Людмила слушала Аглаю Васильевну, как будто учительницу на уроке истории. У нее никак не укладывалось в голове, что речь идет о людях, которые жили на свете – женились, воевали, спасались от войны и от болезней. Более того, о людях, которые имеют к ней, Людмиле, какое-то отношение. Аглая Васильевна говорила уверенно и спокойно, она-то не сомневалась, что так все и было.
– Откуда вы знаете? – не выдержала Людмила. – Вы говорите о таких далеких временах, а как будто видели все сами…
– Это история нашей семьи, – ответила Аглая, ничуть не смутившись, – ее передавали из поколения в поколение. Каждый человек должен знать о своих корнях. Вот смотри… – Она открыла первую страницу альбома, там на снимке женщина удивительной красоты сидела в кресле, держа на коленях ребенка.
– Это твоя прабабка с дочерью, – сказала Аглая, мягко проводя пальцами по снимку, – ты тоже на нее похожа…
Тонкий овал лица, резко очерченные скулы, большие глаза, длинная шея, особенно заметная из-за высоко поднятых волос. Младенец на коленях матери строго и серьезно смотрел в объектив.
– Прадед погиб в Гражданскую войну, их с бабушкой сослали сюда… – снова заговорила Аглая, – мы с твоей мамой сводные сестры, от разных отцов. С первым мужем бабушка не успела зарегистрироваться, он утонул на лесосплаве. А потом она дала Лиде свою фамилию, чтобы мы с ней считались родными…
Людмила почувствовала вдруг ужасную усталость. Тяжелый перелет, холод, да еще встреча с теткой. Она просто не в состоянии вместить в себя сведения о стольких родственниках. Да и зачем? Они все давно умерли, она никогда их не узнает…
– Послушай, девочка, послушай, это очень важно… – Аглая Васильевна мягко, но решительно тронула ее за плечо, – вижу, что ты устала, но потерпи еще немножко.
Людмиле стало стыдно. Человек к ней со всей душой – привела к себе, обогрела, чаем напоила, а она не может даже выслушать, хотя бы из простой благодарности.
– Ты права, невозможно знать точно, что произошло в твоей семье в шестнадцатом веке, слишком много прошло времени, – продолжала Аглая Васильевна, – но существует легенда, что семья Коллоди – это побочная ветвь знаменитой семьи Борджиа. Ты ведь знаешь, кто они такие?
– Ну… – неуверенно ответила Людмила. – Лукреция Борджиа, она убивала своих любовников…
– Да… – Аглая скрыла улыбку, – прямо скажем, маловато… Судьба у нее была очень сложной, она была несвободна в своих поступках и решениях, ею руководили отец и брат. Много раз выдавали замуж, не спрашивая согласия, первый раз выдали в тринадцать лет. Ну, тогда это было в порядке вещей, Джульетте, как ты помнишь, было четырнадцать, Шекспир прямо пишет…
«Не помню», – подумала Людмила, но ничего не сказала.
– Известно, что была Лукреция очень красива: светлые волосы, удивительные зеленые глаза.
Людмила подняла голову – да это же ее описание – светловолосая женщина с удивительными зелеными глазами.
– Да-да, – кивнула Аглая и погладила ее по голове, – женщины в нашей семье похожи на Лукрецию. Не все, конечно, – поправилась она, – но одна в поколении обязательно такая же красавица. Так уж повелось, что имя им дают обязательно на «Л», отдавая дань памяти Лукреции. Твою прабабку – ту, что на снимке, звали Леокадией, бабушку – Ларисой, твою маму – Лидией, а тебя – Людмилой… Не могу сказать, что это приносит им счастье, хотя не знаю про тебя…
– Это случайно, так получилось случайно… – вставила Людмила.
– Как знать? – вздохнула тетка. – Ничего не бывает случайного в мире, все предопределено…
Людмила задумалась на мгновение.
С детства у нее было все, что она пожелает. Хотя, надо сказать, хотела она немногого. Была тиха и послушна, гувернантки, которых нанимал отец, всегда были ею довольны. Сколько себя помнит, не имелось у нее никаких особенных желаний. Потом отец послал ее в Англию, в закрытую школу, а когда вернулась, сразу же вышла замуж за Димку. Они познакомились на приеме, который отец давал в честь ее приезда. Он сам их и познакомил. Брат говорил, что какие-то дела у них были с Димкиным отцом, партнерство или еще какие-то деловые связи, Людмила совершенно не разбиралась в бизнесе. Тем более что отец не афишировал свои дела, формально он – председатель Комитета по финансам в городском правительстве, то есть государственный служащий, ему, кажется, нельзя заниматься бизнесом… в общем, Людмила ничего в этом не понимает и сейчас, а уж тогда-то, в восемнадцать лет, и вовсе об этом не думала.
