– Простыни намочишь своим халатом.
Он не услышал, как Сильвия вошла. Строгий костюм, белый воротник блузки поверх лацканов пиджака. Волосы, собранные в узел на затылке, слегка выбились из прически, пока она добиралась домой. Карие глаза, вокруг которых было несколько крошечных веснушек, глядели со спокойным любопытством. Давид поднял голову и смотрел ей в лицо, пока она не улыбнулась, а он не понял вдруг, что может наконец расслабить мышцы, напряженные почти до судорог. В такие минуты они с женой словно погружались друг в друга, мгновенно схватывая смысл без слов, и никакие слова не могли бы заменить этого чудесного единения в молчании. Полуулыбка, так и не прорезавшаяся на лице, слово, едва не сорвавшееся с губ, еле заметный жест – всего этого с избытком хватало для взаимного понимания. Не было нужды в звуках, когда одни глаза говорили «прости, я так виноват», а другие – «знаю, не мучайся так». Они понимали друг друга, как два моряка в одной лодке во время бури. Когда на кону жизнь, сами собой появляются слаженность в работе и мгновенное понимание друг друга. Людям не до взаимных претензий, когда необходимо дружно, лихорадочно вычерпывать воду из лодки, чтобы оставаться на плаву, а не тонуть. Лучше с кровавыми мозолями, да жить, чем пойти на корм рыбам. И пусть он только будет рядом, твой друг – каким бы он ни являлся.
– Я привез тебе из Лиссабона пирожные, – сказал Давид, протягивая ей пакет.
Ужин получился очень приятным. Тарелка с паштетами (Сильвия их ела с клубничным джемом), омлет с шампиньонами и салат из эндивия. Давно уж им не выпадало так славно посидеть вдвоем за столом. На рабочей неделе было трудно устраивать специальные светские вечера. Если Давиду удавалось быть дома к ужину, они просто быстро ели в кухне, устало обмениваясь во время еды впечатлениями дня. Сильвия рассказывала, что там у них происходило сегодня в бюро, а Давид – что-нибудь о том, как продвигаются продажи очередного романа. В пятницу или субботу отправлялись с приятелями поужинать на террасе какого-нибудь кафе – пара рюмок, смех, анекдоты.
Сейчас они говорили о лиссабонской поездке и романе Лео, но оба ждали момента, когда придется открыть карты.
– Надеюсь, теперь он начнет работать, – говорил Давид. – Я давно не видел его таким спокойным, как в день, когда улетал. Будто он мне в чем-то важном поверил. А это, знаешь, между автором и издателем – главное. Вообще, иметь возможность рассказать без утайки о своих бедах…
Сильвия подождала, чтобы он проникся смыслом им же сказанных слов. Давид, однако, не замечал ее особого настроения. Тогда она дождалась паузы и поставила между ними на стол аптечный флакон.
– Что это? – спросил Давид.
– Фолиевая кислота.
– Зачем ее принимают?
– Она благоприятно действует на плаценту и растущий плод.
Давид замер. Язык не слушался, слов тоже не было. Сильвия, однако, ответила на невысказанный вопрос:
– Нет.
– Нет?
– Нет, Давид. Ты рад?
Вот один из тех вопросов, на которые как ни ответь – все равно будешь плох.
– Я не ждал этого… не был готов. Вот и все.
– Именно. Ты не ждешь и не готов. Вот что происходит с нами, Давид.
– Я не готов быть отцом?
– В том числе. – Сильвия говорила мягко, без обвинительных интонаций.
– Но ребенок полностью изменит нашу жизнь.
– Конечно. Пусть она изменится. Давай ее изменим!
– А как изменить эту квартиру, например? Она слишком мала.
– Согласна. Сменим на большую.
Давид отметил спокойную непреклонность ее тона и понял, что дело плохо. По стенам змеились трещины. Трещало. Где-то прорвалась вода и размывала самые основания.
– Машина, – продолжил Давид. – Она тоже не годится.
– Согласна, сменим и ее.
– Не так это просто, Сильвия. Любую покупку надо планировать. Мы не можем завтра пойти и купить все, что хочется.
– У нас нет времени, – возразила она.
– А собственно, почему? Кто сказал, что у нас нет времени?
– Это я тебе говорю. И мои тридцать четыре года. Мы стареем, Давид, хочешь ты или нет.
– Да ведь рожают и в сорок. Многие женщины. И ничего.
– Давид, сейчас самое время. Пока я не состарилась.
– Ты боишься родов? Если дело в этом…
– Я хочу быть своему ребенку мамой, а не бабушкой. А ты хочешь дожить до внуков?
– Ты уж и до внуков добралась? Пойми: я хочу детей, мы об этом столько уже говорили, но…
– Да, разговоров было много. Я вижу, ты хочешь и дальше только разговаривать.
Давид молчал. Надо было немедленно сказать что-нибудь, что спасло бы положение, вывело бы из быстро закручивающейся необратимой воронки беседы. Должны быть такие слова, но он не знал их.
