очень изменился. Мы немного поболтали и разошлись.
– Что это была за татуировка? – спросил Субботин. Он помнил руку того, кто передал ему труды Эрнеста.
– Буква «Ф» – Физик. Между большим и указательным пальцем.
– А в нулевых ее уже не было, – запальчиво возразила Мария. – Он свел ее.
– Вы тоже случайно встретили Семена на улице?
– Да. Он приезжал в Энск к родственникам.
– Может, перестанете врать? – разозлился Паша. – Не только мне, друг другу!
– Мальчик, не хами, – погрозила ему пальчиком госпожа Лавинская.
– Я нашел у Эрнеста это, – он вытащил из сумки альбом и положил его на стол. – Тут вы всей вашей компанией.
Когда вчетвером, когда вдвоем-втроем. Он смотрел на вас перед смертью. Он любил вас больше чем… Меня точно! А я его кровь.
Паша понимал, что опять начинается паническая атака. Его стало потряхивать.
– Он умер со словами: «Я знаю, кто меня убил!». А я не знаю… Кто! Убил! Эрнеста! И полиция тоже! Поэтому закрывает дело. Так проще…
– Паша, успокойся, – попросила Мария. Она напряглась. По всей видимости, Субботин выглядел как съехавший с катушек.
– Вот это, – он вывалил из сумки папку с завязками, она была помещена в пакет, поскольку уголки начали вытираться, – мне ночью принес незнакомец с татуировкой на кисти. И это была буква «Ф».
– Мальчик, выдохни, пожалуйста, у тебя давление скакнуло – лицо красное. Гурам, тащи мою сумку, там таблетки.
– Нет! – закричал Паша. – Вы должны мне рассказать правду. Прямо сейчас. Знаете, что это? Намеренно забракованное исследование Эрнеста. Он испортил труд своей жизни, чтобы он не попал в дурные руки. Из-за этого его преследовали и в конце концов убили…
Он сполз со стула, но сознания не потерял. И под одеяло не забился. Паша, шатаясь, дошел до ванной и направил на голову холодную воду. Струя била в затылок, вода заливалась за воротник, стекала не только по лицу, но и по плечам, но это помогало. Паша постепенно приходил в себя.
Когда он вышел из ванной, Мария встретила его с водой и таблеткой. Заставила выпить.
– Мы обозлились на Сему из-за того, что он испортил всем нам жизнь, – начала откровенничать она, когда убедилась в том, что Паша успокоился. – В 1983-м, когда был юбилей института Эрнеста, он сопровождал меня в качестве агента. На секретные объекты без соглядатая было не попасть. Но Сеню не я интересовала, а Эрнест. – Мария открыла альбом на той странице, где было фото Химика, Физика и Лирика. – Он присутствовал на торжестве как друг, о чем постоянно говорил. Но у Сени была задача узнать о разработках профессора Субботина.
– Речь идет о нервно-паралитических газах?
– Да. На это были выделены большие деньги. Эрнесту дали карт-бланш. И он что-то нащупал. Более того, выдал продукт.
– «Клопа»?
– Нет, у того газа не имелось названия. Только аббревиатура. Но продукт впечатлил, как и заверения в том, что на подходе совершенные разработки. Эрнеста повысили по службе для того, чтобы поощрить. Семен Забродин приехал с проверкой. Неофициальной, естественно.
– Физик и Химик ушли с банкета и засели в лаборатории, – подключился Гурам. – Что там делали, о чем говорили, мы не знаем. Но через несколько месяцев Эрнеста вызвали на Лубянку, в главное здание КГБ. И сделал это Семен. Он допрашивал твоего деда. И портил жизнь его друзьям: мне и Марии. Мы стали невыездными.
– А нас ждала Венеция, – мечтательно проговорила Лавинская. – Кинофестиваль, маэстро Антониони и прочие звезды, гондолы, шампанское…
– Мы с Машей пошли на поклон к Физику. У нас же свой человек в органах! Мы не знали тогда, что именно он перекрыл нам кислород.
– Он сказал, что Эрнест без пяти минут государственный преступник. И его не судят только потому, что нет доказательств. Да и какое ему наказание назначишь?
Отбывание срока в колонии? Где он будет варежки шить? При Сталине угробили тысячи ученых, они на лесоповале надорвались. Ушли в землю, строя канал Москвы. Кому от этого лучше стало? Точно не государству.
– Но при чем тут вы? – задал вполне логичный вопрос Паша.
– Мы ближайшие друзья Эрнеста. Через нас он мог передать свои разработки враждебным государствам. Никто не поверил в то, что эксперимент не удался. Все отчеты были идеальными. И вдруг что-то пошло не так.
– Бывает.
– Да. Но газы Эрнеста прошли испытания на крысах. Вот только они якобы передохли после. Но то были другие грызуны. Благо их в подвалах НИИ немало водится.
– Я слышал, что и на людях проводилась проверка газа. Естественно, не официальная.
– Возможно. Тогда мы не вникали во все это, – вздохнул Гурам.
– Все равно ничегошеньки не понимали, – поддакнула Мария. – Мы с Гурамом люди искусства. Далеки и от науки, и от дел государственной важности.
– Мы понимали, что Эрнест великий ученый, но для нас он был другом, который подкидывал бомбочки-вонючки в портфели своих обидчиков.
– Для нас, но не для Семена.
– Точно. Физик так докапывался до Химика потому, что понимал, какой вклад в развитие военной науки тот может внести. А Сеня был истинным патриотом. Когда его встретил, изменившегося, с татуировкой на кисти, он не вылезал из горячих точек. А их в те времена было множество.
– Ты точно случайно его встретил? – спросила Мария. – Я – да. Оказалось, он часто бывает в Энске. Пригласила Сеню на свой творческий вечер, но он не явился.
– Он меня нашел в 1997-м. Хотел через меня выйти на диалог с Эрнестом. Тогда страшное творилось во многих регионах развалившегося СССР. Химик мог помочь нашей армии. Но Эрнест на контакт не пошел. Больше я Сеню не видел.
– Он мог выжить?
– Теоретически да. Он же воевал. Потом с терроризмом боролся, опять же не из кабинета. Подорвал труп, подкинул в палатку личные вещи, можно палец, если вдруг анализ ДНК будут делать, и вот ты уже покойник.
– Но Семен не стал бы этого делать. Даже ради спасения.
– Почему? – поинтересовался Паша.
– Как-то трусливо это. Не в духе Физика. Он никогда не бежал с поля боя. Только не говори мне, что все могло измениться. Нет, только не Семен. Мне жаль, что мы не поняли
