— Вот как? — Он горько усмехнулся. — Это ты мне что ж, таким вот образом счастья пожелала?
— Да…
— Да как ты не понимаешь?! — Он в отчаянии схватился за голову. — Да будь их миллион, этих девочек… Они для меня все на одно лицо. Где бы я ни был, я в первую очередь ищу глазами тебя, и если не нахожу, мне становится не по себе. Я себя утешаю тем, что ты гдето в другом месте и наша встреча всего лишь вопрос времени. Но там, куда ты собралась, мы встретимся вряд ли. Не в монастырь же мне уходить? Пожалей ты меня, а? А что касается девочки… Я ее не трону. Девочка будет счастлива…
— Он сказал: она не москвичка, — машинально отреагировал Алексей.
— Что, простите?
— Голицын сказал вам, что любовница вашего мужа не москвичка, у нее нет квартиры. А откуда Даниилу Валерьевичу об этом знать?
— В самом деле… — растерянно сказала Дарья Сажина. — Откуда?
— Они с Викой встречались. Его звонок вовсе не случайно раздался сразу после того, как вы вышли из кафе. Они все спланировали. Дарья Витальевна, вы позволили собой манипулировать. Давайте взглянем на это в свете последних событий? Я имею в виду ваш рассказ. При разводе вам и впрямь достанется половина всего имущества. Но теперьто вы понимаете, что это за имущество? Акции компании, которая стоит многие миллионы. Долларов. Я думаю, они не хотели вас убить. Им достаточно было просто вашего развода с Сажиным.
— Им?
— Голицыну и Вике. А может, и еще комуто. Я все больше задумываюсь над тем, какую роль в этом деле сыграл Зебриевич?
— Но как же Дэн?
— Дэн?
— Тот парень, которого нанял мой муж?
— А он точно его нанял?
— Да. Я спросила об этом у Семы, он все подтвердил. И дал мне адрес сайта. Я легко нашла Дэна и списалась с ним.
— Когда?
— Тридцать первого декабря.
— То есть на пароме?
— Ну да.
— И что именно этот Дэн подтвердил?
— Что его нанял Сажин.
— С какой целью?
— Чтобы Дэн со мной переспал, — зарумянилась Дарья Витальевна.
— А может, он врет?
— И Сема врет? Повашему, Алексей Алексеевич, на свете совсем нет честных людей? Все врут?
— Все.
— И вы?
— А я что, не человек?
— И мне врете?
— Скажем так, недоговариваю. Ну не надо вам всего знать, Дарья Витальевна. Вам и так досталось. Значит, тридцать первого декабря вы спросили у Зебриевича, а правда ли, что ваш муж обратился к нему по чрезвычайно деликатному вопросу? На что Зебриевич дал вам адрес сайта, где вы легко нашли — как вы сказали? — Дэна?
— Да, — кивнула Сажина.
— Вы с ним списались, он все подтвердил. А что именно вам сказал Голицын, когда позвонил ночью, после банкета, и вытащил вас из каюты, когда вы уже собирались спать?
— Что ему одиноко, — поежилась Дарья Сажина. — И кроме меня никто его не понимает.
— Какой затасканный прием! Но вы, наивная душа, пошли. А им, похоже, надо было, чтобы на открытую палубу поднялся Сажин. Он мог туда пойти только по одной причине: если знал, что там гуляете вы. Он увидел больше: вы пили шампанское и целовались с Голицыным. Я, кажется, начинаю прозревать. Я вам не вру, Дарья Витальевна. Да, вы правы, у меня проблемы в семейной жизни, так же как и у вас. И разбираясь в ваших, я начинаю понимать, что самые близкие люди порою так глухи и слепы, как не бывают глухи и слепы даже два человека, случайно оказавшиеся в одном купе, в поезде дальнего следования. Онито ничего себе не придумывают, потому что сойдут на конечной станции и разойдутся в разные стороны. А у вас с Сажиным путь долгий, и все какието недомолвки и, извините, непонятки…
— Да, наверное, — поежилась Дарья Витальевна.
— На Востоке говорят, чтобы стать счастливым, надо искупаться в семи морях. Мне вдруг пришло в голову, что на самом деле седьмое море — это душа самого близкого тебе человека. Который рядом с тобой вот уже много лет, но к нему, как и к морю, все время тянет. И если собираешься вместе дожить до глубокой старости и умереть в один день, надо в это седьмое море окунуться с головой. Узнать каждый камешек на дне, каждую мель или, напротив, впадинку. Нахлебаться до одури воды, выбиться из сил, пытаясь доплыть до берега. Вы нырнули в свое седьмое море, да еще с камнем на шее. Я имею в виду Голицына. Либо утонете, либо станете счастливой. Вам решать.
— Счастливой?!