– Вот так, Давид. Мы много говорили о своих детях. Что они будут – в будущем. Теперь это будущее настало.
– Так. Хорошо. Согласен. Но, Сильвия… нельзя же так – в один прекрасный вечер поставить на стол флакон фолиевой кислоты и ждать от этого жеста решения всех вопросов. Есть проблемы, которые не решаются с наскоку. Ты думала о том, что дети затормозят твой служебный рост?
– На нашем предприятии, Давид, не дают отпуск по беременности и родам.
– То есть как? Никто из женщин не рожает?
– Рожают, но при этом увольняются. Если кто-нибудь попробует не уволиться по доброй воле, уволят за неизбежные прогулы.
– Но это незаконно! Закон защищает материнство. В трудовом соглашении никоим образом не может быть пункта о…
– Его и нет. Это просто обойдено молчанием. А когда приходишь на собеседование, устраиваясь на работу, они, поговорив обо все остальном, бросают тебе в спину уже на пороге: «Ну, и вы сами понимаете, что о детях не может быть и речи».
– Так что же делать? – спросил Давид.
Сильвия смотрела на него в упор, словно ожидая, что он сам предложит ответ, но Давид потерянно молчал.
– Я сменю работу.
– На какую?
Сильвия говорила как человек, принявший твердое решение, и Давид мог противопоставить ему лишь слова – жалкое средство.
– На какую? На ту, где с беременными обращаются помягче. В любом случае я добьюсь, чтобы отпуск по родам мне оплатили. Есть законы, есть положенные по закону пособия.
– Ну ладно, а с моей-то работой как? Как ты будешь справляться одна, пока я в разъездах?
– Да, ребенок изменит все. В том числе и твою жизнь.
– Уж не хочешь ли ты, чтобы и я бросил работу?
– Нет, нужно найти другую – которая не потребует постоянных разъездов.
– Не так это просто. Я главный редактор. К такой должности, ты знаешь, человек идет долго, и найти равноценную замену…
– Значит, согласишься на менее ответственную работу.
– И мы тут же потеряем в деньгах. Представь – ты не работаешь, а я едва зарабатываю, какая жизнь!
– Все равно – что-то делать надо.
Сильвия не отводила от мужа твердого взгляда, а сам Давид прятал глаза. Уж очень она на него давила.
– Прости, сейчас я не знаю, что сказать. Дай мне прийти в себя.
– Давид, ты кто угодно, но не дурак. А потому понимаешь, что именно стои́т на кону сегодня вечером для тебя и меня. Я твердо решила больше не откладывать. Я хочу быть с тобой. Я хочу родить нашего ребенка. Разумеется, жду от тебя в этом поддержки – не думала, что это придется обсуждать… выслушивать твои аргументы против…
– Сильвия, послушай… пока я ничего не могу сообразить, быстро приспособиться к тому, что ты обдумывала не один месяц. Дай мне хоть пару дней. Я должен все просчитать… посмотреть, как складываются дела в издательстве. Надо поговорить с шефом.
Давид наконец взглянул ей в лицо. Помолчал. И произнес мягко:
– Сильвия, хорошая моя. Я растерялся. Пока не знаю, что сказать.
– Мне достаточно, что ты об этом думаешь. Я ведь понимаю, как неожиданно тебе это свалилось на голову и как много надо обдумать. Вижу, что тебе немного страшно от того, как все теперь изменится. Ну так это же наша с тобой жизнь, и мы ее проживем вместе. Я этого хочу – и ты тоже, надеюсь. Поговори с кем нужно, и вернемся к вопросу на неделе. Только помни – это решено. Мы не откладываем рождение ребенка, а планируем его.
– Ясно, – кивнул Давид. – Я поговорю с шефом завтра. Он, кстати, сам меня вызывал.
Сильвия радостно улыбнулась, и эта улыбка напомнила ему, как он ей объяснялся в любви, и сразу стало очевидно, что с Сильвией будет легко иметь детей. Давид часто думал о своих будущих детях и всегда воображал их себе с лицом Сильвии – улыбающейся Сильвии. Только вот момент для этого всегда оказывался неподходящим. Ну а теперь будь что будет. Уже началось. Надо решать.
– Ну что, спать? Устал небось, солнышко ты мое? Сильно устал?
– Честно говоря, ужасно устал… бессонная ночь… а-а-а…
Он вдруг понял, что Сильвия имела в виду, и, усмехнувшись, прервал зевок. Кивнул на флакончик:
– А фолиевая кислота? Ждет своего часа?
– Пока подождет, – ответила Сильвия. – На эту ночь у меня другие планы.
Сейчас, распростертая на полу с руками в крови, она уже не выглядела как женщина, способная перевернуть весь мир, чтобы достичь своей цели. Ее широко открытые глаза, зеленые, как сама надежда, с желтыми искорками, глаза, покрытые слезами, которые собирались в крупные капли, казалось, молили об иной судьбе, той судьбе, которая уже была ей безразлична, просто чтобы все сделать правильно. Перед тем как навсегда уйти от нее…
