— Что вы, — замахал руками старичок. — Это уж вы меня извините, старого невежду. Знаете, я-то в кино бываю редко. Да и телевизора у меня нет. Он поглощает столько времени! Но поверьте, знаменитостям мы всегда рады. Поэтому, милости просим!
— Нет! — дружно выкрикнули мы с Вано. И были готовы уже сорваться с места. И мчаться со всех ног. Подальше от этого рая. Который мне все меньше нравился.
— Вы нам отказываете? — обиделся учитель. И тут же печально вздохнул. — Но, боюсь, у вас нет выбора. И вам недельку придется здесь отдохнуть.
— А разве этот же автобус не отправится назад, в Джеркой? — с плохо скрываемым страхом промычал Вано.
— Увы. Только через неделю. Такой здесь порядок.
— Ну, в таком случае, мы на попутках, — уже решительно заявил я.
— Тоже, боюсь не получится, — еще печальнее вздохнул Модест Демьянович. — Мы уже давно переехали ту зону, где свободно ходят автомобили. Я же вам объяснял, что к нам никто не заглядывает. Да через часок мы будем на месте.
— Но у вас… У вас же есть автомобили! Хоть у кого-нибудь! Или это тоже противоречит вашему миропониманию? — не унимался я.
— В некотором роде — да. Знаете ли, задымленность, выхлопные газы. У нас безупречно чистое экологическое пространство. Правда, мэру положена машина, не буду лгать. Но она давно в ремонте. Да и к чему она? Автобуса вполне достаточно.
— А если какое-нибудь ранение, смертельный случай, катастрофа, землетрясение, черт побери! — уже почти кричал я.
— Ну и что? — невозмутимо ответил учитель. — У нас прекрасная клиника. Прекрасная прокуратура. Прекрасная спасательная служба. У нас все. Повторяю. Абсолютно все есть. И все на высочайшем профессиональном уровне. Вы еще сможете в этом убедиться. Нам чужого не надо. Наш поселок, если хотите — это и город, и государство. И мы не посягаем на чужие границы. И в свою очередь никто не трогает нас. Это своего рода соглашение. И нас оно вполне устраивает.
Вот так влипли! Неужели здесь придется торчать еще неделю! Только этого не хватало.
— И все-таки мы попытаемся взять машину у мэра. Если надо, я сам ее починю.
— Ради Бога! — умиленно проворковал учитель. — И все-таки меня, старейшего жителя поселка обижает, что вы, столь уважаемые, столь талантливые люди отказываетесь принять наше приглашение. Поверьте, эту честь мы оказываем не каждому.
— Охотно верю, — недовольно пробурчал я.
— Но мы бы обошлись и без этого, — довольно резко ответил Вано.
Создавалось ощущение, что мы в ловушке. Правда, пока что не верилось, что из нее нет выхода. Это же не каменный век!
Мы с Вано демонстративно откинулись на сиденьях. Давая понять, что разговор закончен. Впрочем, злиться нам было не на кого. Кроме самих себя. Разве мы не мечтали вырваться из сумасшедшего города? Из надоевшего круговорота работы! Разве мы не подыскивали самое экологически чистое и самое нравственное место на земле. Что ж! Мы вполне могли себя поздравить. Мы его успешно нашли.
Через несколько минут мне стало жаль и старичка, так гордившегося своей маленькой родиной. И библиотекаршу, так искренне восхищающуюся моим талантам. В конце концов не они же силой нас сюда затащили. И они имеют права устраивать свою жизнь по своему разумению. Кого волнует, что это не устраивает меня. В конце концов неделя отпуска это еще не весь отпуск. А поправить здоровье нам тоже не помешает.
— Ладно, Вано, — подбодрил я товарища. — Не на всю же жизнь. В конце концов это нам хотя бы поможет глубже разобраться в природе преступности. Вернее, в причинах ее отсутствия.
Вано ничего не понял. И хмуро промолчал. Он менее моего был склонен к альтруизму и смирению.
Старичок, услышав меня, обернулся. И часто заморгал ресницами. Ему так хотелось поболтать. Мне в очередной раз стало его жаль. И я приветливо ему кивнул. Он с готовностью начал беседу. Если бы я не понимал, что он просто старый интеллигент, я бы подумал, что он просто старый сплетник. С богатым словарным запасом.
— Напрасно вы так, Никита… Это, наверно, моя вина. Я вас почти напугал. Я же понимаю, вы люди молодые. Но поверьте, я могу даже поклясться. Что у нас вам скучать не будет! Разве, чтобы не скучать, обязательно напивается или посещать сомнительные заведения?
— Не обязательно, — на всякий случай согласился я, хотя не во всем был согласен.
