— Ты великолепен, Леон, — расхохотался Манфред, — но если тебя так интересуют подробности жизни посторонних людей, то почему же ты не полюбопытствуешь, где был вчера вечером твой близкий друг?
— И где же ты был?
— В Скотленд-Ярде, — ответил Манфред.
Это сообщение не вызвало у Гонзалеса ожидаемой реакции.
— Скотленд-Ярд занимает очень хорошее здание, — спокойно заметил он, — правда, архитектору следовало бы немного развернуть западный фасад… Надеюсь, тебя там хорошо приняли?
— Да. Им известны мои научные труды об испанском уголовном уложении и в области дактилоскопии. Меня весьма радушно принял начальник полиции.
Манфред был известен в Лондоне под именем криминалиста Фуэнтеса. Они с Гонзалесом привезли в Англию весьма лестные рекомендации от испанского министерства юстиции. Эти рекомендации открывали перед ними все двери.
Манфред прожил в Испании ряд лет, а Гонзалес является уроженцем этой страны. Третий член их содружества, Пойккерт, редко покидал свои сады, раскинувшиеся под Кордовой. Четвертый их товарищ погиб много лет назад…
— Об этом следовало бы сообщить нашему другу Пойккерту, — заметил Леон. — Кстати, сегодня от него пришло письмо. Апельсиновые сады в полном цвету, две свиньи принесли приплод. А ты говоришь о каком-то там Скотленд-Ярде… Так они тебя встретили с распростертыми объятиями?
Манфред кивнул.
— Завтра мы с тобой приглашены отобедать в обществе начальника полиции мистера Реджинальда Фейра. Надо признать, что за время нашего отсутствия лондонская полиция сделала значительные успехи. В особенности дактилоскопическое отделение. Парни там ловкие и сообразительные…
— Погоди, придет времечко и они отправят нас на виселицу, — удовлетворенно заметил Гонзалес.
— Если им это удастся, — холодно бросил Манфред.
Обед в банкетном зале отеля Риц-Карлтон прошел очень мило. Особенно доволен был своим собеседником Гонзалес. Мистер Фейр, человек средних лет, был не только выдающимся деятелем полицейского ведомства, но и человеком, весьма сведущим в своей области, к тому же скромным и обаятельным.
Завязался оживленный разговор, пересыпанный именами светил мировой криминалистики.
— Для профессионального преступника жизнь состоит лишь из чередования сроков тюремного заключения, а краткие промежутки свободной жизни он посвящает новым преступлениям, — сказал мистер Фейр. — Это не мое открытие. Оно было сделано еще сто лет назад. Поэтому так легко бороться с профессиональными преступниками. Но в случаях совершения преступлений дилетантами…
— Совершенно верно, — поспешил заметить Гонзалес, — я всегда утверждал…
Но ему не удалось закончить свою мысль о криминальном дилетантизме, так как в этот момент посыльный вручил мистеру Фейру письмо. Начальник полиции извинился и быстро пробежал глазами бумагу.
— Гм… Словно по заказу, — произнес он, глядя на Манфреда. — Вчера я обещал познакомить вас с нашими методами работы. И вот — не прошло и суток…
Мистер Фейр подозвал лакея и уплатил по счету.
— Случай представляется довольно загадочным, так что, возможно, придется прибегнуть к вашим знаниям, господа.
— Что случилось? — спросил Манфред.
Автомобиль мистера Фейра с трудом пробрался сквозь густое уличное движение у Гайд-парка.
— Труп. Этот человек занимал весьма видное положение в научном мире. Найден при загадочных обстоятельствах. Быть может, вы слышали его имя — профессор Тоблемон.
— Тоблемон? — изумленно переспросил Гонзалес. — Это любопытно! Вы упомянули загадочные обстоятельства. Позвольте и мне сообщить кое-что…
Он рассказал о своей встрече с сыном профессора.
— Я имел удовольствие лично знать профессора и не далее, как месяц тому назад, мне пришлось обедать в его обществе, — пояснил мистер Фейр. — В ту пору у него произошла размолвка с сыном. Профессор был человеком жестким и настойчивым, воля его была непреклонна, он был одним из тех людей, которые считают образцом поведения решительные деяния патриархов Ветхого Завета и вовсе не склонны внимать мягким увещеваниям Евангелия.
Автомобиль остановился у подъезда уютного дома профессора Тоблемона. Видимо, известие о трагическом происшествии еще не стало достоянием гласности, так как возле дома не было видно любопытных соседей.
Дежуривший у дома сыщик проводил их на место происшествия. Лаборатория профессора не представляла собой ничего примечательного — единственное, что бросилось в глаза — это обилие света. Он струился мощными потоками из больших окон и стеклянной крыши.
