- Того, Павел Петрович. Я верю Амиру Батыровичу.
- А ребятам Луизы Цвях?.. То-то же...
- Может, ваш информатор...
- Мой информатор мне не соврет: по степи по-прежнему разъезжает мотоциклист на "Яве" и за спиной у него старший лейтенант милиции.
- Что же получается, всадник без головы?
- В том-то и беда, Семен Михеевич, что на всадниках головы целы.
- Допустим. Но одну мы знаем, где искать.
- Мотоциклиста?
- Да. Будем искать в Мергеле.
- Кто он?
- Боюсь ошибиться.
- Ошибайтесь.
- Хозяин нашей квартиры.
- Митя Козинский?!
Ишутин удивился, но не настолько, чтоб начисто отвергнуть подозрение. Помолчав, сказал:
- Если он, в Мергеле вы его не найдете. Как я сказал, мотоциклист с седоком направлялся в сторону Барановки. Там их перехватят. Но если этого не произойдет, берегитесь. С вами они попытаются расправиться. Так что лучше не задерживайтесь, сразу же забирайте вещи и - в Каменку.
- А вы? - Я - в Барановку. Будет обидно, если упустим.
И прежде чем тронуться с места, переспросил:
- Значит, Козинский?
- Подозреваем.
- Это уже легче.
Почему легче, он не уточнил. "Форд" скрылся в облаке цементной пыли.
Полынин и Давлетова направились в Мергель. Павел Петрович оказался прав: Мити Козинского дома не было, но была Маруся. Она уже стала беспокоиться, что их квартиранты куда-то загадочно исчезли.
Гюзель принялась собирать вещи, а Семен решил поговорить с хозяйкой.
- Что-то Мити не видать.
- Укатил. К своей потаскухе, - ответила Маруся.
- На мотоцикле?
- На велосипеде. А мотоцикл - в сарае.
- Поломан?
- Я поломала. Камеры порезала.
- И когда вы успели?
- Вчера вечером. Вижу, собирается. Бреется. Перед зеркалом массажирует свои алкогольные морщины. Ну я и попортила ему резину.
- А что он?
- Дал мне по морде.
- И все же укатил?
- Не сразу. Ходил в карьер. Вулканизировал камеры, вернулся ни с чем, но выпивши. Сказал, что я его лишила какой-то халтурки. Я его спросила, не цыганка ли подсовывает эту самую халтурку? Пообещала заявить.
- А что он?
- А что может, пьяный? Сказал, если с ней что случится, он меня убьет.
- И убьет?
- По пьянке - может, трезвый - побоится. Он копит деньги на машину. А цыганка вроде как челночница. Вот он её по халтуркам и раскатывает.
Слушая Марусю, Семен все крепче верил, что Митя Козинский и есть тот самый мотоциклист. Но в логике событий многое, не стыковалось. Из слов Маруси вытекало, что в прошлую ночь он никуда из дому не отлучался - не на чем было уехать.
"Так был он вчера вечером в Табеевом Стане или не был?" Полунин уже было пожалел, что сообщил Ишутину фамилию подозреваемого. Возводить на человека напраслину равносильно предательству.
Полунин уже испытывал угрызения совести, но...
"А что если Маруся нам пудрит мозги?" - спросил себя по-простецки. Эта мысль - возникла не случайно. Вчера перед поездкой в Табеев Стан, когда он попросил одолжить несколько литров бензина, она тоже показала на мотоцикл: вот он, дома, а хозяин укатил к шлюхе на велосипеде, а вечером, оказалось, мотоцикл ещё был на ходу. Когда же она порезала резину? Если так, кто же тогда возил убийцу в Табеев Стан?
На крыльцо вышла Гюзель, переодетая, в халатике.
- Где тут у вас ведро и тряпка?
- Зачем они вам?
- Уберем комнату и вам сдадим. Мы в своем студенческом общежитии всегда так делали. Сдавали коменданту, иначе "бегунок" не подпишет.
- А вы что - уже уезжаете?
- Как соберемся... Нам ещё надо в Каменку. Сдать мотоцикл. Митя, наверное, вам говорил, что машина не наша.
- Знаю. "Нового русского". - Марусе хотелось поговорить, и она сказала, что Митя чуть ли не дружит с этим "новым русским", хотя какая может быть дружба богатого с бедным, дескать, это все равно, что дружба паука с мухой: дружит, пока кровь не выпьет, а выпьет - найдет нового друга.
- Мой на деньгах помешался. За долларом тянется, как собака за колбасой, - говорила она, то ли осуждая, то ли жалея мужа.
Семен и Гюзель решили все-таки дождаться хозяина: далеко на велосипеде укатить он не мог. Он был в Мергеле, из поселка никуда не исчез, но вряд ли встречался с цыганкой: поселок не такой уж большой, чтоб не нашла их Маруся, даже не зовя на подмогу родственников.
Пока убирали в доме, упаковывали гербарии, Маруся сделала яишницу, вскипятила чай. Втроем поужинали.
