- Да рассказывать-то особенно нечего. Один из охранников, что были в том разбившемся вертолете, остался жив. И когда прилетели бандиты, он...
- Начал стрелять?
- Нет, он принял их за своих. Это они начали стрелять по нему, а он, обороняясь, обстрелял их вертолет и серьезно повредил его. Так что далеко они не улетели, упали возле Никши, поселок у нас такой. А там участковый въедливый - лейтенант Грысин. Да и люди набежали - свободные же все, без работы сидят.
- Задержали бандитов?
- Двоих. Третий убежал. Это-то и насторожило Грысина. Организовал наблюдение за оставшимися двумя и охрану вертолета.
- Почему же до сих пор не взяли третьего?
Плонский не поднял глаз, не подал виду, что понял прокол гостя. Говорил, что ничего не знает, а, оказывается, знает-таки, что третьего, и верно, до сих пор не нашли. Оглянулся, будто в задумчивости, будто там, в поселке, что-то его заинтересовало.
Поселок был, как поселок: панельные дома, выстроившиеся подобно фишкам домино, за ними, загораживая горизонт, - омертвевшие корпуса комбинатов. А здесь, внизу, у громадного серого камня, лежавшего посередине площади, оживленная толпа.
- Что там такое? - заинтересовался гость.
- А ничего. Мужики зубоскалят.
Гость привстал, заглянул через перила.
- Там и женщины. Чего это они?
- Камень рассматривают.
- Камень?
- Местная достопримечательность.
Довольный представившейся возможностью переменить тему разговора, Плонский начал рассказывать историю, похожую на анекдот.
Камень был тут всегда, выпирал из недр острым углом высотой в три человеческих роста. Когда-то, еще до поселка, стояла на нем тригонометрическая вышка. Партийные планировщики быстро сообразили, что сам Бог сотворил здесь фундамент для памятника вождю мирового пролетариата, и на плане будущего поселка сразу начертали центральную площадь. Поселок рос, на площади возведены были административные здания, а на памятник все не хватало денег. Тогда по чьему-то велению одну грань камня отшлифовали и на ней выбили бессмертное пророчество: "Поколение, которому сейчас семнадцать лет, увидит новую эру - эру коммунизма. Ленин".
Но вот заварилась демократическая каша, и пророчество лишило покоя новых мечтателей. Сначала срубили слово "Ленин", затем изуродовали слово "коммунизма", оставив только его окончание. И тут же на освободившееся место кто-то мелом вписал слово "паразит". Его затерли. Тогда на это место, уже масляной краской, было вписано слово "бандит". Получилось совсем весело: "Поколение, которому сейчас семнадцать лет, увидит новую эру - эру бандитизма".
- Надпись не раз закрашивали, но она появляется вновь и вновь, сказал Плонский. - Сейчас, наверное, опять. Такую форму у нас приняла политическая борьба. Взорвать камень, что ли?
Гость снова привстал со стула, посмотрел на толпу возле камня, сказал:
- Взрывчатки много надо.
- Много. Да как взрывать? Дома же вокруг.
- А пускай стоит. Позубоскалят, позлятся, да и привыкнут. Пускай привыкают.
- Вы так думаете?
- Не только я. Человека можно ко всему приучить. Вы же смотрите телевизор, слушаете радио. Делайте выводы.
Он сел, поднял бокал, в котором налитое шампанское давно уж перестало пузыриться.
- Выпьем? - обрадовался Плонский.
- Выпьем. И продолжайте рассказывать.
- О чем?
- Вы же не договорили. Золото, что было в бандитском вертолете и что собрали возле того, разбившегося, все цело?
- Двух пудов недостает.
- Тот, сбежавший, унес?
- Возможно. Поймаем, выясним.
- Надеетесь поймать? А если он отречется?
- Не получится. Охранник, что в живых остался, видел его.
- Издалека?
- В том-то и дело, что совсем близко. Опознает.
- А он, этот охранник, сейчас где? Его самого не придется искать?
- Не придется. - Плонский засмеялся. - У него в кармане нашли самородок из тех, что были в вертолете.
- И что же?
- Сидит, суда ждет.
Гость помолчал. И тоже заулыбался.
- Может, и в самом деле, попробовать вашей таежной?
- Обязательно, - обрадовался Плонский.
Поманив пальцем официантку, стоявшую в дверях и все время поглядывавшую в их сторону, он заказал графинчик женьшеневой.
После первой же рюмки скованность, мешавшая Плонскому увидеть в столичном госте своего человека, пропала, и он заговорил откровеннее.
- А вообще-то, не будь я служителем Фемиды, сказал бы: толково придумано. Имей я столько золота, весь район скупил бы. Сейчас только и разворачиваться предприимчивым людям.
