Следователь снова заглянул в огромные глаза Вероники Гонсалес. Ни слезинки. Странно, однако.
Первым делом капитан попросил вдову проверить, не пропало ли что-нибудь. Пока Вероника обходила комнаты, Глеб с любопытством ходил за ней следом, осматривая интерьеры. К его удивлению, мебель оказалась довольно старой и сильно изношенной. Будто отвечая на немой вопрос Глеба, Вероника пояснила:
– Здесь жили родители Рамона. После их смерти он не захотел ничего менять.
– Тогда понятно. А то я было подумал…
– Что это мой дом? Ну ты даешь. У нас прекрасное жилье в Мадриде – один балкон тридцать метров.
Последняя информация показалась Глебу несколько избыточной. Он внимательно взглянул на Веронику. Та, не выдержав взгляда, стала копаться в ящиках потрепанного комода. Чтобы не мешать, Глеб вернулся в прихожую, где на стуле примостился Лучко.
– Гляди, живопись, – показав на стену, с благоговением произнес капитан, игриво поставив ударение на последний слог.
Посмотрев туда, куда указывала рука капитана, Глеб усмехнулся:
– Если бы у Гонсалеса были деньги на подобную живопись, он бы останавливался не в этой квартирке, а в особняке, где-нибудь на Остоженке.
– А что так?
– Это репродукция картины Эль Греко «Толедо в грозу». Вместе со «Звездной ночью» Ван Гога полотно считается одним из самых известных изображений неба в мировом искусстве. Такую картинку в оригинале может себе позволить разве что Билл Гейтс или Борис Абрамович. Да и то при условии, что Нью-Йоркский Метрополитан пожелает ее продать, в чем я сильно сомневаюсь.
– Вот, значит, как?
Встав со стула, Лучко принялся с интересом разглядывать репродукцию. Его встречу с прекрасным прервал голос Вероники:
– Похоже, всё на месте.
– Подумайте хорошенько.
– Нет, я все проверила. Да и не хранили мы тут ничего.
– Вы уверены, что в квартире не было ценностей? Преступники перерыли тут все вверх дном. А кроме того, у вашего мужа пытались вырвать какое-то признание.
– Вы хотите сказать, что Рамона пытали? – с ужасом спросила Вероника.
Капитан деловито кивнул. В тот же миг Вероника Гонсалес лишилась чувств.
С укоризной посмотрев на следователя, Глеб поднял Веронику на руки и бережно уложил на кровать в спальне. Давненько он не носил ее на руках.
Не успела Вероника прийти в себя, как Лучко огорошил ее еще раз:
– Вы знаете о том, что вашего мужа разыскивала испанская полиция?
– Полиция? Но за что?
– А вот этого нам испанские власти пока не сообщили.
Вероника помотала головой, будто желая прервать кошмарный сон.
– Но как могло получиться, что вы не в курсе событий? – удивленно спросил Лучко.
– Дело в том, что в последнее время мы с мужем жили порознь. Я – в Мадриде, он – в Толедо.
– И как давно?
– Мы расстались около года назад.
– Развелись?
– Нет, для начала разъехались. Но договорились о разводе. Однако ни у Рамона, ни у меня не было времени заняться формальностями.
Удовлетворившись этой информацией, Лучко подвел Веронику к письменному столу и указал на таинственную надпись.
– Что это, по-вашему, может значить?
– Понятия не имею. Вы полагаете, это написал мой муж?
– Таково заключение экспертов.
Вероника склонилась над столом.
– Белиберда какая-то.
– Но если эта надпись адресована не вам, то кому же?
– Да откуда ж я знаю?
Лучко повернулся к Стольцеву:
– Не хочешь «наложить руки»?
– Прямо сейчас?
– Ага.
– А может, пожалеем нервы Вероники?
– Не преувеличивай. – Капитан хлопнул Глеба по плечу. – Ну что такого ужасного она может увидеть?
Вероника в недоумении переводила взгляд с одного участника этого странного диалога на другого. Лучко галантно предложил даме стул и, потерев ладони, словно режиссер, подал сигнал к началу представления:
– Занавес!
Глеб глубоко вздохнул, подсел к столу и закрыл глаза. Какое-то время он оставался абсолютно неподвижным, затем, подавшись вперед, положил руки на выцарапанные буквы.
Ощущения, предшествующие видению, и впрямь чем-то походили на начало театрального спектакля, когда свет в зале гаснет не сразу, а постепенно, плавно погружая зрителя в атмосферу пьесы и темноту сцены, на которой уже появились первые актеры.
* * *
Он увидел, что сидит за столом и что-то пишет, время от времени задумчиво вставляя в уголок рта тыльный конец авторучки. Внезапно раздался резкий металлический звук, который заставил его вздрогнуть и похолодеть. Что это? Похоже, кто-то копается в замке входной двери.
