– Когда же к вам в дверь стучалась незнакомая женщина?
– На той неделе. Пришла – и Оуэна спрашивает; я ей: мол, нету его, а она такая: «Передайте ему, что Анджела умерла» – и увеялась.
– Эта женщина точно была вам незнакома?
– Никогда в жизни ее не видала.
– А особа по имени Анджела вам знакома?
– Нет. Но вокруг него, бывает, поклонницы вьются. – Леонору вдруг понесло. – Одна, к примеру, повадилась ему в письмах фотки свои присылать, на которых одета точь-в-точь как его героиня. Те, кто ему письма пишут, начитались его книжек и возомнили, будто он их понимает. Вот дурехи-то, а? Это же все выдумки.
– Поклонницы, как правило, знают домашний адрес вашего мужа?
– Нет, откуда? – удивилась Леонора. – Может, это студентка была или еще кто. Он изредка лекциями подрабатывает.
В кабинет вошла Робин с подносом. Поставив кофе перед Страйком и чай – перед Леонорой Куайн, она тут же удалилась и плотно затворила за собой дверь.
– Больше никаких странностей не происходило? – спросил Страйк. – Просунутые в щель экскременты, визит этой женщины?
– Еще за мной, кажись, следили. Дылда какая-то, чернявая, сутулая, – продолжила Леонора.
– Но это была не та же самая женщина, которая…
– Да нет, которая в дверь ломилась – та кубышка. Волосы длинные, рыжие. А эта – чернявая и как бы горбится.
– Вы уверены, что она за вами следила?
– Вроде да. Я ее раза два-три засекла. Она не местная, у нас в Лэдброк-Гроув таких нету, сама-то я тридцать лет там живу.
– Ясно, – протянул Страйк. – Вы, кажется, упомянули, что ваш муж был в расстроенных чувствах? Что же его огорчило?
– С агентом повздорил.
– На какой предмет, не знаете?
– На предмет книжки своей, самой последней. Лиз – агент его – поначалу говорила, что это шедевр, а потом, буквально через день, приглашает его поужинать и заявляет, что печатать такое нельзя.
– Почему она так резко изменила свое мнение?
– Это вы у нее спросите. – Леонора впервые разозлилась. – Понятное дело, он потом на стенку лез. И немудрено. Два года над этой книгой корпел. Пришел он домой – и прямиком к себе в кабинет, схватил все в охапку…
– Что конкретно он схватил?
– Да книгу свою, то бишь рукопись, черновики, все, что было; бранился на чем свет стоит, запихнул бумаги в сумку – и поминай как звали. Больше я его не видела.
– У него есть мобильный телефон? Вы не пытались ему позвонить?
– Пыталась, да он трубку не берет. Он вообще не отвечает, когда вот так с места срывается. А однажды мобильник свой из окна машины выкинул, – сообщила Леонора, опять с нотками гордости за вспыльчивость мужа.
– Миссис Куайн, – начал Страйк, чья любовь к ближнему (что бы он ни говорил Уильяму Бейкеру) имела свои границы, – буду с вами откровенен: мои услуги стоят недешево.
– Понятное дело, – невозмутимо сказала Леонора. – Лиз вам заплатит.
– Лиз?
– Лиз… Элизабет Тассел. Агент Оуэна. Это по ее милости он сбежал. Пусть из своих комиссионных возьмет. Мой муж для нее – золотое дно. Она всяко захочет его вернуть, когда поймет, что натворила.
Страйк не разделял такой уверенности. Он бросил в чашку три куска сахара и залпом выпил кофе, пытаясь прикинуть, как подступиться к этому делу. Леонора Куайн вызывала у него безотчетную жалость: она, похоже, привыкла терпеть истерики мужа, смирилась с тем, что у нее молчит телефон, и полагала, что за любую помощь нужно платить. Если отвлечься от некоторой эксцентричности ее манер, в ней сквозила воинствующая честность. И все же, с тех пор как дела Страйка пошли в гору, он беспощадно отсекал невыгодные контракты. Те немногие просители, которые поверяли ему душещипательные истории, рассчитывая, что собственный тяжкий опыт Страйка (описанный и раздутый газетами) заставит его поработать на них бесплатно, уходили ни с чем. Но Леонора Куайн (она уже расправилась со своим чаем не менее лихо, чем Страйк – с кофе) встала с таким видом, будто все условия и расценки уже полностью согласованы.
– Пойду я, – сказала она. – Не хочу Орландо надолго оставлять. Девочка и так без папы тоскует. Я ей пообещала, что найму человека, который его отыщет.
За последние месяцы Страйк не раз помогал состоятельным молодым женщинам собирать компромат на банкиров-мужей, утративших былую привлекательность после финансового кризиса в Сити. Теперь его грела мысль о том, чтобы сделать для разнообразия нечто противоположное: вернуть жене мужа.
