Потом я открыл затвор пошире и заглянул в ствол.
Он был черен, как ночь! Я совсем обалдел, не мог ничего понять. Кто-то из рядовых протянул мне свечу, и то, что я увидел в стволе при ее свете, потрясло меня так, что я чуть не грохнулся с платформы.
А увидел я макушку человека, каштановую кудрявую макушку моего брата Теодора - он сидел там, как крыса в норе!
Я похолодел, руки затряслись, свеча выскользнула у меня из пальцев ударилась о сталь платформы и скатилась на пол. Несколько секунд я стоял неподвижно, затаив дыхание.
Первой мыслью было закрыть затвор и использовать другую пушку. Но потом вдруг кровь ударила мне в голову, стало жарко, а в следующий миг по венам разлилось ледяное спокойствие.
Я запустил руку в канал ствола - проверить, осталось ли там место для снаряда, - и кончиками пальцев даже коснулся волос Теодора. Я убрал руку и повернулся к расчету.
- Заряжаем номер три! - Мой голос звучал ровно и решительно. Поживей! Бирон, ко мне.
Я знал - пушку разорвет изнутри...
Бирон взобрался на платформу позади меня, мы вместе заложили в орудие снаряд, заряд и запал. Канонир спрыгнул, я закрыл затвор и закрутил винты до упора - холодная сталь, казалось, горела под моими ладонями, капли пота катились со лба, от них щипало глаза, но я делал свое дело размеренно и методично.
Приказав Бирону нажать сигнальную кнопку, я поднял обзорную площадку и крутанул рукоятку наводки. Вдалеке я увидел цель: на волнах подпрыгивали лодки с грязносерыми парусами, а справа на берегу, там, где заканчивалась линия укреплений, под флагштоком собрались наблюдатели с биноклями солдаты и штабные офицеры.
Я приник к прицелу, медленно и твердо сжимая правой рукой пусковой рычаг.
- Не спеши, mon vieux {Старина (фр.)}, - донесся снизу голос Бирона.
Внезапно на флагштоке развернулся и забился на ветру голубой флаг. Я отвел рычаг вправо, закрепил его и положил палец на спуск. Потом зажмурил глаза и нажал...
После этого я ничего не видел и не слышал, месье.
В голове будто полыхнуло огнем. Мне сказали, что я упал с платформы и потерял сознание.
Такова моя история. Теперь вы понимаете, почему я отказался называться французом. Это не я убил брата, месье. Его убила Франция. У меня нет национальности.
Я - Жозеф Бонно.
Навестите мою мать, передайте ей то, что я вам скажу: я люблю ее, месье, и люблю своего брата Теодора, но ненавижу войну и ненавижу все национальности - все.
Как только Жозеф Бонно произнес последнее слово, его голова откинулась на подушку, а рука, с угрозой поднятая к небесам, упала на грудь. Я так и остался сидеть на краю его койки, погруженный в размышления над тем, что услышал.
К реальности меня вернул приход доктора Дюмэна.
При виде неподвижного тела, вытянувшегося на простыне, в его глазах мелькнул проблеск понимания. Он приблизился и приложил ухо к груди канонира.
Через несколько секунд доктор выпрямился, печально покачав головой.
- Умер, - тихо сказал он и задумчиво добавил: - Ума не приложу, что могло заставить такого красивого сильного парня свести счеты с жизнью...
