Глаза курбаши почти совсем закрылись. Стоявшие за его спиной басмачи глухо зароптали. Один из них, худой и высокий, шагнул было к юноше с тяжелой камчой в руке, но, остановленный жестом курбаши, попятился назад.
- Глупец! - еще раз повторил курбаши. - Ничтожный ты человек. Упрямство обойдется тебе дорого. Ты говоришь чужим языком, мальчишка, а я требую, чтобы ты заговорил своим.
- Я говорил языком человека, а не эмирского раба, - отрезал юноша.
- Я обещаю тебе сохранить жизнь. Ты еще молод. У тебя есть отец, мать и, наверное, любимая. Что из того, что ты загубишь свою жизнь и опечалишь их? Кому от этого польза?
- Я все время думаю о пользе для них и для всех честных мусульман, поэтому не трать лишних слов...
- Подумай! - предупредил курбаши. - Я требую от тебя немногого. Скажи, что было написано в той бумажке, которую ты вез на погранзаставу и проглотил?
Юноша молчал.
- Думай быстрее! - напомнил курбаши.
- Мне спешить некуда. Это тебе следует торопиться. Вот наши нагрянут...
- У тебя длинный язык, - прервал его курбаши. - Смотри, я могу его укоротить.
Юноша усмехнулся и сказал:
- Наши языков не режут, а вот голову тебе отхватят, как бешеной собаке.
Басмачи загудели, стали плеваться и с нетерпением поглядывали на своего главаря. Неужели он и это стерпит?
- Верблюжий ублюдок, - процедил сквозь зубы курбаши и поднялся с камня. Сжимая в руке плеть, он сделал шаг вперед, но в это время к нему подбежал мирза7 банды Хаким и, не переводя дыхания, доложил:
- Едут... Двое едут... Бахрам и другой... молодой.
Курбаши оглянулся. Из горловины ущелья, приближаясь к лагерю басмачей, скакали два всадника. Один из них был Бахрам, другой - Наруз Ахмед.
- Да, это он, - тихо, только для себя, промолвил старый курбаши, и на короткое мгновение что-то человеческое и давно забытое шевельнулось в его груди. - Он... он...
Всадники спешились и, оживленно переговариваясь, направились к курбаши. Не доходя шагов десяти, Наруз Ахмед вдруг остановился. Он пристально взглянул на басмаческого главаря, как-то сгорбился, и из уст его сорвался крик:
- Отец! Отец!
Он стремительно подбежал к курбаши и бросился в его простертые руки. Старый курбаши Ахмедбек (а это был он) обнял сына, похлопал его по спине, отступил на шаг назад, окинул пытливым взглядом и сказал:
- Палван!8
Наруз отвел в сторону лицо с внезапно увлажнившимися глазами. Нет, не напрасно он день и ночь думал об отце. Не напрасно втайне гордился тем, что в его жилах течет кровь такого человека! Не напрасно верил в возвращение отца. И вот отец стоит перед ним, такой же крепкий, сильный, без единой сединки в бороде. И глаза его, как и тогда, одиннадцать лет назад, смотрят открыто, смело, по орлиному. Так вот почему помалкивал хитрый Бахрам и не говорил о том, кто ждет их в ущелье. Подарок! Да какой еще подарок!
Под шушуканье и одобрительные возгласы басмачей отец и сын отошли в сторонку и уселись на камнях.
Несколько мгновений они молчали, удивленно и радостно разглядывая один другого. Первым начал разговор Ахмедбек. Он стал подробно расспрашивать сына, где и как живет он, в чем состоит его работа, поинтересовался семейными делами Наруза и, наконец, спросил, жива ли мать.
Подошел Бахрам, опустился на землю, попросил закурить.
- Бек, - сказал он, затягиваясь дымом. - Твой человек ждет приказа.
Курбаши повернул голову. Невдалеке стоял высокий и тонкий, словно жердь, басмач, прозванный в банде насмешливым именем Узун-кулок - "Длинное ухо", - и нетерпеливо топтался на месте.
Ахмедбек прервал беседу и приказал человеку подойти.
Тот торопливо подбежал, скользнул быстрым взглядом по лицу Наруза Ахмеда и обратился к курбаши:
- Как велишь, господин, поступить с верблюжьим ублюдком?
Ахмедбек блеснул глазами и тотчас опустил веки.
- Я должен знать, что было написано на той бумажке, которая лежит в его желудке. Вытащи ее, - спокойно произнес он, будто речь шла о том, что бумажку следовало вытащить из кармана или тюбетейки.
- Все будет исполнено, господин, - басмач почтительно склонил голову, приложил руку к груди и удалился.
Прерванная беседа возобновилась.
Ахмедбек поинтересовался, был ли предупрежден кем-либо сын о необходимости подготовить лошадей.
- Да, был. В кишлаке Обисарым девять молодых объезженных лошадей отдыхают на выпасе в долине.
- Воробей на завтрак льву... - заметил курбаши.
Наруз объяснил, что в ближайшее время нет никаких надежд достать коней, так как все они взяты на строительство канала.
Вдруг страшный, нечеловеческий вопль огласил ущелье. Наруз вздрогнул.
