Димка сидел, застыв как статуя. Ничего не выражающим взглядом он смотрел то на Александра, то на Романа, корчившегося сейчас на полу. Казалось, что все происходящее в этом доме его совершенно не интересует. Все эмоции умерли в нем в тот момент, когда… А впрочем, так ли уж это важно сейчас? Разве может тот дурацкий поступок, вызванный каким-то идиотским непониманием или неверием, повлиять на его теперешнее решение. А он его принял… Точно принял! Нужно только собраться с мыслями. Черт! Он никогда бы не подумал, что это так трудно сделать. Посмотришь на бывалых ребят, так у них все запросто, а вот он не смог.
Черт! Надо было сразу это сделать. В тот момент, когда все они стояли на улице. А сейчас… Сейчас все гораздо труднее… Но отступиться он тоже уже не может…
— Диман! — вернул его к действительности вальяжный голос Сашки. — Давай я поднимусь, может, ему помощь нужна будет? Телку хочу эту! Сочная такая! Глазищи черные, у-ух! Короче, я завелся! Сиди здесь, карауль…
Больше медлить было нельзя.
Димка аккуратно снял автомат с предохранителя. Передернул затвор, почти не слыша металлического скрежета, и саданул одиночным прямо Сашке между лопаток. Тот даже не успел понять, что произошло. Вскинул руки, будто для объятий, и рухнул там же, где и стоял.
Николаев изумленно приподнял окровавленную голову и, протянув руку, хрипло попросил:
— Помоги…
Виктор услышал выстрел и на минуту оторвался от истерзанного тела Ксении. Такой упертой сучки он еще не встречал. То ли действительно не знает, где деньги, то ли алчная до безумия. Но выдержать такое и не рассказать!.. Он же ее почти вдоль и поперек ножом пометил, включая интимные места, а она только визжит да ругается. Воистину сука! А тут еще стрельба непонятная. С ума сошли, что ли? Видно, у пацана нервы не выдержали, раз решил мента замочить…
Додумать свою мысль до конца ему не было суждено. Дверь с треском отлетела в сторону, едва удержавшись на петлях. И взору его явилось видение, заставившее его замереть с окровавленным оружием в руке.
— Ты же не хочешь сказать, что будешь стрелять в меня? — спросил он первое, что пришло ему в голову.
— Хочу, — совершенно спокойно ответил ему Димка и, не дожидаясь, пока Виктор на излюбленный манер террористов вздумает прикрыться Ксюшиным телом, послал пулю тому в грудь.
— Димка, ну Димка! — Ксюша смотрела на своего соседа хмельными глазами и, теребя того за рукав клетчатой рубахи, не переставая, канючила: — Ну почему ты все-таки выстрелил? Ну скажи…
— Вот глумная. — Всякий раз, как она приставала к нему с этим вопросом, он старательно уходил от ответа. — Отвяжись…
— У меня сегодня день рождения или нет?! — обиженно воскликнула она и потянулась за початой бутылкой вина. — Ты мне можешь сделать приятное, коли никто этого сделать не способен?!
— А что же мент твой?.. Или не поздравил? — Если честно, то после всех злоключений он видел его здесь пару раз и в душе лелеял надежду, что Ксюха все же образумилась и дала отставку этому полукровке.
— Поздравил, а как же! — разочаровала она его своим ответом. — С утра, как положено, букет роз и все такое…
«Все такое» подразумевало под собой предметы сугубо интимные, и вдаваться в подробности ей совсем не хотелось. Ее сейчас больше интересовали непредсказуемые и вроде как противоречивые действия Димы в не столь далеком прошлом. Но тот, видимо, и не собирался откровенничать. Лишь моргал белесыми ресницами, пряча загадочный блеск светлых глаз, да кривился в своей излюбленной ухмылочке.
— А чего я здесь его почти не вижу? Ты кинуть его решила? — не унимался между тем Димка.
— Кто же такими мужиками разбрасывается? Сдурел, что ли? Не-е-ет, у нас с ним все нормально. Во всяком случае… пока. — Она пригубила вино в бокале. — Ремонтом занимается. Работа, сам знаешь, не из легких. Попутно раны зализывает. Вроде как на свадьбу намекает. С мамой вон со своей познакомил. Преинтересная, я тебе скажу, женщина. Историю мне совершенно невероятную рассказала о проклятии, нависшем над их родом. С первого момента мне показалось, что она несколько драматизирует. Но потом мы с Ромочкой поразмыслили…
— С Ромочкой!.. — фыркнул Димка и укоризненно покачал головой. — Мент он! Ментом был и им же и сдохнет! Чего тебе, мужиков, что ли, больше нету?
— Ты это… — Ксюша погрозила ему пальцем. — Не тронь моего…
— Еще скажи — мужа! — презрительно сплюнул он себе под ноги. — Где это видано, чтобы такая баба, как ты!..