Незаметно наступили сумерки. Отправляться в дорогу на ночь глядя хоть Ишутин и предупреждал не задерживаться - не было смысла. Мотоцикл на всякий случай перекатили под яблоню - в этот раз сливом бензина может не ограничиться.
На вопросительный взгляд хозяйки, зачем по двору катать мотоцикл, Семен ответил:
- Пусть будет на глазах.
Маруся согласно кивнула: бензином она могла уже не выручить.
Спать легли , когда ночь накрыла поселок. Луна ещё светила - мутным пятном желтела над песчаным карьером, Хозяйка расположилась в летней кухоньке, настежь раскрыла окошко, выходившее в палисадник.
В спальне с крохотной форточкой было душно - сразу не уснуть. Да в эту ночь было и не до сна: с минуты на минуту мог явиться хозяин дома. Если он знает, кто такие на самом деле его квартиранты, и он им уже пакостил, то вряд ли пожелает встречаться.
И Семен, выждав, когда Маруся задует лампу ( к этому времени поселок уже был обесточен), через окно, выходившее в сад, где стоял мотоцикл, выбрался из дома, лег на жесткую землю, затененную деревьями: отсюда была хорошо видна калитка: кто войдет во двор, то только через калитку.
Дремотная тишина, да и напряженная бессонница прошлой ночи, навевали сонливость. Спать могла Гюзель, но и она в прошлую ночь почти не сомкнула глаз. Но Семен чувствовал, что и она бодрствует, держит под наблюдением тыльную часть подворья.
А ещё спать не давала рана, хотя и была она надежно обработана, забинтована, и все же - напоминала о себе тупой ноющей болью.
Уже в первом часу ночи, когда луна скрылась за разрытый холм карьера, на юго-востоке вспыхнуло зарево: в Фейергроте что-то горело. Потом послышались частые взрывы - похоже, кто-то кого-то забросал гранатами. Если бы не зарево, Семен подумал, что работники Луизы Цвях забавляются салютуют в честь поимки неуловимого киллера. После серии взрывов было что-то похоже на салют: в черное небо почти вертикально вырвалось несколько трассирующих пуль.
Это огненное зрелище на какие-то секунды отвлекло Семена, и он с запозданием заметил, что калитка уже открыта, и человек, весь в черном, ведет во двор велосипед. Тот мотоциклист, что вихрем промчался по улице Табеева Стана, тоже был в черном.
"Он!"
Уже не было сомнения, что тем мотоциклистом был хозяин этого дома. Он подвел велосипед к белой стене кухоньки, через раскрытое окно тихо спросил:
- Менты были?
Из кухоньки Маруся что-тоответила. И опять он тихо:
- Они что - без транспорта?
В глубине кухоньки голоса Маруси не разобрать. Зато Митины слова слышались четко:
- Тогда им трави, что я у цыганки. А велосипед загони в чуланчик.
Козинский уже направился к калитке, когда Семен ему перегородил дорогу.
- Митя, стой.
Спокойный голос квартиранта заставил Козинского на мгновение оцепенеть, в следующий миг он бросился бежать, но распахнуть калитку не успел - Семен прыжком настиг его.
Когда Семен вышел из тени и спокойно произнес: "Митя, стой", а Митя побежал к калитке, с улицы, из кустов акации раздались выстрелы. Семен сбил Митю с ног, прижал к земле, заламывая руки, инстинктивно оглянулся на дом: услышала ли Гюзель выстрелы? Ведь он ей передал "Вальтер" - на всякий случай.
На крыльце она оказалась раньше, чем прогремели выстрелы. Прямо с крыльца она выстрелила на звук.
Оказывается, она видела, как Митя заводил в калитку велосипед. А ещё видела, что к калитке хозяин дома подходил не один. Тот, второй, остался на улице. Приоткрыв дверь, она стерегла второго. И все-таки тот выстрелил первым. Выстрелил, видать, на голос.
Он не мог видеть Семена, тот был прикрыт стеной кухоньки. Гюзель было бросилась в калитку.
- Назад! - крикнул ей Семен, заканчивая вязать хозяина дома.
Стрелявший мог опять выстрелить, теперь уже прицельно.
Семен, кинув, как куль, связанного хозяина на плечо, внес его в дом.
Из кухоньки в ночной рубахе, простоволосая выскочила Маруся. Завопила:
- Ой, убили! Митеньку убили!
Рядом с ней оказалась Гюзель. Не выпуская из руки пистолета, она затолкала хозяйку обратно в кухоньку. Но та вопила из кухоньки, высунув простоволосую голову в раскрытую створку. Гюзель поднесла к её лицу пистолет, грозно предупредила: - Будешь орать - пристрелю. До утра не высовывайся.
Маруся сразу же замолкла, но через окно, когда Гюзель закрывала створку, простонала:
- Изверги... Что та власть, что эта...
Семен, затянув Козинского в дом и бросив его на пол, вернулся во двор через распахнутое окно, затаился в тени груши. Отсюда ему был виден мотоцикл и крыльцо дома. На жесткой каменистой почве лежать было неудобно. Приходилось удивляться, как здесь ещё росли деревья.
