не переехав туда? «Она всех бросает…»
Он не мог придумать предлога, чтобы уклониться от ужина с родителями. Мать, потягивая олоросо, сказала, что ждала и Франческу, хотя в этом случае пришлось бы приглашать няню для маленькой девочки. Мистер Урбан стоял с бокалом амонтильядо в руке, облокотившись на каминную полку. Мартин выпил три порции «Тио Пепе», гадая, где теперь может быть Франческа, кто отец Линдси и почему она ему лгала похоже, почти все, что она ему говорила, было неправдой.
— Как ты думаешь, Франческе понравится, если я сошью ей лоскутную юбку? — спросила миссис Урбан.
Мартин сказал, что не знает, — такой ответ он теперь должен был давать на любой вопрос, касающийся Франчески.
— Мне самой они не нравятся, — продолжила мать, — но Франческа, похоже, из тех женщин, которые их носят.
Мартин ушел рано, взяв из шкафчика в ванной таблетку снотворного, которым пользовалась мать, когда уезжала в отпуск. В половине десятого он был уже дома. Что он надеялся узнать, позвонив Расселу Брауну? По словам отца Франчески, «одному Богу известно, когда она его бросила». Наверное, прошло уже несколько лет, и Рассел не мог быть отцом Линдси. Наконец Мартин попробовал позвонить на номер, который продиктовал ему мистер Бланш, но трубку никто не снял. Тогда Мартин проглотил таблетку снотворного, запил ее бренди и лег спать.
Мистер Кохрейн, появившийся в половине девятого утра, ни словом не обмолвился о событиях вечера вторника. По пути он встретил почтальона и поэтому принес Мартину письма. Урбан лишь скользнул по ним взглядом, но вскрывать не стал. У него не было настроения возиться со счетами, капризами мисс Уотсон или Гибсонов, которые, как он предполагал, содержались в конвертах.
Кастрюли, сковородку, обеденный сервиз, две лампы, постельное белье и полотенца Мартин отнес в спальню и запихнул в самый низ платяного шкафа.
Когда-нибудь понадобятся, с раздражением подумал он, в качестве подарков на чью-нибудь свадьбу.
Мистер Кохрейн, облачившись в свою куртку торговца скобяными изделиями, опустошал полки и шкафчики, выкладывая их содержимое на пол кухни — это была первая стадия весенней уборки. На столе лежали две стопки газет, полноформатные и таблоиды.
— Не понимаю, зачем вам весь этот мусор, Мартин, — сказал мистер Кохрейн. — Собираете хлам, будто старуха.
Мартин не обратил на него внимания. Он просматривал стопку «Пост», пытаясь найти номер от 8 декабря, тот самый, в котором поместили несколько строк о Расселе Брауне. Газета должна лежать сверху, поскольку была последней из полученных Мартином; потом он отказался от подписки на «Пост». Наконец Урбан вспомнил. Должно быть, в эту газету он завернул деньги для миссис Финн. Естественно, взял ту, что лежала сверху. Сегодня нужно выбрать время, подумал он, зайти в банк и снять последние пять тысяч — возможно, предварительно позвонив, как в прошлый раз.
Когда Мартин пришел на работу, минут через десять позвонил Эдриан Воучерч. Он сказал, что ему неловко задавать такой вопрос (по голосу это было незаметно), но ему хотелось бы знать, кому присылать счет за акт о передаче правового титула на недвижимость, Мартину или Франческе.
Это стало для Урбана неожиданностью. Конечно, Эдриан выставил ему счет за акт о передаче его собственной квартиры, но после этого он, Мартин, потратил кучу времени, чтобы разобраться в хитросплетениях семейной доверительной собственности Жюли, даже не думая об оплате.
— Разумеется, мне. Кому же еще? — сухо ответил он.
— Дружище, я только спросил. В наши дни дамы очень расстраиваются, когда не соблюдается равенство прав. Теперь Франческа собственник имущества и налогоплательщик. Понимаешь, это может ударить ей в голову, и тебе лучше…
— Эдриан… — перебил Мартин, но закончить не смог.
— Что? Я просто — если это подходящее слово — хочу сказать, что ты ведешь себя так, словно ее квартира принадлежит тебе. Так не бывает: и налогов не платить, и собственностью распоряжаться.
Квартира принадлежит ей. Знает ли об этом Франческа? Мартин никогда прямо не говорил ей, но она же не дура — должна была догадаться. Если она знает, что квартира ее, то обязательно туда придет. Мартин заглянул в кабинет отца, чтобы предупредить, что отлучится на час. Уолтер Урбан был погружен в чтение письма от клиента. Он поднял голову; от раздражения его лицо стало еще больше походить на морду собаки.
— Потрясающий парень, — сказал он, постучав пальцем по письму. — Называет себя директором финансовой компании, но не знает даже азов финансового дела. Тут он пишет, что дал — обрати внимание, дал — сестре десять тысяч фунтов на открытие какого-то бизнеса, и спрашивает, положен ли ему налоговый вычет. Правительство ему ничего не должно — это он им должен. Неужели он никогда не слышал о НПК?
— НПК? — повторил Мартин, хотя прекрасно знал, как расшифровываются эти три буквы.