- Что это? - с опаской спросил он, смотря в сторону лагеря.
- Ничего особенного, - успокоил его отец. - Узун-кулок делает операцию. Он у меня хирург.
Только сейчас Наруз Ахмед понял смысл приказа курбаши. Невдалеке несколько человек, навалившись на пленного, дико визжа и изрыгая проклятия, прижимали к земле его голову, руки и ноги. Узун-кулок действовал огромным ножом. А человек продолжал кричать так страшно, что у Наруза ослабли ноги и лоб покрылся испариной.
- Ты помнишь чеканщика Максумова? - спросил между тем отец. - Умара Максумова?
- Что? - переспросил Наруз Ахмед, ошеломленный невиданным зрелищем. Ему хотелось заткнуть пальцами уши, чтобы не слышать предсмертного крика, проникающего в душу, мозг и сердце.
Ахмедбек терпеливо повторил свой вопрос.
- Помню... как же... - рассеянно ответил Наруз Ахмед и скосил глаза в сторону крика.
- Где он? - полюбопытствовал Ахмедбек.
- Все там же, в городе... Я встретил его как-то... Примерно месяц назад. Постарел... седой весь... а бороду сбрил... - Он вновь посмотрел туда. Басмачи, тесно обступив что-то, хохотали.
Пленный уже не кричал. Он умолк навсегда и лежал недвижимо. Стоя над ним на коленях, Узун-кулок спокойно орудовал своим ножом.
- Чеканщика Умара надо отыскать живого или мертвого, - твердо продолжал Ахмедбек, - Он присвоил мой клинок.
- Клинок?
- Да! Клинок, который пожаловал мне эмир Саид Алимхан. Ты должен помнить этот клинок. Он висел на ковре в большой комнате.
- Помню, - сказал Наруз Ахмед, и в памяти его действительно всплыли из далекого детства и просторная, прохладная комната, и большой багровый ковер на стене, а на нем - сабля с позолоченными ножнами, сверкающая солнечными зайчиками. - А ты знаешь, кто сейчас живет в нашем доме? - спросил он.
Ахмедбек сделал неопределенный жест рукой. Нет, это его не интересовало.
- Ты должен найти Умара и взять клинок. Отобрать, чего бы это ни стоило! А потом передашь мне. В этом клинке кроется большая тайна. Ее знают лишь два человека: я и Ахун-ата, твой первый учитель. И ты узнаешь эту тайну, как только придет Ибрагимбек.
- А почему он медлит? - поинтересовался Наруз Ахмед.
Брови курбаши недовольно сдвинулись. Его начинало раздражать легкомыслие сына. Ему говорят о клинке, а он спрашивает об Ибрагимбеке!
- Ты понял, что я сказал? - строго спросил курбаши.
- Конечно, понял, отец! Клинок я добуду. Добуду и спрячу. Но почему ты не хочешь сказать, когда придет Ибрагимбек?
- Ибрагимбек ждет моего сигнала, а время еще не подошло. Надо поднять людей. Сотни, тысячи, десятки тысяч людей. Надо отыскать и обеспечить надежные переправы. У Ибрагима армия. И создана она не для того, чтобы погибнуть при переходе границы. Ибрагимбек должен переправиться со своими воинами без боя, внезапно. А это не так просто. Со мной пошли сто двадцать джигитов, а уцелели семьдесят. Пятьдесят легли под пулями аскеров9 с пограничной заставы...
Ахмедбек умолк. К нему вприпрыжку приближался Узун-кулок. На его лисьей физиономии, поросшей редкой, точно пух, растительностью, играла довольная улыбка. С вымазанных костлявых рук капельками стекала кровь. Подойдя вплотную к курбаши, он молча протянул левую руку, разжал пальцы, и на узкой ладони его оказался небольшой, облепленный слизью комочек бумаги.
Ахмедбек всмотрелся в него, сощурил глаза и сказал сыну:
- Разверни и прочти.
Что-то вроде судороги пробежало по телу Наруза Ахмеда. Преодолев чувство гадливости, он осторожно, кончиками двух пальцев снял комочек с ладони басмача, положил его на гладкий камень и, взяв в другую руку маленькую гальку, разгладил бумажку. На ней были написаны десять строк по-русски мелким, убористым и разборчивым почерком. Но некоторые буквы разбухли, расползлись, а последняя фраза слилась в сплошное пятно.
Наруз Ахмед прочел:
"Одна партия бандитов, около сорока человек, оторвалась от преследования и ушла в пески. Вторая - примерно десятка три - скрылась в горах. Завтра в распоряжение вашей заставы подойдут два отряда. Отряд ОГПУ, усиленный краснопалочниками..." - Наруз Ахмед умолк. Напрягая зрение, он всматривался в окончание записки, но ничего разобрать не мог. - Дальше непонятно, - сказал он.
Ахмедбек нахмурился. Два отряда. Это не шутка. У них пулеметы, а чего доброго, и пушки. Да и бьются они, по совести говоря, лучше его джигитов. Если стреляют, так без промаха, если рубят, то наповал. Он при переправе потерял пятьдесят голов, а пограничники - самое большее полдюжины. Надо предупредить Ибрагимбека.
