Свыкнуться с мыслью об операции было невыносимо трудно. Ей страшно было представить, что бледного, всегда грустного Николашу увезут от нее на каталке, нафаршируют хлипкое тельце пластиковыми трубками, залепят пластырем, искромсают скальпелями. Но Полина себя преодолела.
Врач смотрела сквозь стекла очков сочувственно и устало.
– Очередь – не для вашего ребенка, – тихо, но твердо произнесла она. – Он не доживет до операции.
Полина ощутила пустоту в груди и дрожь в коленях. Она полагала, что держит ситуацию под контролем. А сейчас почему-то проваливалась в бездну.
– Я не понимаю, – пробормотала она. – Нас консультирует профессор Сластухин. Он сказал, у нас достаточно времени.
– Бог мой! – всплеснула руками кардиолог. – И вы его слушаете? Профессор Сластухин – древнее ископаемое. Он очень старый человек. А кардиохирургия развивается немыслимыми темпами. Сластухин как врач умер лет пятнадцать назад. Он, наверное, до сих пор считает, что операция с отжатием аорты – великая редкость. Думаете, он в курсе современных мировых тенденций? Что он знает о вживлении аппарата вспомогательного кровообращения? Об аутопластике? Как вы вообще на него вышли? Он ваш знакомый? Родственник?
– Он консультирует в медцентре «Гиппократ» на проспекте Мира! – возмутилась Полина. – И за каждую консультацию я плачу тысячу рублей! А в медцентр меня направила ваша предшественница.
– Ну, понятно, – усмехнулась врач. – Спихнула тяжелый случай маразматичному старичку, чтобы самой не возиться. Подумать, тысяча рублей за консультацию! Половина моей зарплаты! Кошмар какой! Нет, я удивляюсь. Весь цивилизованный мир принял систему страховой медицины. Мы, как всегда, изобретаем квадратное колесо. У нас теперь медицина платная. Более уродливой и безжалостной по отношению к больному системы выдумать нельзя. Эти умники в медцентре, которые додумались извлечь на свет божий профессора Сластухина, стряхнуть с него пыль и посадить на консультации, назвались именем Гиппократа. А они вспомнили о том, что Гиппократ категорически запретил врачу брать деньги с больного?
– Но я ведь…
– У Сластухина на старости лет, очевидно, атрофировалась совесть! Он сам вам должен был платить за то, что крадет у вас время. По большому счету операцию Коле надо было сделать целую вечность назад.
– Мне сказали…
– Это проблема всех неэкстренных больных. Они вроде бы могут подождать. И ждут. А болезнь тем временем занимает новый плацдарм.
– Я думала…
– Поймите, Полина, с каждым годом, даже месяцем, вероятность благополучного исхода операции уменьшается. В сердце и легких происходят необратимые морфологические изменения. Порок заставляет организм запускать компенсаторные механизмы, и со временем эти механизмы приобретают характер устойчивых связей, не подверженных обратному развитию. Вам понятно? Ладно, я не буду грузить вас терминами. Просто ищите, кто вас возьмет. У Николаши редкий порок на запущенной стадии. Обратитесь в Москву, в Институт имени Бакулева, в Новосибирский НИИ патологии кровообращения. Возможно, у них были прецеденты, и они вам не откажут. И собирайте деньги.
– Сколько? Много?
– Думаю, немало. Но неужели вы так и будете покорно стоять в очереди на бесплатную операцию? Надеетесь, государство вам поможет? Минздрав выделяет в год деньги менее чем на тысячу операций, а ежегодно рождается порядка восьми тысяч детей с пороками сердца.
– Но я думала…
– Надейтесь только на собственные силы. Нашему государству и здоровые дети не очень нужны, а больные – подавно. И торопитесь. Вы упустили время. Скажите спасибо профессору Сластухину. Но я уверена, Полина, вы найдете и хирурга, который согласится прооперировать Колю, и деньги. Вы мать.
В природе существует более пятидесяти видов пороков сердца, а сочетания их бесконечны. Николашино сердце отличилось – комбинация его дефектов была редкой и замысловатой. Аполлинария плотно засела в Интернете и вскоре получила ответ из Мюнхенского кардиоцентра. Сотрудница центра Анна Келлер сообщала, что у них было два схожих случая, обе операции прошли успешно и немецкие врачи согласны прооперировать ребенка из России. К электронному письму фрау Анны прилагался прайс на услуги кардиоцентра. Стоимость операции повергла Полину в шок. Но что ей оставалось делать? Только искать деньги.
И гордая Аполлинария, неприступная зеленоглазая красавица, начала карьеру профессиональной вымогательницы. Врач-кардиолог была права – кроме матери, близких родственников и немногих друзей судьба Николаши мало кого интересовала.