— Вот кто вам точно врет, так это Голицын, — в сердцах сказал Алексей. — Ведь он вам не сказал главного: реальный владелец «АNДА» не он. А ваш муж. Напротив, Даниил Валерьевич попытался внушить вам мысль, что Сажин позарился на ваше имущество. На квартиру, в которой вы живете и которая якобы куплена на ваши деньги. Ведь так?
— Да, — неуверенно сказала Дарья Сажина.
— Ну и кто после этого Голицын?
— В самом деле… Он ведь мне этого не сказал…
— Думайте, Дарья Витальевна, думайте. И не торопитесь выгонять из дома мужа…
В этот момент хлопнула входная дверь и раздался голос Сажина:
— Даша, ты дома?
«Богатым будет, — невольно усмехнулся Алексей. — Только что его вспоминал».
— А у нас, оказывается, гости, — удивленно сказал Сажин, прямо в ботинках проходя в гостиную и усаживаясь на диван. — А не зачастили ли вы к моей жене, Алексей Алексеевич? Да еще в мое отсутствие пришли. Я пока еще муж.
Он неторопливо снял галстук и расстегнул ворот белоснежной сорочки.
«Устал делать деньги, — невольно подумал Алексей. — Красавец! И опять в белом!»
— Дима, ты хотя бы ботинки сними, — вздохнула Дарья Витальевна.
— Я разуюсь, когда он обуется, — кивнул Сажин на Алексея. — В доме не должно быть две пары мужских ботинок. Разного размера, — подчеркнул он.
— Дада, я уже ухожу. — Леонидов торопливо поднялся. — Я, собственно, узнал все, что хотел. Спасибо вам, Дарья Витальевна, за гостеприимство.
— Да что вы! Даже чаю не попили! — ответил за жену Сажин.
— Дима, ты зря так с Алексеем Алексеевичем, — попеняла ему та, когда за гостем закрылась дверь.
— Как так?
— Язвишь, мешаешь расследованию. Он желает тебе добра.
— Кто? Он? — Сажин расхохотался. — Побойся бога, Даша, он же мент!
— Он неплохой человек. Умный. Ты знаешь, я тонко чувствую людей. — Она вздохнула. — Леонидов неплохой… Дима, я бы съела чегонибудь. Но ужин приготовить не успела, извини. Заболталась с Алексеем Алексеевичем.
— Давай закажем еду на дом!
— Лучше поедем куданибудь.
— Ты хочешь в ресторан?!
— А что, у тебя денег нет?
— Хорошая шутка. Деньги есть. Нет любящей женщины, с которой можно разделить радость. Я имею в виду хорошую кухню и бутылочку французского вина.
— Женщина есть. Дай мне десять минут. Только давай не поедем в пафосный ресторан, мне неохота надевать платье и делать прическу.
— Тебя пустят в любом виде в самый пафосный столичный ресторан. Я тебе это обещаю.
— Опять персики? — прищурилась Даша. — Я понимаю, Сажин, что ты растерзаешь каждого, кто посмеет напомнить мне о дресскоде. Но мне надоело быть женой тайного миллионера, который все в округе купил, кроме своей женщины, к которой он не знает как подступиться. Я уже запуталась, где правда, а где ложь. Давай поедем в простую пиццерию? Я хочу пиццу, на тонком хрустящем тесте, с моцареллой и бази ликом.
— Идет! Можешь даже не переодеваться.
— Дима, это домашний костюм.
— Да? Я не заметил. Тебе очень идет. Больше, чем вечернее платье.
Через десять минут они вышли из дома.
— А где наша машина? — удивленно спросила Даша. — На чем ехатьто?
— Вот она, — Сажин кивнул на огромный черный джип.
— Дима, где наша машина?
— Я отдал ее своему водителю. Точнее, поменялся с ним. Если ты теперь все знаешь, какой смысл шифроваться? Это и есть моя машина.
— Какая уродливая!
— Момент…
— Стой где стоишь! Не надо бежать в автосалон! Я поеду на этой.
И Даша со вздохом полезла в джип.
— Я знаю, что для мужчины нет ничего оскорбительнее, чем когда ругают его машину, — сказала она, устраиваясь на переднем сиденье. — Извини.
— Ты стала вдруг думать о том, что говоришь мне обидные вещи? — удивился Сажин.
— Я просто стала следить за собой. За тем, что именно я тебе говорю. У меня такое чувство, что мы не слышим друг друга.
— Дьявол! Никакая машина не спасет от этих пробок! — ругнулся муж, выруливая на оживленный проспект.
— Меня устроит любая пиццерия. Необязательно ехать в центр.
— Как скажешь, — пожал он плечами.
Какоето время они ехали молча. Даша напряженно о чемто думала.
— Что тебе наговорил этот мент? — первым не выдержал Сажин затянувшегося молчания. — Извини, неплохой человек. Что он тебе наговорил?
— Так… Дима, а почему ты всегда носишь белое?
— Помнится, однажды ты сказала, что тебе нравится светлое. Я тогда купил первый костюм. Мы тут же поругались.