Меня тоже раздражали и игорные дома, и ночные клубы, и публичные притоны. Более того — я был их ярым противником. Но меня всегда настораживала и чрезмерная чистота и стерильность. За которой всегда обязательно что-то скрывалось. Как правило, далеко не чистое. И не стерильное. Мне гораздо симпатичнее были обычные люди со своими слабостями и ошибками, нежели холодные манекены. Но вслух я об этом не сказал, решив не перечить Модесту Демьяновичу. И заметил, что тоже терпеть не могу увеселительные мероприятия. Предпочитая узкий круг людей.
— Вот и замечательно! Вы познакомитесь с прекраснейшими людьми! Более того, вы познакомитесь с одним гением! О, это человечище в науке! Он в некотором роде скрывает свое пребывание здесь. Вы знаете, он стоит на грани величайшего открытия века! И поверьте мне, скоро его имя прогремит на весь мир! Впрочем, вы вскорости сами от него все узнаете!.. Но он не единственный! Какой замечательный человек — муж Ларисы Андреевны! Он кстати, коллега вашего друга. Юрист. Не менее — ученый. Каждая его лекция — маленькое произведение искусства. Кстати, сегодня же вы сможете в этом убедиться. Ну, а взять нашего мэра! Разве не его стараниями, его усилием, терпением и неуклонным следованиям традициям Жемчужный является едва ли не единственным в стране, если не в мире, местом, где можно жить без страха и опасения не только за свое здоровье, благополучие. Но и быть уверенным в нравственности своего ближнего. И любить своего ближнего. Искренне любить. Вот вы, Ник, положа руку на сердце, часто встречали на своем жизненном пути людей, в которых можно быть уверенным до конца? Молчите. Я так и знал.
— Да, Модест Демьянович, я не раз сомневался в людях. Но это не значит, что я их не любил. Даже когда они совершали ошибки. Возможно. На ваш взгляд, безнравственные поступки. Но я их старался понять. У меня же создается впечатление, что вам трудно понять тех, кто на вас не похож.
— И в этом вы не правы! И тоже сможете убедиться, побывав у нас.
— Значит и у вас не так уж все гладко? — я с любопытством взглянул в светлые глаза учителя.
— Но вы же боитесь безупречной жизни, Ник. Поэтому я и пытаюсь вам втолковать, что и у нас не все уж так безупречно. И мы пытаемся понять тех, кто не всегда следует моральным принципам. Более того. Не просто понять. Простить. И перевоспитать. Ведь истина, согласитесь одна.
— Неужели? И вам знакома ее формула?
— Я думаю, она знакома всем. Но не каждый — даже себе — признается в этом. Абсолютное знание истины накладывает на человека определенные обязательства. А именно — следовать ей. Но не всякому этого хочется. И люди стараются доказать и себе, и другим, что есть множество других истин. И одновременно находят множество опровержений истины, единственной и настоящей.
— И кто же если не секрет в вашем кристально чистом Жемчужном пытается эту абсолютную истину опровергнуть?
— Тут далеко ходить не надо. Вот эта заблудшая овца, — и старичок кивнул на человека, сидящего впереди нас.
Этот парень за всю поездку не проронил ни словечка. Ни одним движением не привлек к себе внимания. Так, что я даже на время забыл про его существование. А теперь оказывается, что он — основной ниспровергатель единственной истины. Может, он не такой уж плохой парень на самом деле? Как ни странно, но мне, уже год копающемуся в криминальной грязи, все равно были симпатичны люди ошибающиеся. Конечно, если они не законченные подлецы.
— Видите его, Никита? Вот он такой всегда. Угрюмый, со злобным недоверчивым взглядом. Словно всегда смотрит на вас, а в кармане держит кулак. Заранее предполагая, что вы этот кулак можете и заслужить. Его так у нас и прозвали Угрюмый. Знаете, многие уже плохо помнят и имя его, и фамилию. Просто — Угрюмый. Согласитесь, прозвище прилипает не просто так. Когда человек фактически теряет свою индивидуальность. И остается лишь обобщенное понятие.
— Но в таком случае, что ему делать в вашем поселке. И зачем он вам нужен?
— И это не такой уж простой вопрос. Он уехал с нашего поселка сразу же после окончания школы. Что-то его видите ли здесь не устраивало.
— Ну, это вполне логично. Он, возможно, хотел продолжить учебу. Или у вас учения тоже не почитаются? Ведь они зачастую ведут к моральному разложению. «Собрать бы книги все, да сжечь».
— Ну, зачем столько иронии, Никита. Ведь вы уже знакомы с нашей библиотекаршей. И знаете с моих слов методы ее работы. И потом… Разве я не упоминал, что у нас есть и колледж, и университет. Где работают прекрасные специалисты.