– Ну хорошо, – сказал он и, зевнув, придвинул к ней блокнот. – Мне понадобятся ваши контактные данные, миссис Куайн. И фото вашего мужа тоже не помешает.
Округлым, детским почерком Леонора внесла в блокнот свой адрес и номер телефона, но просьба о фотографии, по всей видимости, ее удивила.
– А фотка вам для чего? Он же в этом писательском доме. Попытайте Кристиана Фишера – пусть расскажет, как туда добраться.
Не успел Страйк, измотанный усталостью и болью, выбраться из-за письменного стола, как посетительница уже выскользнула в приемную. Он услышал, как она скупо бросила Робин: «Спасибо за чай», потом стеклянная дверь, ведущая на площадку, резко распахнулась и тут же захлопнулась с легкой вибрацией; новая клиентка исчезла.
Нет, главное в жизни – иметь умного друга…
Уильям Конгрив.Двойная игра[1]
Страйк опустился на диван в приемной. Это был почти новый предмет обстановки, стоивший немалых денег: он пришел на смену старому, разбитому, приобретенному в свое время из вторых рук. Диван, обтянутый искусственной кожей, которая подкупила Страйка в мебельном магазине, издавал неприличные звуки, если сидящий делал резкое движение. Помощница Страйка, высокая, статная, цветущая, с лучистыми серо-голубыми глазами, – пристально вгляделась в своего босса поверх кофейной чашки.
– У тебя жуткий вид.
– Всю ночь вытягивал из одной истерички подробности сексуальных отклонений и финансовых махинаций пэра Англии, – широко зевая, объяснил Страйк.
– Лорда Паркера? – ахнула Робин.
– Его самого, – подтвердил Страйк.
– Неужели он…
– Крутил шашни с тремя женщинами одновременно и переводил миллионы в офшорные зоны, – сказал Страйк. – Можешь в воскресенье почитать «Ньюс оф зе уорлд», если тебя не стошнит.
– Но как ты это раскопал?
– Через знакомых своих знакомых, у которых тоже есть знакомые, – заученно произнес Страйк.
От очередного зевка у него едва не разорвался рот.
– Тебе нужно выспаться, – сказала Робин.
– Это точно, – подтвердил Страйк, не двигаясь с места.
– Ганфри придет в четырнадцать часов, а до этого никого больше не будет.
– Ганфри, – вздохнул Страйк и потер глаза. – Почему у меня в клиентах сплошные подлюги?
– Миссис Куайн не производит впечатления подлюги.
Сквозь толстые пальцы Страйк бросил на нее осоловелый взгляд:
– С чего ты взяла, что я буду на нее работать?
– Кто бы сомневался? – Робин не удержалась от лукавой улыбки. – Она в твоем вкусе.
– Эта застарелая отрыжка восьмидесятых?
– В качестве клиентки – она в твоем вкусе. Кроме того, тебе хотелось поставить на место Бейкера.
– И ведь получилось, правда?
Зазвонил телефон. Все еще посмеиваясь, Робин сняла трубку.
– Бюро Корморана Страйка, – сказала она. – А, это ты, привет.
Звонил ее жених, Мэтью. Робин покосилась на босса. Страйк сидел с закрытыми глазами, запрокинув голову и сложив руки на широкой груди.
– Послушай, – сказал ей Мэтью; когда он звонил с работы, его голос звучал сухо, – мне придется перенести встречу с пятницы на четверг.
– Ой, Мэтт… – Робин пыталась не выдавать раздражения и обиды. Назначенная встреча срывалась уже в пятый раз. Робин, единственная из троих запланированных участников, ни разу не потребовала изменения времени, даты или места; каждый раз она подстраивалась под других. – Но почему?
Вдруг с дивана донесся мощный храп. Страйк заснул, как сидел, упираясь мощным затылком в стену и не расцепляя рук.
– У нас девятнадцатого корпоратив, – сказал Мэтью. – Если я не приду, меня не поймут. Там все должны засветиться.
Робин едва сдержалась. Ее жених трудился в крупной финансовой компании, но вел себя так, будто на нем лежали светские обязанности посольского работника.
Истинная причина виделась ей вполне прозрачной. Бывали случаи, когда Робин вынужденно отменяла назначенные у них с Мэтью дела по просьбе Страйка. За те восемь месяцев, что она работала в сыскном агентстве, ее босс и жених ни разу не видели друг друга – даже в тот злополучный вечер, когда Мэтью заехал за ней в травматологическое отделение, куда она привезла Страйка, плотно обмотав его руку своим пальто, чтобы унять хлеставшую из раны кровь: его полоснул ножом загнанный в угол преступник. Когда Робин, дрожащая, перепачканная кровью, вышла из приемной операционного блока, Мэтью наотрез отказался зайти поздороваться с раненым сыщиком. Эта история привела его в ярость, хотя Робин всеми силами доказывала, что сама никогда не подвергается ни малейшей опасности.