Димка был симпатичный, улыбчивый, сразу ей понравился, она ему тоже. С ним было весело: он рассказывал забавные истории, таскал ее по модным клубам, знакомил с приятелями, которых у него было великое множество.
После сдержанной, суховатой Англии Людмиле ужасно нравилась такая жизнь, просто нескончаемый праздник. Тем более что отец всячески приветствовал их с Димкой общение.
Они ходили смотреть в зоопарке орангутанга по имени Моника. Моника была очень умной обезьяной, она рисовала и понимала человеческую речь. Они ночами носились по пустому городу в Димкиной открытой машине, они даже собирались прыгать с парашютом, но ее отец своевременно узнал об этом и запретил.
Они любили друг друга в крошечной однокомнатной квартирке, которую Димке уступил на время приятель. Димка жил с родителями в загородном доме, будущая свекровь принимала Людмилу до приторности любезно, но о том, чтобы остаться на ночь, не было и речи.
Они были молоды и бесшабашны, то, что происходило тогда между ними, казалось Людмиле любовью. Наверно, в тот короткий период она и была счастлива.
Отец сам заговорил с ней о свадьбе. Людмила слушала его с радостью. Было ужасно интересно – помолвка, выбор платья, ресторана, свадебного путешествия. Впрочем, отец почти все выбрал сам. Все, кроме платья. Платье они выбирали с тогдашней женой брата Аленой. Та все подсовывала Людмиле очень открытое, с пышной юбкой, у Людмилы не хватило духу отказаться. Потом на свадьбе она чувствовала себя голой, и свекровь все время поджимала губы.
После свадьбы ничего не изменилось. Они проводили время как раньше. Димка вроде бы где-то учился, но на занятия не ходил. Через несколько месяцев Людмиле надоело такое времяпрепровождение и она захотела учиться – все-таки что-то новенькое. Отец устроил ее на факультет международных отношений – там учились все дети городской элиты. Людмиле сокурсники не слишком нравились, парни оказывали слишком большое внимание, а она ведь считала себя замужней женщиной. Позже выяснилось, что ее муж не считал себя женатым человеком. Он не имел в виду ничего плохого, когда на вечеринках занимался легким, ни к чему не обязывающим сексом с девицами из тусовки, он просто не принимал всерьез свой брак.
Пару раз они крупно поругались, когда Людмиле стало известно про его похождения. Она даже пожаловалась отцу, но он только отмахнулся – не обращай внимания, не делай из мухи слона, сплетни не слушай.
Так продолжалось года полтора, а потом Димкин отец неожиданно умер от инфаркта. Димка очень переживал, и Людмила поддерживала его, как могла, ей даже показалось, что он вовсе не такой легкомысленный и у них что-то может получиться, но тут отец пришел как-то вечером и сказал ей, что с мужем нужно немедленно развестись, он ведет себя несерьезно, болтается по ночным клубам и изменяет ей с первыми встречными девками. Он, отец, не может допустить, чтобы его дочь позорил какой-то безответственный шалопай.
Людмила растерялась, тогда он сам строго сказал вошедшему Димке, чтобы собирал вещи и не являлся больше сюда. Димка пришел выпивши и тут же стал орать, что его с матерью обобрали компаньоны, что денег на счетах не оказалось, и договорился до того, что прямо обвинил в этом отца. Людмила, услышав такое, в ужасе закрыла глаза, всерьез ожидая, что сейчас грянет гром небесный, но отец только кивком пригласил Димку в кабинет и плотно закрыл дверь.
Димка вышел оттуда бледный как смерть и трезвый как стеклышко. Он посмотрел на Людмилу, хотел сказать что-то трясущимися губами, но не смог и только махнул рукой и ушел. Она застала его в спальне собирающим чемодан. Он обругал ее грубо, с ненавистью, так что Людмила заплакала от обиды.
– Но ты же правда мне изменял, ты сам виноват, так неужели мы не можем расстаться как порядочные люди? – говорила она сквозь слезы.
– Дура! – сказал он и посмотрел жалостливо и брезгливо, как на умалишенную.
Больше они не встречались.
– Что притихла, о чем задумалась? – окликнула ее Аглая Васильевна.
– О счастье, – честно ответила Людмила.
– Ты замужем? Кольца на руке нету… – Аглая взяла ее руку.
Колец не было никаких – ни обручального, ни с камнем. Отец убедил ее, что на курорте она будет глупо выглядеть в трауре. И тогда Людмила решила хотя бы не надевать никаких украшений.
– Уже нет… – Людмила наклонила голову, чтобы скрыть набежавшие слезы, потом уткнулась лицом в худое, но такое родное плечо тети Аглаи и рассказала ей все про смерть Антона и про то, что отец и брат буквально выпихнули ее в этот дурацкий Сиам, хотя ей совершенно не хотелось никуда лететь.