Сказал он это не без умысла. Захотелось спровоцировать гостя на встречную откровенность.
Гость посмотрел ему в глаза, прямо посмотрел, не отводя взгляда, усмехнулся одними губами и произнес фразу, на первый прикид загадочную:
- Можно скупить. А можно и не скупать.
- Да?
- Можно просто приватизировать. Со связями прокурора все можно.
Плонский заметил эту якобы оговорку - "прокурора", - обрадованно схватил графинчик, налил по второй.
- Но полтонны золота в кармане не помешали бы.
- Не помешали, - согласился гость.
Он помолчал и сказал неожиданное:
- А того, третьего, надо все же найти. Профилактика в нашем деле - не последнее.
Плонский опять насторожился и опять никак не выдал своей настороженности. Не будь того телефонного звонка, он заподозрил бы столичного гостя в соучастии. Хотя придраться было не к чему. Кому, как не служителям Фемиды, говорить о профилактике. Но тот звонок все менял. Рекомендация оправдывала даже и соучастие.
- Возьмем...
- У меня к вам просьба. Как найдете, сразу не берите, а сообщите по известному вам телефону.
- Если надо...
- И еще одно. Этот охранник, как его?..
- Красюк.
- Этот Красюк тянет на статью?
- Вполне.
- Нам хотелось бы знать, куда его после суда отправят. Это не затруднит?
- Нисколько.
- Я знал, что мы поймем друг друга. - Гость неожиданно встал, протянул через стол руку. - Мне пора, господин прокурор. Нет, нет, не провожайте. У меня своя колымага.
Плонский видел эту "колымагу" - черный "Мерседес" с тонированными стеклами, запыленный, правда, как и все машины, что ездят по таежным грунтовкам. Сверху, с балкона он увидел и черную "Волгу" охраны, устремившуюся следом за "мерсом". Постоял, дожидаясь, когда машины скроются из виду, сел к столу, налил себе рюмку женьшеневой и задумался.
Что ж, дело о краже золота можно закрывать. Катастрофа, несомненно, была организована, и столичный гость в этом деле как-то замешан. Организаторы рассчитывали, что никого в живых не останется. А Красюк уцелел. И смешал все карты. Теперь им надо заметать следы.
У Плонского похолодели пальцы рук от неожиданной мысли, что ведь он тоже теперь замешан. Стало быть...
И снова он подумал о телефонном звонке от старого друга, который значил для него больше, чем генеральный прокурор. Не будь этого звонка...
"Но какой размах! - мысленно восхитился Плонский. - Если уплывшие из рук полтонны золота для него не так уж много значат, то какие же у него возможности!"
"А какие возможности у тебя?" - задал себе вопрос Плонский. И прикинул: прокурором ему, всего скорей, быть. В делах приватизации, на которых он собирался кое-что поиметь, пожалуй, тоже помогут. А от него всего и делов-то - закрыть глаза на то, как будут прятаться концы в воду. Застрелят, зарежут или задушат свидетелей - не все ли равно. Мало ли людей каждодневно убивают. А эти к тому же - бандиты, туда им и дорога. Один из трех, правда, еще в бегах. Но найдется, куда денется...
Есть еще этот, Красюк. Плонский дважды беседовал с ним и вынес убеждение: хитрющий, хоть и дурак, что-то он недоговаривает, скрывает. Всего скорей, знает, куда девались два пуда золота, которых комиссия не досчиталась. При аварии вертолета золото разбросало? Но не два же пуда. Там всю землю вокруг только что не просеивали. Можно, конечно, предположить, что золото унес третий бандит, сбежавший. Но не с двумя же пудами он удирал. По свидетельству очевидцев, бежал он довольно шустро.
Поразмышляв еще над графинчиком таежной настойки, Плонский пришел к выводу, что с Красюком следует поработать. Надо, чтобы его поскорей судили, а потом он, зампрокурора или к тому времени уже прокурор, сделает так, чтобы Красюк затерялся в пенитенциарных дебрях. Затеряется, разумеется, лишь для столичного гостя со странной фамилией Иванов, только для него. А он, Плонский, тем временем что-нибудь придумает, чтобы расколоть хитрого Красюка.
Вытряхнув в рюмку последние капли женьшеневой, Плонский мысленно подвел черту под своими размышлениями: может, для Иванова Ивана Ивановича золото мало что значит, а ему два пуда рыжевья очень даже пригодились бы.
Он оторвал взгляд от опустевшего графинчика и спросил оказавшуюся рядом официантку:
- А? Игра стоит свеч?
- Я не знаю, - растерялась официантка.
- Правильно. Это я знаю. Мне полагается знать.
- Вам еще принести?