Родители передали из Владивостока две тысячи долларов. Для них это была огромная сумма. Друзья и знакомые собрали еще пять. Маша Здоровякина, узнав о Полининой проблеме, вытрясла из кубышки три тысячи евро, а затем стала судорожно прикидывать, что продать.
– Джип, – поняла она наконец.
– Нет, – твердо отказалась Полина. – Еще чего не хватало! Тебе три рта кормить. И не надейся, твой громадный старый драндулет никого не прельстит.
– Почему старый? – обиделась Мария. – Девяносто седьмого года. Пацанчик совсем.
– Оставь эту идею. «Ниссан-патрол» продавать нельзя. Автомобиль вашей семье необходим, а с твоей манерой езды джип – единственный не противопоказанный тебе вид транспорта…
Валютный счет в «Алекс-банке» наполнялся предельно вяло. В какой-то момент поступления и вовсе прекратились. Полина окончательно забыла о надменности и высокомерии – эти качества, надо признать, были ей свойственны, так как с детства она привыкла осознавать свою исключительность. Королевская осанка и сияющий презрением изумрудный взгляд были совершенно неуместны в ее ситуации, Полина бульдозером ровняла свой характер, повинуясь прихоти судьбы. Ей невероятно трудно было просить, умолять, клянчить, но именно этим она теперь занималась с утра до вечера.
Деньги давали неохотно, а ведь город был буквально переполнен людьми, способными одномоментно решить Полинину проблему. Нувориши, капиталисты, коррупционеры, мафиозные авторитеты, предприниматели – они могли перечислить на счет в «Алекс-банке» необходимую сумму и даже не заметить утраты. Но именно в глазах богачей читала Полина отвращение, а не сочувствие. «Как надоели попрошайки! – неслось ей вслед из приемных роскошных офисов. – Ходят толпами, и всем дай денег!»
Незаурядная внешность Аполлинарии, ее фигура, пышные темные волосы и зеленые глаза стали дополнительным провоцирующим фактором. Униженное положение просительницы заставляло толстосумов трепетать от вожделения. Молодую женщину оглядывали с ног до головы, как рабыню на рынке.
«Ты это, давай-ка, потрудись, – ухмыльнулся один из бизнесменов, круглый, подвижный крепыш в дорогом костюме, надетом поверх черной футболки. Он взглядом указал Полине на место со своей стороны рабочего стола. Тонко взвизгнула молния на его ширинке. – А я пока три штуки отбашляю». Полина задохнулась от гнева и отвращения. «Дура! – прокричал вслед крепыш. – Я за минет ни одной проститутке столько не предлагал!»
Кинжал в сердце ей воткнули в благотворительном фонде «Мать и дитя». После непродолжительной беседы с молодой директрисой – шикарной расфуфыренной дамочкой – Полина, полная надежд, отправилась в бухгалтерию. Пять тысяч евро! Целых пять тысяч! Эта сумма сильным рывком приближала ее к финишу мучительной дистанции. Показался в рассеивающейся дымке аэропорт Мюнхена, послышался металлический стук хирургических инструментов, раскладываемых на стерильной поверхности в операционной.
– Распишитесь здесь и здесь.
Бухгалтер ткнула пальцем в ведомость и начала отсчитывать купюры.
– Рублей?! – изумленно выдохнула Аполлинария. Кто-то столкнул ее в февральскую прорубь. Ледяная вода обжигала.
– Пять тысяч рублей, – равнодушно объявила бухгалтерша, выкладывая перед девушкой тонкую стопочку.
Директриса знала, какая сумма требуется на операцию, но дала указание выдать Полине всего пять тысяч рублей. Это было как насмешка!
А дамочка, непонятно кем назначенная на должность директора благотворительного фонда, видимо, решила быть до конца доброй. Она остановила расстроенную и злую Полину у выхода и, внутренне ликуя от своего потрясающего гуманизма, сделала ей предложение:
– Приходите ко мне убирать квартиру. Мне нужна домработница. Я буду хорошо платить…
И Аполлинария, испробовав себя в роли попрошайки, познала новую грань унижения. Страшно нуждаясь в деньгах (она, конечно, неплохо получала в фирме «Поможем!», но расходы на лекарства и ежедневную порцию бензина съели бы и самую невероятную зарплату), Полина стала домработницей – пылесосила ковры и натирала паркет в апартаментах директрисы, гладила шелковые блузки от Лакруа, вручную стирала кружевное белье. Дамочка на самом деле хорошо платила. А Полина наливалась горечью классовой ненависти…