— Я не баба, а женщина…
— Какая разница! К тебе же все вернулось, все: и ателье, и магазины, и в квартире твоей Макс вон какой ремонт закатил. Скоро переберешься отсюда…
— И что?
— А то! Ты теперь богатая, независимая… — Димка немного помялся, — женщина… Ты можешь любого словить! А этот мент!..
— Эх, Димка, дурачок ты желторотый, вот ты кто! — Ксюша совершеннейше счастливо рассмеялась. — Ромочка меня какую полюбил? Молчишь? То-то же! Богатую, красивую да счастливую любой дурак полюбит. Что-то я этих самых мужиков вокруг себя не видела, когда арбузами торговала да в коммуналке этой обреталась. А? Где были-то они все? На тачках крутых раскатывали да поглядывали свысока, сдачу мне оставляя из благого высокомерия. Противно! А Ромка… Ромка сумел полюбить меня, когда я была такой дрянью! Деньги… Деньги — это, Димка, такое дерьмо.
— И из-за них столько зла кругом, — подхватил он ее мысль. — Виктор вон, лелея светлую мечту о больших бабках, и брата замочил, и отца моего, и в ящик сыграл, не сумев разыскать этот злополучный клад.
— Как же ты все-таки сумел расколоть его? Ты же так был ему предан, — решила заехать с другого бока Ксюша, раз уж он сам заговорил об этом.
— Попробуй разберись, кто прав, а кто виноват. Он мне с четырнадцати лет и отца и мать заменил. И работу давал, и с голоду подохнуть не позволил. Но кровь родная, от нее ведь никуда не денешься. Когда указал на тебя, как на убийцу отца моего, у меня крыша съехала напрочь. Думал, уничтожу гадину! Потом письмо твое получил, и тут такое со мной началось! В душе все перевернулось. Кому из вас верить — не знаю. Я тебя и в подвал этот не собирался толкать. Что меня дернуло, черт его знает? И жалко тебя было… Видно, бог все-таки есть.
— Ты о чем?
— Когда Сашка мента твоего метелил, я пошел по дому бродить. Ну и ваш разговор с Виктором подслушал.
— Это где он об отце твоем говорил? — понимающе кивнула Ксения.
— Да… Решение пришло как-то само собой, но… Я никогда не думал, что так тяжело выстрелить в человека.
Димка надолго замолчал, покручивая нетронутый бокал с вином. Ксюша была приятно удивлена тем, что мальчик пошел не в отца. Спиртное отвергал напрочь, мог позволить себе лишь немного пива. А о наркотиках при нем не стоило даже заговаривать. Кто же знал, что, перешагнув все эти пороки, он обагрит руки кровью?
— Что теперь? Как дальше жить? — задал он вопрос, не адресованный никому.
— Не переживай… Все будет хорошо. Ты же сам сказал: я теперь обеспеченная женщина и все такое… А тебе, можно сказать, жизнью обязана, и своей, и своего мужчины. Не переживай, друг. Что-нибудь придумаем…
Закончив на этой оптимистичной ноте их вечернюю посиделку, Ксения смахнула грязные тарелки в раковину. Оставила остатки угощения соседям, приложив к ним соответствующую записку с благословением на вкушение трапезы. И, чмокнув в лоб озадаченного столь поспешными сборами Димку, выпорхнула из квартиры.
Такси она поймала почти сразу. Стоило ей только выйти из проходного двора и призывно взмахнуть рукой, как новехонькая «Волга» приветливо распахнула перед ней переднюю дверь. Район, правда, водителя немного обескуражил, но обещанная мзда его воодушевила, и недолго думая он повез Ксению за город.
Прошло ровно два месяца с той кошмарной ночи. Два насыщенных событиями и эмоциями месяца. Все закрутилось, завертелось, пришло в движение вокруг нее, возвращая ее к прежней жизни, к прежнему кругу общения, к утраченным когда-то чувствам. Единственное, что никак пока не выходило, это наладить контакт с подругами.
Перво-наперво на нее взъярилась Милка. Вернувшись от тетки и обнаружив своего супруга на больничной койке, она буквально обезумела. И чего только Ксении не довелось услышать от нее: и эгоистка-то она чертова, и уродка-то моральная, и много всего того, что может выкрикнуть охваченная гневом и беспокойством за любимого мужа женщина. Ей плевать было на то, что Макс наконец-то обрел свободу. Плевать, что они пол-леса облазили, пока разыскали его, уползшего с перевязанной головой в непонятном направлении. Она не хотела слушать ничего, постоянно восклицая:
— Ты мне обещала, что он будет жив и здоров!
— Так он жив!
— Но не здоров!
Это было ее окончательным аргументом, и она захлопывала дверь палаты, в которой лежал Макс, перед носом Ксении.