Глеб поднял глаза на висящую на стене полку с множеством мелких статуэток, затем его взгляд снова вернулся к столу. Резким движением сбросив все на пол, он схватил нож для бумаг и дрожащей рукой принялся выцарапывать буквы на полированной поверхности. Дописать, однако, ему не дали.
Послышался треск взломанной двери. Глеб отбросил нож, схватил лежащий на столе листок бумаги с цифрами, снял телефонную трубку и набрал номер. В трубке послышались гудки. В ту же секунду за дверью раздались чьи-то тяжелые шаги. Наконец, на другом конце ответили. Глеб узнал свой собственный голос:
– Алло!
Не сказав ни слова, он нажал на кнопку «отбой». Потом потянулся к полке и снял оттуда одну из статуэток. В тот же миг дверь с треском распахнулась. Глеб увидел крепко сбитого человека, который знаком показал невидимому напарнику, что нашел хозяина. Затем, посмотрев куда-то вбок и подав еще пару знаков, человек вошел в комнату. Наконец в дверном проеме показалась вторая фигура, еще выше ростом и массивнее.
Судя по манере держаться, вошедший был за главаря. Глеб успел рассмотреть его лицо.
Внезапно здоровяк в два прыжка покрыл расстояние от двери до стола и коротко размахнулся. Наступила темнота.
* * *
Придя в себя, Глеб откинулся на спинку и потер челюсть, все еще нывшую после удара. Оглядевшись, он поймал на себе взгляд Вероники. И это не был взгляд восторга, которым зрительницы провожают фигуриста, исполнившего четверной тулуп. Нет, скорее так смотрят на безногого алкаша, что, нацепив камуфляжную форму с чужого плеча, просит милостыню в подземном переходе.
– Не томи, – не выдержал Лучко. – Что видел-то?
– Может, я лучше тебе потом отдельно расскажу?
– Я тоже хочу знать, – твердо сказала Вероника и стиснула побелевшие пальцы.
– Да ты не напрягайся так, никаких пыток я не увидел, – поспешил успокоить ее Глеб. – Вошли двое, один из них подбежал и…
– И что?
– И ударил Рамона.
Лицо Вероники стало таким же белым, как пальцы. Глеб бросился на кухню за стаканом воды. Вероника жадно выпила его большими глотками.
– Мне надо полежать, – прошептала она и, поеживаясь будто от холода, пошла в спальню.
Глеб тем временем пересказал подробности видения капитану. Лучко подсел поближе и достал блокнот.
– Мужиков-то разглядел?
– Одного да.
– Вот и хорошо.
– И кстати, скажи своим ребятам, пальчики искать бесполезно – налетчики были в перчатках.
– Спасибо, будем знать. Ты еще говорил, эти люди подавали какие-то знаки. Думаешь, не хотели шуметь?
– Наверное.
– А что за знаки-то?
– Один жест понятен, что-то вроде «смотри в оба».
– А можешь показать, как это выглядит?
– Ну, примерно вот так.
Растопырив средний и указательный пальцы, Глеб сначала направил их себе в глаза, а затем двинул в противоположную сторону.
– С этим ясно. А еще?
– А второй знак смахивает на то, что показывает судья в хоккее, когда объявляет тайм-аут.
Глеб поставил одну ладонь горизонтально, а другую – вертикально и ударил ими друг о друга, образовав что-то вроде буквы «т».
– Хм, очень интересно. А фоторобот мужика составить поможешь?
– Не вопрос.
– Тогда поехали.
– Дай мне минуту попрощаться.
– Ладно. Буду ждать тебя в машине. Только недолго.
Постучав, Глеб вошел в спальню. Вероника, лежа на кровати, пустыми глазами смотрела в потолок. Он рассказал ей о видении почти все то же, что уже сообщил Лучко, за исключением пары вредных для ее нервной системы деталей.
– Никогда не думала, что встречусь с тобой при таких обстоятельствах, – тихо сказала она.
– А я вообще не думал, что когда-нибудь встречу тебя снова. Но уж если так случилось, то…
– То что?
– То я бы хотел поговорить.
– О прошлом?
– Что было, то было.
– Ты хочешь сказать, что простил меня?
– Какое это теперь имеет значение? Давай просто поговорим. Например, я могу заехать завтра. Тебе удобно?
– Заезжай.
– Тогда до завтра.
– Так ты простил меня?
Глеб долгим взглядом обвел лежащую на кровати женщину и понял, что не знает точного ответа.
– Извини, меня ждут.
* * *
Вероника осталась лежать в темноте, не в силах пошевельнуться. Конечно, по уму ей бы лучше пожить у мамы, но только не сегодня. Она слишком разбита, чтобы куда-то ехать, так что сегодняшнюю ночь придется провести здесь, на этой кровати, где они еще совсем недавно спали с Рамоном бок о бок и где много лет назад когда-то впервые задумались о переезде в новую страну.
