Железных дел мастера озадаченно переглянулись, и увесистые клещи неохотно перекочевали на наковальню. Путь к двери был свободен, и я не преминул им воспользоваться, хотя эпизод с «допросом» оставил в душе неприятный осадок. Чтобы в дальнейшем сократить нежелательные встречи до минимума, потащил в итоге свой сачок к пруду кружным путем, по самой длинной тропе, зато опушки сада достиг благополучно. Там я внимательно осмотрелся и, убедившись, что рядом никого нет, забросил инструмент в заросли молодых березок. Потом неторопливо побрел к трапезной, поскольку близился вечер, тело ныло, в животе урчало и хотелось только одного: упасть на горизонтальную поверхность с куском мяса в зубах. Как по заказу, в этот момент чуть надтреснуто прозвонил колокол, оповещавший обитателей монастыря об окончании работ и скором ужине. Я невольно прибавил шагу, а у дверей трапезной неожиданно встретил Митяню.
– Ну здравствуй, дружок, – протянул я ему руку. – И где ж ты, интересно, пропадал все последние дни?
– Добренького здоровьица и вам, Александр Григорьевич, – кивнул он в ответ. А потом отвел глаза и, преувеличенно озабоченно потерев шею, продолжил: – Да меня за цементом в Майкоп гоняли. Сегодня вот только вернулся…
– Привез?
– Куда ж я денусь? Прикатил пару машин. Да только этим цементом с городскими властями надо делиться: они ведь машины давали. Четверть груза требуют!
Тут в моем кармане вновь зажужжал мобильник, и я, извинившись, отошел.
– Так нам ждать вас сегодня? – сходу задал мне вопрос Владислав.
– Нет, дружище, ты уж извини. Сегодня я решил заночевать в монастыре. Передавай привет сестре и родителям. До встречи!..
На ночь меня определили в крохотную комнатку, вмещавшую лишь две армейские кровати, вешалку для одежды да полку с церковными книгами. Равнодушно скользнув взглядом по их обтрепанным корешкам, я сбросил грязную одежду прямо на пол, залез под одеяло и закрыл глаза. Картинки дневных воспоминаний быстро перешли в разряд беспокойных снов, терзающих человека, как правило, либо поздней осенью, либо после переутомления. А поскольку разговоры всех последних дней крутились в основном вокруг немецкого захоронения в пруду да найденного в Черногрудине старого оружия, сон мне привиделся, разумеется, соответствующий.
…В мрачном и будто бы припорошенном угольной пылью помещении возле меня топтались люди в полосатых одеждах, а я загружал в устрашающего вида печь подаваемые ими длинные свертки. Это было жутко и одновременно увлекательно, ведь когда вспыхивал очередной сверток, тьма вокруг слегка рассеивалась, и я осознавал, что опасности в непосредственной близости от меня нет.
Потом я каким-то чудом перенесся на съемки телевизионной передачи. За круглым столом восседали хмурые незнакомые мужчины, один из которых по команде человека за операторским пультом взял вскоре лист бумаги и деревянным голосом начал читать: «Советское правительство заявляет о своем протесте против использования газа "Циклон-Б" в экспериментах по умерщвлению людей…» – «Какие, к черту, протесты?! – хотелось крикнуть мне. – Всё давно уже на потоке! Я сам каждую ночь вязанки трупов в крематории сжигаю!» Я напрягал голосовые связки изо всех сил, но почему-то не мог вымолвить ни слова. И в этот момент чья-то рука вдруг крепко сжала мне горло…
От страха я невольно проснулся и, поняв, что это был всего лишь сон, облегченно вздохнул. Однако уже в следующее мгновение волосы на голове вновь встали дыбом: моего горла и впрямь коснулись чьи-то грубые пальцы! Готовясь завопить на весь монастырь, я судорожно втянул в себя литров пять спертого казарменного воздуха, но тут, к счастью, услышал в темноте шепот:
– Вставайте, Александр Григорьевич, уже десять минут шестого!
– Встаю… – сипло выдохнул я.
Вспыхнула лампочка карманного фонарика, и в круге света я увидел виноватую физиономию Толика.
– Простите, что проворонил нужное время, сам чуть не проспал. Слава богу, Клавдия на работу пришла…
– Та, что на кухне работает? – машинально поинтересовался я, нервно натягивая не просохшие за ночь брюки.
– Она самая. Я уже попросил ее кофе вам сварить.
– А себе?
– Да нам не положено, мы чаем обходимся…
Войдя в скудно освещенную столовую, я увидел уже знакомую женщину в белом переднике. Она приветливо поклонилась и указала глазами на придвинутый к газовой плите столик. На нем дымились две тарелки с жареной колбасой, обрамленной зеленым горошком, и стоял кофейник, из носика которого вырывались клубы пара.
– Вы нас прямо балуете, – отвесил я поварихе незатейливый комплимент, начав наперегонки с Толиком поглощать ранний завтрак.