Всюду стояли широкие рабочие столы. На полках выстроились разнокалиберные склянки с препаратами.
Навстречу вошедшим поднялся красивый молодой человек с печальным лицом.
— Джон Мунсей, — представился он, — племянник профессора. Быть может, вы припоминаете мое имя, мистер Фейр? Я был ассистентом покойного дяди…
Фейр кивнул.
Внимание его было обращено на тело, распростертое на полу.
— Я не прикасался к нему, — сказал молодой человек. — Сыщики, правда, несколько изменили положение тела, чтобы дать возможность врачу произвести осмотр.
Профессор был высоким костлявым человеком. На его лице застыло выражение смертельного ужаса.
— Похоже, что его задушили, — сказал Фейр. — Вы не обнаружили здесь шнурка или бечевки?
— Нет. Впрочем, сыщики высказали то же предположение. Они обыскали всю лабораторию, но ничего подобного не обнаружили.
Гонзалес опустился на колени. Его внимание привлекла обнаженная шея трупа. Ее пересекла синяя полоса, словно шея была перевязана лентой, глубоко врезавшейся в тело. При ближайшем рассмотрении оказалось, что полоска кожи на шее странным образом была окрашена в синий цвет.
Леон перевел взгляд на стоящий рядом стол.
— Что это? — спросил он, указывая на небольшую зеленую бутылку, рядом с которой стояла рюмка.
— Ликер, — ответил молодой человек. — Дядя обычно выпивал на сон грядущий рюмку ликера.
— Вы разрешите? — спросил Гонзалес.
Фейр утвердительно кивнул.
Леон взял рюмку, понюхал ее и внимательно оглядел на свет.
— В этой рюмке вчера не было ликера.
— Следовательно, профессор был убит прежде, чем успел выпить ликер на сон грядущий, — сказал мистер Фейр. — Мистер Мунсей, расскажите нам все, что вам известно о последнем периоде жизни вашего дяди.
Молодой человек с готовностью согласился и, когда все перешли в библиотеку, начал свое повествование.
— Как я уже говорил, в научных исследованиях дяди я принимал участие как ассистент. По утрам он работал в библиотеке, потом уходил в университет или занимался в своей лаборатории. После ужина он снова проводил эксперименты в лаборатории, а затем ложился спать.
— Обедал он дома? — спросил мистер Фейр.
— Как правило, да. Иногда лишь он обедал в клубе Королевского общества…
— Каковы были его взаимоотношения с сыном?
— Они уже давно были не в ладах. Стивен Тоблемон не только мой кузен, но и большой друг, и я сделал все, от меня зависящее, чтобы помирить их, но…
— Но?..
— Год назад дядя сообщил мне, что переписал завещание, сделав меня своим единственным наследником. Я был очень обеспокоен этим решением и тут же сообщил обо всем Стивену. Тот расхохотался и сказал, что если приходится выбирать между грязными деньгами и чистой душой мисс Фабер…
— Помолвка с мисс Фабер была главной причиной их ссор?
— К сожалению…
— Дальше.
— Я пытался воздействовать на профессора, но он был неумолим. Все же мне удалось убедить его снова вписать имя сына в завещание. Но прежде он хотел еще раз поговорить со Стивеном. Они встретились в лаборатории. Я не присутствовал при их беседе, но знаю, что закончилась она крупной ссорой…
— В лабораторию ведут две двери, — сказал Гонзалес. — Через какую из них Стивен прошел для встречи с отцом? Вы разрешите задать этот вопрос, мистер Фейр?
Начальник полиции утвердительно кивнул.
— Он прошел через боковую дверь, ведущую в сад.
— Через нее можно проникнуть в лабораторию в любое время?
— Нет. Ворота в сад вечером запираются.
— Вчера вечером они были заперты?
— Нет. Это обстоятельство сразу бросилось мне в глаза. Они не были заперты, а лишь прикрыты…
— Продолжайте, — сказал мистер Фейр.
— Профессор, видимо, тяжело переживал очередную ссору с сыном? Я употребил все свое красноречие, чтобы уговорить его послать Стивену телеграмму с предложением встретиться еще раз. Профессору было нелегко решиться на этот шаг, потому что в вопросах наследственности он был фанатичен и неумолим…
— Наследственности? — перебил его Манфред. — Вы имеете в виду наследственность мисс Фабер?
— Я, право, не знаю ничего определенного, — Мунсей пожал плечами, — но профессор от кого-то узнал, что ее отец умер в больнице для алкоголиков. По-моему, это сообщение было лишено оснований…