– А чего ж не побаловать-то, – обрадованно всплеснула она руками, – коли только на вас вся надежда наша!..
В считанные минуты покончив с трапезой, мы поблагодарили Клавдию за хлопоты и вышли на улицу. Поскольку к месту работы двигались молча, я прокручивал в голове случайно оброненную кухаркой фразу. Интересно, что она подразумевала под словом «надежда», если я обретаюсь тут без году неделю? «Впрочем, скорее всего просто слышала обрывки чьих-то разговоров, а сути их не поняла», – пришел я к выводу и переметнулся к мыслям о «бидонах»-баллонах, вернее, о их содержимом.
Неожиданно вспомнился недавний сон, а вслед за ним – и виденный в далеком советском прошлом документальный фильм, в котором тоже присутствовали и колючая проволока, и изможденные узники в полосатой «униформе». Название фильма за давностью лет не припомнил, а вот закадровый голос комментатора всплыл вдруг в памяти довольно отчетливо. Суть произносимого им текста сводилась тогда к тому, что для ускорения процесса уничтожения ежедневно прибывающих в концлагеря пленных немцы применяли газ «Циклон-Б».
«Что, если хранящийся в лампообразных емкостях Ziclon-G – прямой потомок газа "Циклон-Б"? – мелькнула в голове страшная догадка. – Ведь если существовал Ziclon-В, логично предположить и существование газов с маркировкой Ziclon-А, Ziclon-C и так далее… А если газ Ziclon-G – вещество стабильное, он мог сохранить свои свойства и до наших дней. Но тогда получается, что с моей помощью Роман Данилович Красновский завладел огромным арсеналом смертоносных газов!»
– Что дальше делать будем? – вернули меня к реальности голос Толика и луч его фонаря, осветивший притулившуюся к плотине помпу.
– Включай машину и начинай размывать глину прямо по центру насыпи, – распорядился я, усилием воли отбросив назойливые мысли о баллонах «на потом». – Ориентируйся на сливной колодец, води струей метрах в четырех от края плотины, не дальше.
Пока напарник запускал двигатель, я на ощупь отыскал в кустах свой сачок и двинулся наперевес с ним к бодро загудевшему агрегату. Спустя минут десять попросил Толика перенаправить струю воды чуть ниже и приступил к «ужению». Постепенно расширяя границы поисков, довольно скоро я почувствовал, что сачок зацепился за что-то очень тяжелое. Сердце мое радостно забилось, рукоять поискового инструмента выгнулась дугой, но наружу проволочная сетка вылезать не желала.
– Бригадир, бросай на хрен свою трубу и бегом ко мне! – позвал я Толика.
В четыре руки нам почти удалось подтащить зацепленный мною предмет к берегу, но тут он застрял окончательно. Времени на раздумья не было, и я, сняв одежду и закинув ее на плотину, снова бросился в грязное месиво. Холодная вода неприятно обожгла босые ноги, но я стиснул зубы, погрузил руки в жижу по плечи, нащупал угловатый предмет и, крепко схватив его, пошел обратно. Выбравшись с помощью Анатолия на сухой берег, осторожно опустил нелегкую ношу на камни.
– Посвети, – шепнул я напарнику, и желтый луч тотчас заскользил по затейливо выгнутой крышке то ли большой металлической шкатулки, то ли маленького ларца.
Толик попробовал приподнять крышку, но та не поддалась. Возможно, была заперта на внутренний замок или попросту забита грязью.
– Может, его об камень грохнуть? – приподнял ларчик Анатолий.
– Сдурел?! – осадил его я. – Это же историческая реликвия!
– А как же мы узнаем, что в нем лежит?
– Не горит, потом выясним, – ответил я, хотя у самого сердце трепетало от нетерпения как заячий хвост. – Спрячь его пока в сливной колодец, а я тем временем продолжу поиски. Вдруг на дне еще что-нибудь подобное отыщется?
И действительно: новые металлические предметы не заставили себя долго ждать. Я безостановочно черпал грязную жижу сачком, а то, что оставалось от ее процеживания сквозь сетку, вытряхивал прямо на плотину. То и дело раздавался звон металла о камни, но одновременно становилось все светлее и светлее, и, следовательно, надлежало торопиться: в любой момент сюда могли пожаловать нежелательные гости.
Монастырский колокол и впрямь объявил вскоре всеобщий подъем. Для завершения поисков у нас с Толиком оставался максимум час, а ведь требовалось еще перекатить помпу обратно к мосткам и привести себя в относительный порядок. Поэтому, скребанув сачком по дну еще пару раз, я снова забросил его в кусты и бросился «знакомиться» с новой добычей. Толик немедленно ко мне присоединился, и мы, точно два чумазых карапуза в песочнице, принялись азартно разгребать руками созданную мной на берегу кучу ила. Когда извлекли из нее все, что было тверже земли, приступили к сортировке: в одну сторону скидывали куски полусгнившей древесины, ржавые гвозди и прочие ненужные примеси, а в другую – все более-менее ценное.
